Высохло море. Напрочь. Извлечь из этого урок и не пускать воду в песок, то бишь не писать лишнего. Заранее знать, что лишнее, – привилегия гения, а я студент-могильщик. Золотоискатель. Тетрадь у меня толстая, большая, хватит до конца практики. И ручка с толстым стержнем, немецкое качество, пишет и пишет. Пусть отдохнет.
15 июня
Работаем. В глазах рябит от клякс. Разные-разные, голубые, красные. Красных мало, и потому ребята бурят без роздыха. Азарт охватил, алчба. И я с фильтровальными бумажками, как гадалка. Приходится камушками придавливать, а то дунул ветерок, и я минут десять разыскивал листок. Можно как рационализаторское предложение оформить и внести дополнение в наставление – насчет камушков.
Старуха смотрит издали, но не подходит. Не кричит, не бранится. Словно ждет чего-то. Наверное, тревожится, не разорят ли эти городские могилки близких.
16 июня
Теперь и я слышал стук, о котором Андрюша говорил. Звук через стойку лежака передается, если головой к лежаку прижаться, то четко слышно – тук… тук… Будто камнем о камень стучат, а земля разносит. Загадка, понимаешь ли, природы.
Поутру все загадки забылись, поели наскоро, и за работу. Жара стоит, как и обещали. Печет, загар просто африканский. Предусмотрительный Андрюша пользуется особым маслом, якобы загар пристает, а ожогов не будет. А мы так, по-простому. Утром в речке вода парная, ласковая.
Листки бумаги на жаре сохнут быстро, я навострился и анализирую пробы почти спинным мозгом, на автопилоте. Но все равно хлопотно, больно резво трудятся молодцы.
Я тоже вхожу в раж, радуюсь красненьким кляксам и ненавижу синие.
17 июня
Копаем…
18 июня
Чувствую, катастрофически начал глупеть. И худеть тоже. Есть никто не хочет, на ходу урвет кто чего может, и бегом-бегом. Копаемся до сумерек, лишь темнота загоняет нас на стоянку: можно не найти кусочка золота. Всё зубы, мосты.
Радио слушаем вполуха, говорить ни о чем ином, кроме как о новых точках, не можем. Получается, что за день мы успеваем аккурат и проб набрать, и раскопать те точки, на которые показал анализ Фельдмана. Золотое сечение. Камилл доволен.
19 июня
Сегодня захотелось написать без самопонукания. Наверное, потому, что есть о чем. Весь день копали, словно комсомольцы из старого кино, беззаветно и преданно. На выходе из кладбища Сергей натолкнулся еще на одно захоронение. То есть это мы так думаем, что захоронение. Тяжеленная гранитная плита, но надпись, кто там внизу, сбита. Надо было потрудиться, однако Камилла это место не заинтересовало: без даты цена ему грош – для науки. Но уж больно массивна плита. Над голью перекатной такую не ставят.
– А почему за оградой закопали? – спросил Валька. Он еще сохранил живость и любопытство.
– Мало ли… Артистов, говорят, хоронить нельзя было на кладбище, самоубийц… – Камиллу не хотелось, чтобы мы отвлекались, но академическая натура брала свое.
– Еще когда неправославные. Евреи, татары… – Сергею место понравилось. – Мы ковырнем, а?
– Ладно. – Камилл не стал спорить. Действительно, долго ли нам с обретенным мастерством.
Как выяснилось – долго. Только мы принялись за плиту – она оказалась почти неподъемной, – как прибежала старуха.
– Чего это вы? – спросила она Камилла, сразу признав в нем старшего.
– Мы, бабушка, государственную работу исполняем, – напирая на «государственную», ответил Камилл. Деревенские люди государству перечить опасаются.
– Какую же такую государственную? – не отступалась бабка.
– Специальное поручение, – применил еще одно волшебное словосочетание Камилл.
– Крушить кладбище? – не поверила старуха.
– Кладбище признано недействующим. А мы отбираем специальные пробы на анализы. По заданию облисполкома, – специально для старухи вспомнил слово Камилл.
– Ну и ройтесь на кладбище. Сюда-то зачем вас понесло? – Старуха серчала.
– Да тут ваши родные лежат, бабушка?
– Родные? – Старуха заколебалась, даже скривилась как-то. – Родные?
– Хорошо, бабушка, – не стал дожидаться определенного ответа Камилл. – Если вы настаиваете, то это захоронение мы не тронем. Но больше вы нам не мешайте. Мы ведь люди подневольные, нам что начальство приказало, то и делаем.
– Вы делайте, только душу поимейте. – Старуха, похоже, удовлетворилась ответом, и ворчала больше для острастки. – Не для вас хоронили, не вам и открывать…
– Все, бабушка, все. Не трогаем вашу могилку, не обижаем друг друга. Ну, ребята, пошли.
И мы ушли. Понимали, что не след из-за одной могилы шум затевать. Еще нажалуется старуха. Да и полно могил вокруг.
Это я по дурной привычке за всех расписываюсь – понимали, понимали.
– Наверное, богатенькая могила… – начал Сергей.
– Плита знатная. – Валька любил вставлять «деревенские» слова: зеленя, купыри, мы тут промеж себя погуторили…
– Не стоит нарываться. – Я действительно не хотел неприятностей.
– Так мы культурно, незаметно. Ночью снимем плиту, возьмем пробу и аккуратненько на место положим. Может, пусто внизу, одни кости.
– Спать хочется. – Время было еще не позднее, но спать действительно хотелось. Мне.
– Плита тяжелая, а то бы мы тебя не звали. – Сергею действительно хотелось посмотреть, «что внутри». Каприз гения. Но остальные его поддержали – за исключением Камилла. Тот сидел в сторонке и делал вид, что это его не касается. Наверное, тоже разбирало любопытство. Или корысть.
– Посидим да пойдем. Долго ли умеючи… – Андрей положил мне руку на плечо. – Пустяки все это, мелочь. Глядишь, еще на десяток-другой баксов богаче станем. – Говорил он насмешливо, но намерения его сомнений не вызывали. – Сходим, чего уж…
Мы посидели, подождали, пока луна не встала повыше. С таким же успехом могли бы копать и днем – света хватало, и, будь старуха начеку, непременно бы нас засекла. Но она нам поверила. Деревенская…
Даже вчетвером мы едва отвалили плиту – поддели ломами и, орудуя ими, как рычагами, сдвинули в сторону.
Мы установили бур и начали ввинчиваться в землю. Неглубоко ушли, на полметра. Скрежет, слышный и сквозь землю, отозвался в зубах.
– Гравий, – догадался я.
– И нельзя дальше? – Валька торопился побыстрее разделаться с этой работенкой. Все торопились, и я. Но…
– Коронку только сломаем. Камень.
– Однако непонятно, зачем здесь гравий. Может, это и не могила вовсе? – Сомнение, нерешительность были чужды Сергею. Он не боялся встречать отпор. Гордился умением превозмогать препоны и трудности. Вычленить основное звено проблемы и рассечь его. Сейчас Сергей был на себя не похож.
– А что еще?
– Да мало ли… Ладно, пойдем.
Мы вернули плиту на место, правда, не так аккуратно, как планировали. Разочарование сердило.
По пути прихватили валежника – немного, в темноте не поищешь, но хватило оживить костер.
Мы сели и несколько минут молчали.
– Что же там все-таки есть? Неужели обыкновенная могила? Или что иное? – начал разговор Сергей.
– Сокровищница? – Андрюша произнес это слово с усмешкой, но опять же не отрицая предположения напрочь.
– Какая сокровищница? – Мне отчаянно захотелось спать. Сокровищницы, пираты, пиастры. Заигрались детишки.
– Я однажды в хитрую сеть влез, – нехотя начал Андрей, – там защита была плевая, восьмидесятых годов. Оказалось – архив гэбухи. Ничего секретного, конечно, это они просто на пробу базу сделали.
– Ну и?…
– Дело одно прочитал… В тридцатые годы подчищали церковь, после нэпа она немножко оправилась, начала приходить в жизнь. Монастырь был. По агентурным данным – так в файле написано, – хранилось в монастыре до трех пудов золота и ювелирных изделий.
– Так, – забрезжило что-то в моей голове.
– Чека опоздала – не нашли в монастыре ничего особенного. Якобы переправили куда-то сюда. Либо в Усманский район, либо в Глушицы. Искали, хорошо искали, но не нашли.
– Бывает…
– Более того, на отряд чекистов напала банда и уничтожила его. Тот, что искал вокруг Глушиц.
– А это к чему?
– Просто вспомнил. Вдруг сокровищницу монастырскую здесь и схоронили? Сходится. Не на кладбище, то грех, а за оградой. И плита, и присыпали сверху.
– Ну, знаешь…
– Но ведь не нашли сокровища…
– Во-первых, были ли они вообще? Чека напишет… Во-вторых, сокровища могли присвоить те же чекисты, а отчитались – нету, пропали. В-третьих, не все, что не найдено, обязательно лежит здесь. Казну Пугачева тоже не нашли, так что? И сгинувшее золото партии тоже. – Рассуждения мои были, на мой взгляд, безукоризненны.
– Но проверить-то мы можем. Поковыряемся часок-другой, разберемся.
– Действительно, – поддержал Сергея Валька.
– А старуха?
– Да пошла она…
– Кроме того, – добавил Сергей, – именно это место мы можем вскрывать безо всякой опаски.
– Почему?
– Ведь оно – не могила. Вне кладбища, и место на плане не отмечено. Имеем полное право.
– А если там действительно сокровища, клад?
– И очень хорошо.
– А если старуха накапает?
– Да забудь ты про старуху, – раздраженно ответил мне Сергей. По закону, новому закону, клад – собственность того, кто его нашел. Никаких двадцати пяти процентов.
– И того, в чьих владениях найден этот самый клад, – добавил Андрей. Всё знает. Интернет, однако.
– Принялись делить шкуру неубитого медведя, которого, скорее всего, в этом лесу нет вообще… – Камилл, оказывается, не спал. Растрепанный, он вышел из палатки. – Ложитесь скорее. Завтра вечером, если так уж невтерпеж, посмотрим, что там. Погнались за синицей подземелий…
– А который час, ребята? – Валька смотрел на свои часы с сожалением. – Села батарейка, зараза. Только перед практикой новую купил. Халтура чертова.
– И мои накрылись, – удивился Сергей.
– Не берите барахло, – назидательно сказал Андрей. – Все эти азиатские долларовые часы – просто детские игрушки. Четверть третьего, господа, фабрика «Полет», двадцать один камень, с автоподзаводом.