з египетского похода привез Наполеон, разграбив что-то в долине Фараонов, а потом, после победы, французы подарили их Александру Победителю. Потом они отошли к принцессе Ольденбургской и пропали при разграблении усадьбы в семнадцатом году. В тридцать втором году один из камней был изъят у крестьянина Ситника Ивана Филимоновича при попытке сбыта через торгсин, а второй, по признанию оного крестьянина, достался при дележе награбленного его земляку Плиеву Петру Владимировичу.
Плиев был осужден тремя годами раньше за убийство зубного врача. Трижды пытался бежать, неудачно, и был освобожден лишь летом пятьдесят третьего, после чего из документов исчез – паспорта не получал, среди прописанных на территории СССР не значился. Проживали и Ситник и Плиев в деревне Маклок, жители которой были расселены после войны в связи с предполагавшимся затоплением местности при создании водохранилища на реке Дон. Правда, водохранилище до деревни не добралось, проект изменили, но возвращать людей обратно не стали. В деревне Маклок второй год работает экспедиция кафедры краеведения под руководством доцента Одинга Вадима Сергеевича.
Помогал мне работать с базой данных системный оператор – система в процессе отладки, то и дело виснет. На следующий день после поиска оператор этот погиб. Выпал с девятого этажа, с балкона собственной квартиры. Я решил сам присмотреться, взял путевку на университетскую базу отдыха «Веневитинов кордон» и приехал.
Что, помимо меня, интересуются краеведами, стало ясно сразу. Один за другим умирают люди, после смерти аспиранта я понял, что интерес этот особенный. Рогова убил ликантроп…
– Кто?
– Оборотень. Человек, воображающий себя волком или иным зверем и в таком состоянии способный мобилизовать все скрытые силы организма. Обычно для этого применяются наркотики или ритуалы самогипноза. Или то и другое вместе. Мальчик, что обнаружил тело доцента, нашел и нож посреди пня. Я осмотрел место. Там действительно оказался каббалистический знак «мутабор». Оборотень должен вонзить в пень нож, прыгнуть с кувырком – тогда он «превращен». Для непосвященного нелепица, но ликантроп верит и в вере обретает силы. Мальчик вытащил нож и спрятал. Теперь оборотень не мог выйти из транса – или думал, что не мог, что одно и то же. Следовательно, среди нас был человек, считавший себя волком, притворявшимся человеком. Такая сложная конструкция получилась. Бывает, знаете ли. Известен прецедент с шефом жандармов графом Орловым. Оборотничеством у нас давно интересуются, давно…
Оборотнями занимаются наши родственнички по бабкиной линии. Знаете, один такой ликантроп может держать в страхе целый город или область. Иногда это очень удобно для определенного рода целей. Возможно, подумал я, родственнички и послали сюда своего агента-оборотня на поиски рубина, и тот делает свое дело максимально эффективным образом. Эффективным – в понимании ликантропа – с трупами и кровью. Осматривая место превращения, я нашел тело Зины Лубиной, она тоже, без сомнения, стала жертвой оборотня.
– Я чувствовала, что с ней что-то случилось… – Алла посмотрела на чайную коробочку.
– И на оборотней бывают охотники. Уничтожить маньяка, терроризирующего округу, да еще найти бесценный камень – любому из внучков бабки польза была бы. Политический капитал.
Оборотень это предвидел и приготовил двойника, Муратова. Приучил его к галлюциногенам, вытяжкам из мухоморов и трав. Привыкание возникает быстро, быстрее, чем к героину. Муратову грезилось, что он свирепый, могучий хищник. Оставалось только ждать, отыщут ли краеведы рубин.
«Голая изба» оказалась жильем Плиева. Кстати, он там, в подполе, и лежит. После освобождения из лагерей он вернулся в заброшенную деревню, опускается в подпол и попадает в газовую ловушку. Подъем грунтовых вод…
Итак, Муратов, которого оборотень снабдил противогазом, спускается, находит рубин…
– А если бы там не было рубина?
– А может, и не было. Не знаю. Плиев мог ведь и просто деньги зарыть, золото… По наущению оборотня он идет к вам, Алла. Чтобы попытаться вас убить. При любом исходе считали бы, что остальных убил тоже он, Муратов… Оборотень оказался прав – на него здесь действительно охотились.
– Вы?
– Нет. Правда, я убил его.
– Кого?
– Кладовщика, Степана Кузьмича. Но я до самого последнего момента был незрячим котенком. Настоящий охотник все знал, все предвидел и ждал в засаде, предоставляя дурачкам вроде меня бегать и суетиться.
Петров откашлялся. Лекторам стакан минералки дают или чая. Он потянулся к стакану. Наконец-то остыл.
– Я думаю, что охотник был из той же конторы, что и оборотень. Охотник подыгрывает кладовщику, Муратову, пугается убийств, ахает и охает, а сам сверяется с графиком операции, контролирует ее ход. Муратов думал, что идет убивать, а шел – быть убитым. Вы забрали у него рубин и устраняете отыгравшего положенное второстепенного актеришку.
– Ну, Виктор Платонович, вы того… Засочинялись.
– Служба такая. Заподозрил я вас случайно. Подглядел, как вы варево пили вместе с Муратовым. Вырвало, пардон, только вас. А мышатник для того и добавляют, чтобы рвоты не было. Значит, вы заранее приняли рвотное, чтобы не травиться адской смесью.
– Просто у меня желудок слабый. Других улик нет?
– А вот, на столе. Аромат апрельского «Лунцзиня» непривычен для нас, посторонний запах распознать трудно. Но можно. Что-то к чаю вы подмешали. Верно?
– Я? Подмешала?
– А вы разубедите меня. К своему стакану тоже ведь не притронулись. Отпейте и посрамите меня.
– Нарочно не стану.
– И не надо. Есть ведь и вещественное доказательство – рубин, что нашел Муратов.
– Где же он?
– Здесь, надеюсь. Вы позволите? – Петров запустил пальцы в коробочку с чаем. А как ошибся? Нет. – Вот и находка!
Опрокинутая свеча не успела упасть на пол, а Петров уже скрутил Аллу. Девочка она сильная, обученная, но весовые категории уж больно разные.
– Нехорошо. Чай разлили, свечу загасили. И вообще, компрометируете высокое звание чекиста… Раз уж так вышло, давайте-ка посмотрим, только больше не шалите так. – Петров накинул одеяло на окно, закрываясь от лунного света. – Видите?
На столе мерцал красный огонек.
02:10
– Что вы собираетесь делать? – Голос усталый и старый.
– Огонь зажгу. – Петров чиркнул спичку, поискал на полу свечу. – Уютнее и пристойней.
– Ладно. Вы убили оборотня, я нашла камень. Договоримся?
– Алла, вам не кажется, что всего этого можно было избежать? Одинг, Зина, Муратов, аспирант, наш системный оператор, Малахов…
– Кладовщика не забудьте. Слушайте, не стройте из себя праведника. Некробиологические структуры, как же. Охотники на мертвецов, ночная стража, вот ваше прозвище. Зря не назовут.
– Всяко бывает. – Петров держал рубин на ладони. – Что же вы посоветуете?
– Разойдемся по-хорошему. Вы пьете чаек и спите до утра, в чае действительно снотворное.
– Что ж тут для меня хорошего?
– Убитый вами оборотень не последний в конторе. Себя не жаль – о семье подумайте.
– Это вы зря. – Петров протянул стакан женщине. – Пейте.
– А если не буду?
– Просто оглушу. Мне уходить нужно, а вы мешаете. Сотрясение мозга, оно в кино быстро проходит, а в жизни…
– Уйдете, и дальше?
– Как получится. Начальству виднее.
– Начальство-то у нас в конечном счете одно.
– Может быть. Да мы разные. Так пьете?
– Черт с вами. – Она жадно осушила стакан. – Видите? Безвредное снотворное. Пользуйтесь беспомощностью дамы… – Алла медленно осела на пол.
Не обращая на нее внимания, Петров начал собираться. На велосипед, и тишком, кривыми дорожками.
03:00
Пора, пора уходить. И насчет начальства нужно подумать, Алла права.
Перед рассветом в лесу особенно темно.
Часть пятая. Оборотень
– Говорите только о приятном или самом обыденном, о пустяках. Болезни, смерти, пожары пусть остаются за порогом санатория. – Врач повел рукой, и накрахмаленный халат, слегка тесноватый, сделал движение натянутым, нарочитым.
– Хорошо, хорошо, – закивала, соглашаясь, мать. – У нас ничего дурного и не случилось, жук колорадский, правда, расплодился. Все лето собирали, давили…
– Про жука можно, но не более. Лечебно-охранительный режим. И вот еще: вы какую-нибудь литературу привезли? Газеты, журналы, книги?
– Нет. А надо было?
– Именно что не надо. Любой здоровяк от наших новостей в тоску впадет. Мы специальные стенды организовали с вырезками из свежей прессы – про хорошее. И книги у нас есть, и кино показываем доброе. В основном старое, да…
– Везде бы так, – вздохнула мать. – Включать телевизор страшно, особенно к ночи.
– Мы и не включаем. Что в сумке у вас? Продукты?
– Я помидоров привезла ему, яичек…
– Много?
– Десяток. Да они свежие, третьедневные, куры у нас свои.
– Колбасы, консервов нет?
– Нет-нет, я знаю, нельзя.
– Хорошо. Хотя напрасно, питание у нас отличное, я бы сказал – гвардейское. Лейб-гвардейское! – Толстый палец указал в потолок. – По старым цековским нормам. Это же цековский был санаторий.
– Спасибо, спасибо, – по привычке поблагодарила мать и искательно, робко глянула в лицо доктору. – Мне бы Бореньку… Поезд… – Она сбилась, затеребила ручки сумки, коричневой, в мелких трещинах.
– Сейчас у него прогулка. Вас проводят. И помните – позитивные новости, отличное настроение, оптимизм – главное лекарство.
Полный, массивный санитар – или фельдшер? – разбери поди, наверное, больничное ест, от Бореньки, – вывел ее в парк. Сосны под солнцем пахли светло, ясно, и ветерок с моря чудный. Замечательный санаторий. И дорогой. Она видела объявление в кабинете врача, о продаже путевок. Для богачей, кому еще осилить столько? Но Бореньке бесплатно, от администрации. Это сколько же выходит – за три срока? – она зашевелила губами, подсчитывая, но санитар удивительно легко для его сложения тронул за плечо, указал на широкую спину: