Поредели тучи, скоро рассвет. Получается, они провоцируют объект на агрессию и представят дело так, что сотрудник лаборатории НС не справился со своим, именно своим подопечным, тот вырвался на свободу, убил опекуна и многих неповинных жителей поселка Сосновка. Будет расследование, и санаторий повесят на Лабораторию. Значит, санаторий они решили прикрыть. Место неудобным стало, или деньги выходят. Страна большая, деньги новые найдутся, а место все одно засвечено, жив Петров или нет.
Впереди в рассветных сумерках замаячила сгорбленная фигура. Осторожно, присмотреться нужно.
Петров перешел на шаг, восстанавливая дыхание.
Нос обнюхивал асфальт, выискивая последние крохи, просыпавшиеся из табакерки.
– У-уххо, у-уххо. – Низкое, басистое ворчание, полное довольства, почти блаженства.
– Вкусно, Михась, вкусно. Давай вставай. – Петров поднял табакерку, липкую от слюны.
– Ага, – согласно мотнулась голова, тело напряглось, выпрямляясь.
Сейчас препарат разнесется с кровью, проникнет в мозг и на минуту восстановит старые связи.
– Ты меня ясно слышишь?
– Да.
– Как себя чувствуешь? – Петров оглянулся. Те вышли из машины, шестеро плюс шофер. У Николая – видеокамера. Фиксируйте, фиксируйте.
– В голове шумит. – Речь гнусавая, неразборчивая. – Где я?
– Не помнишь?
– Какие-то собаки, люди… Потом… Держали в камере… или клетке… А в соседней были… было… Или это сон? – Он уставился на свои руки. – Что это? Что это со мной?
– Сейчас все пройдет. Что ты видел, вспомни!
– Это сон, кошмар… – Он посмотрел на Петрова. – Знаешь, ты отойди подальше. Я себя… Отойди.
Зазвенел, зажужжал зуммер, шлагбаум опустился. Красный свет мигнул и загорелся ровно, долго. Идет поезд четыре семнадцать.
– Вспомни, что ты видел?
– Погоди, погоди… Это – мои руки? Это я? – Он затряс головой. – Я?
Всё. Не достучаться. Последняя попытка мозга бороться с новыми структурами провалилась.
– Михась! Михась! – Но Михася уже не было. Сначала нерешительно, словно во сне, на него двинулся – кто? Кем он стал, Михась Гришин, сорока двух лет, специалист по наладке силовых установок, дважды подвергавшийся заражению изотопами, что, в конце концов, привело к активации альтернативных механизмов выживания.
Первый прыжок неточный, пробный. Трансформация не завершена, для полного завершения требуется несколько дней и пластический материал – например, он, Петров.
Быстрым рывком он обогнул Михася. Тот зарычал недовольно, развернулся и потрусил вслед Петрову. На старых ресурсах двигается.
Петров выбежал на железнодорожное полотно.
Снимайте, снимайте.
Даже на рассвете паровозный прожектор светил ослепительно, яростно, но ни гудка, ни скрежета тормозов. Зазевался машинист или спит. Сейчас, подвести под колеса – и в сторону.
Он оглянулся.
Тот, сзади, остановился и сел, сгорбясь, на подрагивающий рельс.
Петров спрыгнул с пути.
Паровоз наконец заревел – оглушающе, мощно, но фигурка еще более съежилась, припала к рельсу, не уходя.
Может быть, еще действует снадобье из табакерки, и Михась наконец вспомнил, кого видел в камере рядом.
Состав – короткий, в шесть вагонов, прогрохотал мимо. Тормозить будет километр, не меньше. Как раз к остановке. Может, попытаться вскочить на тормозную площадку? Не успеть. И не дадут.
Петров выглянул из-за насыпи. Охранники, с автоматами наизготовку, приближались – веером, обходя с флангов. Это они называют охватом.
Четыре человека. Николай и доктор у фургона. Шофер. Всего семеро. А патронов девять.
Он снял пистолет с предохранителя.
Порядочный человек обязательно пару раз выстрелил бы в воздух. Ну уж нет. В другой раз, может быть. Которого не будет.
Часть седьмая. Одиночка
Я сидел у телевизора, в полудреме, а по ту сторону экрана кипели страсти. Показывали шпионский фильм, шестую серию, и все предыдущие смотрелись так же, сквозь сон, вперемешку, поэтому выходило довольно любопытно – в герои постоянно попадали знакомые, сам я тоже нет-нет да и мелькал на заднем плане. Зазвонил телефон. Посетовав, что не перевел его на автоответчик, я очнулся, убедился, что на экране события развиваются иначе, чем мне грезилось, и поднял трубку. Оказалось – дядя Иван. Из вежливости осведомившись, не сплю ли я (так и подмывало ответить – сплю), он попросил об одолжении. Шефской помощи села городу.
Звонил дядя Иван редко, а просил о чем-либо еще реже. Пришлось согласиться. Собственно, это и не просьба была, а просьбишка, пустяк. У его сына, а моего, стало быть, двоюродного брата Петьки срывалась летняя практика. Петька был студентом хорошим, почти отличником, вел даже какую-то научную работу, что для наших дней диковинка, и обязанностями своими манкировать не любил. А срывалась практика из-за ерунды – университет остался без транспорта. То есть не то чтобы совсем без оного, но вот именно Петькину группу вывезти было не на чем – три месяца высшая школа не получала средств, а какая копейка перепадет, то тут же и пропадет. Петька вспомнил обо мне и пообещал руководителю практики, что транспорт будет.
Убедившись, что отказа не последует, трубку взял сам Петька. Он проинструктировал меня – что, где, когда и куда, и пожелал спокойной ночи.
Я положил трубку, переключил наконец телефон на авто и раскрыл свой блокнот. Поручением меня озадачили на послезавтра, понедельник, и нужно было организоваться так, чтобы и клиенты остались довольны, и дядя Иван с университетом. Последнее время дела шли сносно, и я мог себе позволить доброе и бескорыстное дело – но не в ущерб делам корыстным. Пришлось раскрыть карту – практика у Петьки была в районе, который я знал плохо. Неподалеку от Глушиц, сказал Петька. Получалось плечо в сто километров, плюс это неподалеку. Обернемся.
Шпионские страсти тем временем кончились победой «синих» (я перестал делить мир на своих и чужих: первых очень уж мало, а вторые – часто вчерашние первые), на смену рыцарям плаща и кинжала пришли музыканты. Я поспешил выключить телевизор. Воскресенье обещало быть тяжелым, и мне следовало поберечься.
Свое обещание воскресенье выполнило – спидометр моего Чуни показал триста сорок километров. Триста сорок оплаченных километров, очень и очень неплохо. Чуня – это грузовик, ЗИЛ-130, кормилец последних лет. Два года назад я подзанял денег и купил его у одного председателя одного колхоза. С тех пор у меня очень мало свободного времени, но без хлеба не сижу. Всегда кому-нибудь требуется отвезти в ремонт холодильник, на продажу картошку или мясо, переправить из города купленную мебель, а стройматериалы, а лес… Общедоступное грузовое такси нужно селу не меньше газет, электричества и оспопрививания. С гордостью замечу, что заказчиков своих я не подводил и потому заработал определенную репутацию. К вечеру воскресенья эта репутация отозвалась ломотой в теле и гудением в голове – тем, что называют приятной усталостью. Но все же я прежде вычистил и вымыл Чуню, а уж потом себя. Скотина, она ласку любит, на нее отзывчива.
Я верю в предзнаменования, особенно дурные, но в ту ночь сны мне снились самые банальные, и понедельник я встретил в полной безмятежности. Оно и к лучшему.
Ровно в восемь утра я высадил на городском рынке десант, старушек, торгующих по мелочи – сотней-другой яиц, парой уточек, редиской и прочими плодами праведных трудов. В восемь двадцать я въехал во двор красного корпуса университета.
Студенты грузились споро, Петька представил меня руководителю группы и тоже начал ставить в кузов ящики с надписью «Осторожно! Стекло!».
– Вас, значит, пять человек всего? – спросил я более, чтобы разговор завязать. До пяти я считать умею, даже дальше могу, если понадобиться.
– Двое заболели, получается действительно пять. Со мной.
– А куда едем?
– Да старая деревенька около Глушиц, Шаршки.
– Не слыхал.
– Там еще речушка есть, Шаршок.
– Маленькая, наверное.
– Да, почти пересохла. Эй, ребятишки, вы там поаккуратнее. – Извинившись, руководитель сам запрыгнул в кузов наводить порядок. На слух, ничего не разбилось. Помощи моей явно не требовалось – голов много, рук еще больше, не баба Маня к сыну в город переезжает.
Минут через пять руководитель вернулся и догадался представиться:
– Камилл Ахметов, докторант кафедры почвоведения.
– Очень, очень приятно. Виктор Симонов, извозчик грузовика. – Так я переиначивал утесовского водителя кобылы. – Интересная работа предстоит?
– Обычная. Сбор и анализ образцов почв.
– На предмет?
– Химический состав и все такое. – Докторант был не расположен обсуждать со мной детали научного творческого труда. – Да, кстати, – он залез в карман джинсовой куртки, – мы с вами можем расплатиться бензином. – И вытащил талоны городской администрации.
Признаться, я был немножко разочарован. Бескорыстное дело переставало быть бескорыстным. Ничего, в другой раз наверстаем.
– Можем ехать? – вежливо осведомился докторант.
– Секундочку. – Я развернул карту. – Шаршки, Шаршки…
– Любопытная у вас карта, – заинтересовался Ахметов.
– Без нее никак. – Карта была действительно замечательная, трофейная, из тех, что дед с войны принес. Немецкая, подробная, честная. Наклеенная на ткань, кажется коленкор, она много лет пролежала в сундучке, пока я случайно на нее не наткнулся. Наши, сусанинские, способны с ума человека свести. Деревенские хорошо знают округу на пять верст, сносно на десять, а дальше – чушь и дичь. Накружишься, бензину нажжешь…
– Вот они, Шаршки.
Я заглянул в кузов. Ребята сидели на откидных скамейках, груз лежал основательно.
– Жарко?
– Есть немножко, – ответил Петька; остальные согласно закивали.
– На ходу прохладнее станет. – Тент действительно раскалился. Зато случись дождь – сухими будут.
Я закрыл дверцу заднего борта, соскочил с лестничной ступеньки.