ПЕРВЫЕ ВСТРЕЧИ, ПЕРВЫЕ РЕШЕНИЯ
С понятным интересом к назначению Говорова отнеслись командармы и офицеры штаба Ленинградского фронта.
Следует отметить, что и на второй год войны в широких кругах армии и в народе еще мало знали о тех военачальниках, которые на рубеже 1941—1942 года возглавили крупнейшие объединения Советской Армии. Это была плеяда людей, принявших эстафету из рук легендарных полководцев эпохи гражданской войны, людей, воспитанных в советских военных академиях и накопивших огромный опыт вождения войск в ходе учений мирного времени.
Штаб Ленинградского фронта, возглавляемый с осени 1941 года генерал-майором Дмитрием Николаевичем Гусевым — очень деятельным, никогда не унывающим и весьма общительным человеком, был дружным коллективом. В тяжелую пору голодной зимы, когда приходилось делить скромный паек хлеба на три ломтика: завтрак, обед, ужин, и принимать порцию соснового отвара от цинги, если кому-либо удавалось привезти из-за Ладоги немного чесноку, то он делился на всех.
В урагане первых месяцев войны деятельность штаба зачастую ограничивалась спешным, в какой-то степени механическим выполнением тоже спешных решений и приказов командующего, вызванных крайней остротой обстановки. Отход, смена рубежей, контратака, снова отход. Затем, глубокой осенью и зимой, новый командующий фронтом генерал-лейтенант М. С. Хозин подолгу находился за Ладожским озером, где руководил боевыми действиями 8-й и 54-й армий. Объединение Ленинградского и Волховского фронтов в единый фронт вызывало значительные сложности для работы штаба в Смольном — он вновь оказывался в отрыве от командующего фронтом, поскольку командный пункт Хозина находился в районе Малой Вишеры, за Ладогой, почти растаявшей к концу апреля.
Обстановка, сложившаяся под Ленинградом, после того как он был блокирован врагом, предъявила новые требования к штабам, к командующим. Коллектив штаба Ленинградского фронта нуждался в четком и постоянном общении с командующим при разработке и осуществлении проблем дальнейшей борьбы за Ленинград на внешних и внутренних линиях обороны.
Естественно, не один человек в штабе, в Смольном, задавал себе вопрос, каким же руководителем будет Говоров. Думали об этом и командармы.
А для Говорова и самого своеобразное руководство из Смольного войсками объединенного, но разобщенного Ладогой фронта показалось не очень четким. Леонид Александрович понимал положение, какое занимал в Ленинграде Жданов, как член Военного совета и один из руководителей партии. Однако Сталин уполномочил его принимать вместе со Ждановым решения по Ленинградской группе войск. Иного правового положения для него и не могло быть, поскольку генерал Хозин находился далеко. Но Хозин на правах командующего начал отзывать из Смольного в Малую Вишеру ряд ответственных руководящих генералов и офицеров штаба фронта. Жданов быстро понял, что Говоров не тот человек, который склонен советоваться по мелочам, что он единоначальник, для которого полнота ответственности неотделима от полноты прав. А именно такие черты характера командующего отвечали требованиям обстановки, сложившейся в Ленинграде. Жданов и другие члены Военного совета фронта положительно оценили это качество Леонида Александровича Говорова.
Сразу следует сказать, что объединение Волховского и Ленинградского фронтов в единый фронт практически не осуществилось. В мае и июне обстановка на волховском участке усложнилась упорными боями с целью вызволения 2-й ударной армии из мешка, в который она попала в районе Мясного Бора. В июне Ставка восстановила Волховский фронт как самостоятельный, признав, по существу, ошибочность ликвидации его в апреле. Генерал армии Мерецков был возвращен на должность командующего этим фронтом, генерал-лейтенант Хозин отозван в Москву, а генерал-лейтенант артиллерии Г оворов назначен командующим Ленинградским фронтом. Все войска за Ладогой отходили в подчинение генерала Мерецкова.
А. А. Жданов
В первых же встречах с работниками штаба фронта и командармами Говоров быстро показал и свои деловые качества, и своеобразие характера.
Выше среднего роста, сухощавый, подтянутый, он в то же время мог показаться чуть мешковатым из-за того, что ходил всегда не торопясь и как бы с прижатыми к корпусу руками. Вообще он был человек скупых жестов. Лицо бледное, несколько одутловатое для сорока пяти лет. Темные с проседыо волосы, тщательный пробор, резко очерченные брови и коротко подстриженные усы. Обращали внимание серые глаза: они глядели не очень-то приветливо.
Некоторых лиц в штабе Говоров знал по финской кампании 1939—1940 годов. Начальника разведотдела Петра Петровича Евстигнеева пригласил одним из первых.
— Вы, как я вижу, полностью связали свою судьбу с Ленинградом, — сказал он, здороваясь. — Пришло время опять работать вместе.
Евстигнеев был в Ленинграде еще со времен гражданской войны, хотя Говоров, очевидно, имел в виду встречи трехгодичной давности.
«...Разговор был долгим, скрупулезным, — вспоминал генерал Евстигнеев, — касался каждой дивизии, полка, а иногда и батальона немцев и финнов по всему кольцу блокады. И сводился Говоровым к главному, центральному вопросу: следует ли ожидать этим летом активных действий командования группой армий «Север», и если да, то где, какими силами».
К 1 января 1942 года на всем северо-западном направлении находились 34 вражеские дивизии, в том числе 26 пехотных, 2 танковые, 2 моторизованные, 3 охранные, и 2 бригады[29]. В ту пору наибольшая плотность войск противника отмечалась непосредственно перед Ленинградом и южнее Ладожского озера, где шли активные боевые действия 54-й и 8-й армий в районе Погостье, Кириши. Весной группировка войск противника изменилась в сторону большего уплотнения к Волховскому фронту, что объяснялось прорывом 2-й ударной армии к Любани. Но и на южных рубежах под Ленинградом, и по левому берегу Невы, и на Карельском перешейке противник почти не ослабил свои силы.
— Допускаете ли вы возможность сосредоточения крупной ударной группировки противника на отдельном участке блокады города? — спрашивал Говоров.
Евстигнеев ответил, что, по его мнению, у немецко-фашистского командования есть повод готовить летом наступательную операцию против самого Ленинграда. Оно знает, что город и войска, обороняющие его, сильно ослаблены после голодной зимы; окружение противником 2-й ударной армии тоже, по-видимому, повлияет на дальнейшую активность действий немцев.
«...Я доложил Говорову некоторые характерные донесения нашей разведки, действующей в тылу у немцев, — рассказывал Евстигнеев, — в том числе сведения об изменениях, происшедших в командовании немецких войск под Ленинградом. В январе убыл в Германию генерал-фельдмаршал фон Лееб, командовавший группой армий «Север». На его место вступил генерал-полковник Кюхлер, командовавший 18-й армией с начала блокады, а того сменил в свою очередь генерал Линдеман, командир 50-го армейского корпуса, штаб которого дислоцирован в районе Гатчины. Говорова эти сведения очень заинтересовали».
— Как вы оцениваете такие перемещения?
— Надо обдумать, товарищ командующий, — осторожно ответил опытный разведчик.
— Обдумайте, — согласился Говоров, покосившись на Евстигнеева. — Перемещения в командовании должны иметь и причину, и следствие. И помните главную задачу разведки: никогда, ни при каких обстоятельствах наши войска и командование не должны оказаться перед фактом неожиданности сосредоточения группировки противника в каком-либо месте.
Через некоторое время один из захваченных пленных немцев показал на допросе, что в Гатчину и Пушкин приезжал начальник гитлеровского генерального штаба генерал-фельдмаршал Кейтель. Был якобы на одном из наблюдательных пунктов, откуда виден Ленинград. Евстигнеев доложил об этом Говорову.
— Этот факт более симптоматичен, чем отстранение фон Лееба, — отметил Говоров. — Следите очень внимательно теперь за передвижением войск.
Члены Военного совета А. А. Жданов, А. А. Кузнецов, Т. Ф. Штыков, начальник штаба Д. Н. Гусев и командующий Краснознаменным Балтийским флотом; вице-адмирал В. Ф. Трибуц допускали возможность попытки немцев повторить наступление на Ленинград. Трибуц отмечал, что повысилась активность немцев в минировании фарватеров в Финском заливе с явной целью заблокировать выходы нашему флоту.
Решению задач активной борьбы с осадной артиллерией врага, обстреливавшей город, Говоров уделил, пожалуй, главное внимание с первых же дней. С командующим артиллерией фронта полковником Г. Ф. Одинцовым (в июне 1942 года ему было присвоено звание генерал-майора артиллерии, ныне он Маршал артиллерии) Леонид Александрович был знаком с 1938 года по Артиллерийской академии. В ту пору Говоров был преподавателем, а Одинцов начальником факультета. Встретившись в совершенно иных ролях, Говоров коротко сказал: «Я рад, что Вы здесь командуете артиллерией».
Возможно, Георгий Федотович мог ожидать и более теплой встречи, но он-то больше, чем кто-либо, знал, как скуп Говоров в выражении своих эмоций. Зато общий язык в конкретном деле был найден сразу. В Одинцове Говоров нашел отличного помощника. Энергичный, настойчивый, человек огромной работоспособности, Одинцов, как и Евстигнеев, был одним из ветеранов Ленинградского фронта. В первых же боях под Лугой в июле 1941 года он возглавил особую артиллерийскую группу, нанес огромный урон гитлеровцам, пытавшимся с ходу прорваться к Ленинграду. Отличился Одинцов решительностью и личным бесстрашием, когда, командуя арьергардом, прикрывавшим отход главных сил Лужской группы войск, вывел из окружения большой отряд. Осень и часть зимы Одинцов командовал артиллерией 54-й армии, а в январе возглавил всю артиллерию осажденного города. Еще до прибытия Говорова он многое сделал для того, чтобы захватить инициативу в артиллерийских дуэлях с осадными орудиями.
Положение войск на Ленинградском фронте на 1 октября 1941 года
Теперь встречи Говорова с Одинцовым и другими артиллеристами стали почти ежедневными.
Чтобы оценить меры, принятые Говоровым для решения задачи, следует привести некоторые данные, характеризующие и начальный, и последующий периоды деятельности ленинградской артиллерии.
В конце 1941 и начале 1942 года суточная норма снарядов для стрельбы из тяжелых дальнобойных орудий Ленинграда была катастрофически мала: 3—4 снаряда на орудие. А по дальности стрельбы наша сухопутная артиллерия отставала от немецко-фашистской, обстреливавшей город. У немцев 150-миллиметровая пушка образца 1939 года била на 24,7 километра, 170-миллиметровая пушка — на 29,6 километра, 240-миллиметровая железнодорожная — на 31 километр.
Одинцов располагал для контрбатарейной борьбы пушками и гаубицами 107-, 122-, 152-миллиметрового калибра с максимальной дальностью 19,7 километра, и только один тип пушки калибра 152 миллиметра (БР-2, образца 1935 года) имел дальность стрельбы 27 километров. Оставляла желать лучшего и точность стрельбы из-за недостатка средств инструментальной разведки и корректировки огня[30].
Одинцов начал с централизации управления огнем всей тяжелой артиллерии, включая 130- и 180-миллиметровые орудия Краснознаменного Балтийского флота, обладавшие дальностью стрельбы соответственно 25,5 и 37,8 километра. Ко времени прибытия Говорова в Ленинград он добился увеличения поставок тяжелых снарядов, которые в Ленинграде не изготовлялись.
Этим и другим мерам Говоров теперь придал более широкий размах и еще большую целеустремленность. В руках Одинцова и его артиллерийского штаба сосредоточивается все планирование методического уничтожения осадных батарей немцев. Штаб артиллерии фронта вскоре возглавил один из опытнейших командиров полковник Н. Н. Жданов[31]. Ленинград получает от Ставки Верховного Главнокомандования две авиационные корректировочные эскадрильи, что позволяет не только повысить точность стрельбы, но и взять под непрерывный контроль каждую батарею противника. План их уничтожения предусматривает комбинированные удары бомбардировочной и штурмовой авиации.
Можно сказать, Леониду Александровичу Говорову повезло в части командных артиллерийских кадров Ленинграда. Г. Ф. Одинцов, Н. Н. Жданов, начальник артиллерии морской обороны вице-адмирал И. И. Грен, командующие артиллерией 42-й и 55-й армий полковники М. С. Михалкин и В. С. Коробченко — все эти непосредственные участники начавшейся активной борьбы за спасение Ленинграда от разрушения и населения от истребления — были командирами высокой технической культуры и выросшего оперативно-тактического мастерства. Первоклассными мастерами огня были командиры полков майоры Н. П. Витте и В. С. Гнидин.
«Условия воюющих сторон были далеко не равными,— писал в своем детальном труде по истории контрбатарейной борьбы Жданов. — По Ленинграду противник вел огонь, как правило, без пристрелки, и тем не менее каждый его снаряд причинял ущерб»[32].
Завязалась сложная и упорная борьба. Одной из задач при проведении артиллерийских дуэлей Говоров вначале поставил отвлечение огня осадных орудий от города. И это было скоро достигнуто. Гитлеровцам все чаще приходилось вступать в огневой бой, все чаще их батареи, менявшие свои позиции и методы стрельбы, преследовались огнем нашей артиллерии.
Неделя за неделей, месяц за месяцем изменялось соотношение сил. Огневое господство и тактическое превосходство завоевывали артиллеристы Ленинграда. К июлю 1942 года число снарядов, выпущенных врагом непосредственно по заводам и жилым кварталам, снизилось до 2 тысяч в месяц. Характерны и такие цифры: с декабря 1941 по март 1942 года артиллерия противника выпустила по Ленинграду 20 817 снарядов, а за последние шесть месяцев 1942 года — 7699, и две трети из них — по батареям, расположенным вблизи нашего переднего края обороны, от Автово до Витебского вокзала[33].
Говоров не только выдвинул вперед позиции тяжелой артиллерии, но и перебросил часть ее через Финский залив на ораниенбаумский плацдарм, увеличив этим дальность стрельбы и получив возможность вести огонь во фланг и тыл некоторым артиллерийским группировкам немцев. Представляет интерес и такая форма контрбатарейной борьбы, как массированные удары нашей артиллерии по командно-штабным пунктам врага. Гитлеровцы крайне нервно реагировали на такие удары, сразу же переключая огонь своих тяжелых орудий с города на наших артиллеристов.
ГЛАВНЫЕ ЦЕЛИ
Впечатление от первых встреч с новым командующим было разное, но все сходились в одном: Говоров не терпит поверхностности ни в мышлении, ни в знаниях, ни в деятельности и резко, в лицо высказывает свою оценку или мнение. А слушать умеет очень внимательно.
Сразу и жестко он стал требовать от каждого подчиненного точного и конкретного знания обстановки в своей области работы и в свою очередь с методической скрупулезностью изучал и брал под контроль разрешение каждой проблемы, возникавшей в войсках и блокированном городе после тяжелейшей голодной зимы. А их было, казалось, бесчисленное множество...
Городу-гиганту, окруженному фашистскими полчищами, помогала вся страна. Центральный Комитет партии, Ставка Верховного Главнокомандования, Государственный Комитет Обороны делали все возможное, чтобы ускорить деблокаду Ленинграда. Военный совет фронта должен был реализовать помощь извне с максимальной эффективностью, а следовательно, организованностью.
Одной из коренных проблем Ленинграда, не менее острой, чем снабжение снарядами, была проблема снабжения горючим и защита его от авиации противника. Она нашла свое решение в уникальном по тому временя строительстве подводного, по дну Ладожского озера, бензопровода. К моменту прибытия Говорова в Ленинград Государственный Комитет Обороны по предложению специалистов из штаба тыла Красной Армии уже вынес решение об этом строительстве. Были привлечены инженерно-технические силы и средства из нефтепромышленности, от Народного комиссариата строительства, из Экспедиции подводных работ особого назначения (ЭПРОН). Правительственный контроль и непосредственную помощь в решении многочисленных вопросов осуществлял уполномоченный ГКО по Ленинграду А. Н. Косыгин, который с первых месяцев блокады руководил снабжением города продовольствием из глубины страны.
Сроки строительства, как и само строительство, уникальны — пятьдесят суток. Говоров и эти работы взял под повседневный контроль. При докладах начальника тыла фронта генерал-майора интендантской службы Ф. Н. Лагунова его интересовали не только темп, но и технология водолазных, сварочных, укладочных работ, различные расчетные данные.
— Органы тыла не могут быть теперь интендантским аппаратом в старом понимании этого слова, — говорил Говоров Лагунову, требуя от него различных инженерно-технических справок, отдельных деталей проекта и производства работ.
— К командующему ходить с докладом по любому вопросу — вроде как студенту к придирчивому профессору, — шутил начальник тыла, но вынужден был лично вникать в детали.
Пожалуй, каждому работнику штаба фронта при разговоре с Говоровым могло показаться, что командующий придает особое значение именно его области деятельности, настолько кропотливо разбирался тот в каждом вопросе.
Нелегкий первый разговор с Говоровым выпал начальнику инженерных войск. Он докладывал одно неприятное по состоянию инженерной обороны. После летних и осенних боев 1941 года, с отступлением под стены города, передний край обороны ряда дивизий оказался в низинах, залитых теперь талой водой. Траншей мало, и они мелкие. Минные поля осенней и зимней установки затонули. Солдаты ослабли от недоедания, а население еще с декабря по этой же причине освобождено от оборонительных работ. В жестоких осенних боях с форсированием Невы в районе Невской Дубровки — самого кровавого места на фронте — инженерные и понтонные части понесли тяжелейшие, невосполненные еще потери. Словом, все надо начинать сызнова в инженерных делах.
Говоров слушал молча. Сидел, положа руки на стол, и разминал пальцы, словно они озябли, иногда поводил локтями по столу, как бы недовольно ворочаясь, посматривая исподлобья, казалось, вскользь, но остро. И на скулах заходили желваки. Он чувствовал, что полковник, докладывая, нервничает и не желает сгладить ни одного неприятного места. Закипало и у Говорова. Тоже проблема: как можно быстрее превратить город в непреодолимую крепость... Все сначала!
И он наконец сказал тихо, словно про себя:
— Похоже, бездельников много...
Потом снова замолчал, ворочая локтями.
Начальник инженерных войск, высокий худой полковник, видевший Говорова впервые, не мог, конечно, знать, что словцо «бездельник» прилипло к Говорову с юношеских лет и выскакивает у него непроизвольно в минуты раздражения. Это выражение прозвучало такой жестокой обидой, что вызвало в свою очередь резкий ответ: заместитель командующего, только что прибывший в Ленинград, не может или не хочет представить себе, что было в окопах Ленинграда зимой. Брустверы, сложенные из груды винтовок, незахороненные тела убитых солдат, тоже на брустверах. Живым приходилось выбирать: вести огонь по фашистам, пока есть остатки сил и патроны, или начать долбить мерзлую землю для погибшего товарища. Солдат делал первое. Кто имеет право упрекнуть его? И сейчас многим солдатам еще не под силу поднять тяжелое бревно, чтобы построить прочное укрытие.
Инженер почти каждый день бываk на каком-нибудь участке позиции, был нервен и зол на свое бессилие быстро изменить положение вещей.
Говоров выслушал ответный взрыв обиды хмуро, не перебивая, потом встал и ровным, спокойным голосом сказал, глянув на часы, лежащие на столе:
— Нервы у вас, полковник, как вижу, не в порядке. Пойдите-ка успокойте их и приходите через полчаса. Разговор нам предстоит большой, а работы впереди еще больше.
Ровно через полчаса он сам позвонил, вызвал полковника и три часа изучал по карте детали инженерной обороны по всему кольцу блокады, намечал план будущих работ.
Штабы и войска все больше чувствовали влияние Говорова. Он не раскрывал деталей своих дальних оперативных планов. Не только в силу склада характера.
У него был определенный метод ориентации работников штаба и командармов: формулировка главных задач на ближайший отрезок времени сжатыми, но очень емкими тезисами, видимо глубоко продуманными поначалу на-, едине.
На одном из первых совещаний в штабе Леонид Александрович изложил их так: «...Во-первых, всемерно развивая жесткую и устойчивую позиционную оборону блокированного Ленинграда, придать ей и максимально активные формы; и во-вторых, выполняя эту задачу, создать из внутренних сил ударную группировку для крупной операции». Эта общая формула замысла предусматривала, по существу, параллельное выполнение трех задач, поставленных перед ним Ставкой и Сталиным при назначении. Одновременно Говоров этой формулой как бы вкладывал в условия осажденного Ленинграда основные положения советской военной доктрины, определяющей сущность обороны, ее роль, место, организацию: оборона как форма боевых действий неизбежный оперативный фактор в некоторых случаях и на некоторых театрах военных действий; но только ее активность, ее способность перейти в наступательные формы могут решить коренную задачу — ликвидировать наступление противника, а затем и его самого.
Борьба за огневое господство являлась как бы краеугольным камнем, но Говоров подчинил идее активной обороны и инженерные формы. В плане инженерного управления фронта весной 1942 года предусматривалось создание в главной оборонительной полосе системы сплошных и разветвленных траншей в сочетании с дотами, убежищами.
— Здесь видна только идея жесткой обороны, — заметил Говоров, рассматривая план. — Расширяйте всю систему позиций до емкости исходного плацдарма войск и для атак противника. Траншеи должны развиваться как в глубину — назад, так и вперед, на максимально возможное сближение с противником.
И. Ф. Николаев. 1943 год
Командующие 42-й и 55-й армий генералы И. Ф. Николаев и В. П. Свиридов всю зиму вели лишь мелкие боевые действия чисто позиционного характера: охота снайперов, вылазки отдельных разведгрупп и довольно вялый огневой бой из орудий и минометов. Был застой и в разработке перспективных планов на их участках; все внимание командующего фронтом генерала Хозина было обращено на левый фланг, на боевые действия за Ладогой. Командармы встречались с ним крайне редко. Теперь, часто встречаясь с Говоровым, почти каждый день бывавшим в дивизиях, в штабах армий, они поверили в скорое изменение событий и в центре фронта — под Пулково и Колпино.
Командующий 42-й армией Иван Федорович Николаев, человек с живым, открытым характером, сразу выразил свое отношение к новому командующему:
— Умница он, Леонид Александрович, хотя и бирюк немного. Никому не даст сидеть сиднем. И рука тяжелая и голова светлая. Толковое дело задумал с нашими артиллерийско-пулеметными батальонами.
А дело заключалось в следующем. Изучая состав и расположение войск, Говоров отметил, что отдельные Артиллерийско-пулеметные батальоны, созданные летом 1941 года из народных ополченцев для занятия дотов в укрепленных районах, теперь растворились на полевых позициях дивизий первого эшелона. Произошло это после захвата немцами Гатчины и Красного Села, где батальоны вели бой в дотах. Теперь эти части были в большом некомплекте, подчинялись командирам дивизий, размещались в плохих траншеях.
Говоров еще по предвоенному опыту начальника артиллерии укрепленного района знал, что по штатной структуре такие батальоны могут вести самостоятельный огневой бой как против пехоты, так и против танков противника. Противотанковых орудий и пулеметов в отдельных артиллерийско-пулеметных батальонах по штату не меньше, чем в полку дивизии.
Говоров предложил командармам:
— Почему бы теперь не свести все ваши артпульбаты снова в систему укрепрайонов? Так же, как на Карельском перешейке? При таком решении мы сможем постепенно выводить в резерв некоторые стрелковые полки, а затем дивизии для активных действий.
Эта идея стала предметом обсуждения и на Военном совете фронта, так как содержала элемент риска некоторого ослабления первого эшелона обороны при выводе части полевых войск в резерв в период ожидаемой подготовки немцев к наступлению. Было принято положительное решение. Его осуществлению в большой степени помогло пополнение войск Ленинградского фронта, прибывшее как раз в это время.
Авторы капитального исторического труда о борьбе за Ленинград отмечают, что решение командования фронта в мае — июне отвечало общему замыслу Ставки Верховного Главнокомандования в первой половине 1942 года.
«В связи с развертыванием главных событий на южном фланге советско-германского фронта и отвлечением значительных сил Советской Армии на это направление, а также в связи с необходимостью предотвратить всякую попытку врага организовать новый штурм Ленинграда войскам Ленинградского фронта требовалось в первую очередь организовать непреодолимую оборону и провести частные наступательные операции с целью измотать и обескровить вражескую группировку, сосредоточенную под Ленинградом.
Оценивая сложившуюся обстановку, Военный совет Ленинградского фронта еще 19 мая 1942 года доносил в Ставку Верховного Главнокомандования о том, что, по мнению Военного совета, основные усилия Ленинградского фронта необходимо направить на разгром мгинско-синявинской группировки противника с целью прорыва блокады Ленинграда.
Ставка Верховного Главнокомандования утвердила этот план. Для успешного выполнения задач по разгрому мгинской группировки врага Ставка Верховного Главнокомандования направила в войска Ленинградского фронта 25 УРовских батальонов, 6 противотанковых полков, 500 станковых и 1000 ручных пулеметов, 5000 автоматов и 2 танковые бригады по 50 танков в каждой. Все эти силы и средства должны были поступить во фронт до 1 июня 1942 года»[34].
Конечно, такое количество людей и боевой техники не могло позволить создать ударную группировку для крупной операции. Но создание так называемых полевых укрепленных районов позволило Говорову быстрее решать проблему накопления резервов. В полосе 42-й армии сформировался 79 УР, в полосе 55-й армии — 14-й, по Неве — 16-й. Эти формирования представляли собой соединения типа бригад с входящими в их состав отдельными артиллерийско-пулеметными батальонами, которые заняли наиболее прочные броневые и дерево-каменные сооружения и стали быстро строить для себя новые. Большое количество огневых средств в этих частях дало возможность выводить полевые войска в резерв, сохраняя устойчивость обороны.
В тот же период были внесены некоторые коррективы и в построение внутренней обороны города. Секторный принцип организации, принятый еще летом 1941 года, остался старым. Но в ту пору было иное положение с добровольческими рабочими отрядами, ополченскими подразделениями, закрепленными по секторам на случай прорыва врага в город. В течение зимы часть этих сил внутренней обороны города эвакуировалась вместе с заводами, некоторые не вынесли голодной зимы. Теперь из рабочих отрядов было сформировано 52 батальона, уже армейской структуры. Реорганизовались в 35 батальонов и участковые команды МПВО — в основном там были девушки и женщины. Всего же организация МПВО города насчитывала более 300 тысяч бойцов[35].
Военный совет вновь провел мобилизацию населения на оборонительные работы, главным образом в черте города. Создавалось 110 крупных узлов обороны по секторам, строились тысячи и тысячи различных инженерных сооружений. Город превращался в гигантский укрепленный район, схожий по своей структуре со старыми русскими крепостями. Действительно, как ни анахронично звучит это слово в эпоху массированных действий авиации и танков, но весь Ленинград был, но существу, крепостью с присущими ей элементами — фортами. На юге и юго-западе роль фортов выполняли ораниенбаумский плацдарм, Кронштадт и Пулковские высоты, на севере — железобетонный пояс Карельского укрепрайона, на востоке — Невская укрепленная позиция. Сам же город был и арсеналом, и главной цитаделью, и сердцем крепости — крепости политической, инженерной, артиллерийской, морской.
Оборонительные полосы дивизий быстро превратились в разветвленнейшую сеть глубоких траншей и ходов сообщения, им присваивали названия ленинградских улиц и проспектов с табличками-указками на пересечениях лабиринта. Уже можно было пройти не нагибаясь от командного пункта дивизии до любой точки передовой трапшеи. В эту сетку траншей вписывались прочные броневые, бетонные, дерево-каменные огневые точки и убежища. Резко снизились потери войск от артиллерийского и минометного огня немцев. В ряде мест передовые траншеи выдвинулись на расстояние броска в атаку.
Говоров вел жесткий личный контроль за ходом работ, и каждый командир дивизии знал, что ему не поздоровится, если суточная норма инженерных работ не будет выполнена. Церемониться в таких случаях Говоров не любил.
Побывал он и на оторванном от общей линии фронта участке обороны — в Приморской оперативной группе (ПОГ), на так называемом ораниенбаумском плацдарме.
Леонид Александрович Говоров. 1942 год
Это был олень важный в оперативном отношении участок в общей схеме обороны Ленинграда. В августе и сентябре 1941 года части 8-й армии, отошедшие с боями из Эстонии через реку Нарва, стоически выдержали все удары противника, стремившегося выйти широким фронтом на побережье Финского залива для разгрома Кронштадта. Командовавший в ту пору фронтом генерал армии Г. К. Жуков с присущей ему решительностью и волей бросал в контратаки все силы, чтобы отстоять этот участок. Сейчас ораниенбаумский плацдарм привлекал внимание Говорова не только как обвод, прикрывавший Кронштадт. Он нависал над тылами 18-й немецко-фашистской армии, подошедшей к Пулково.
Туда пришлось лететь ночью через линию фронта и Финский залив. Говоров взял с собой в двухместные самолеты У-2 заместителя начальника штаба фронта генерал-майора А. В. Гвоздкова, начальника артиллерии генерал-майора артиллерии Г. Ф. Одинцова и меня — начальника инженерных войск фронта. Никто не испытал большого удовольствия от этого перелета — в кромешной тьме, под зенитные разрывы около фанерного самолетика.
Еще в начале зимы с ораниенбаумского плацдарма было переброшено за Неву, а затем и за Ладогу управление 8-й армии. Его заменил сравнительно небольшой штаб группы войск. В командование оперативной группой вступил генерал-майор А. Н. Астанин, назначенный туда после выхода из окружения под Лугой. Почти полгода никто из руководящих работников фронтового штаба не был па плацдарме. И силы тут в мае 1942 года были небольшие: две поредевшие дивизии, две бригады, полк морской пехоты, совсем немного артиллерии и танков. Хорошо еще, что помогали береговые форты Краснознаменного Балтийского флота, объединенные в укрепленных! район.
Немцы держали против Приморской оперативной группы тоже незначительные силы. Характерным здесь было то, что нейтральная полоса, разделявшая стороны, достигала местами нескольких километров: ни наши войска, ни противник не хотели лезть в низины, болота, бездорожные места. Но это повлекло за собой ярко выраженную пассивность обороны. Штаб Астанина и командиры дивизий поверхностно знали противника, артиллерия располагалась без четкой системы, в развитии инженерных позиций была видна только одна перспектива — статус-кво.
Прилетев к Астанину, Говоров осматривал участки войск угрюмо, раздражался, выслушивая путаные доклады, и наконец резко бросил упрек всем его сопровождавшим: «Лапу, что ли, здесь сосали всю зиму?»
Разбор положения дел в штабе Астанина был острым для всех. А уезжая на аэродром, Говоров позволил себееще раз сказать, словно про себя, но так, чтобы все слышали, свое словцо о «бездельниках». Правда, генерал Гвоздков говорил потом, что генералу Астанииу надо было бы смягчить раздражение командующего, предложив ему хотя бы стакан горячего чая. Астанин, растерявшись от упреков, так и не успел сделать этого.
Но результат личной проверки Говоровым ораниенбаумского плацдарма был весьма положительным. Никому ни в штабе фронта, ни у Астанина не хотелось получить от командующего «фитиля». Он умел это делать без грубости, но очень ощутимо для самолюбия.
НЕ МЫСЛЮ СЕБЯ ВНЕ ПАРТИИ
Много передумано о партии. Осмыслена вся ее роль в истории и жизни народа. На собственной судьбе познаны суровые законы классовой борьбы. Что такое коммунисты в труде, в бою, Говоров видит каждый день... Почему же он до сих пор не один из тех, кто перед боем обращается к партии с просьбой принять его в свои ряды?..
Мало было людей, с которыми Говоров делился сокровенными мыслями о партии. Около двадцати лет назад Леонид Александрович рассказывал своему комиссару полка о пережитом в юности, о стремлении посвятить жизнь военной науке, о сомнении — окажут ли ему доверие, если он попросит принять его в партию.
Тогда комиссар — бывший матрос — отвечал просто: «Партия может и сказать, что рановато тебя сейчас принимать. Но это значит, есть еще над чем тебе поработать, прежде чем стать членом партии. Вот и спроси у парторганизации, у коллектива. Тебе скажут прямо, в глаза все это».
Да, он помнит те слова на собрании о партийности. Коллектив сказал ему прямые, правильные слова. В ту пору лишь несколько лет отделяло от острейшей вооруженной борьбы за победу революции. Партия — авангард класса возглавила эту борьбу.
Теперь он познал многое. И не было за прошедшие годы ни недоверия к нему, ни отчуждения. Почти десять лет беспрерывно Говоров избирался депутатом в горсовет, был всегда в гуще малых и больших дел повседневной общественной жизни, пользовался авторитетом у окружающих. И он не раз задавал себе вопрос, почему не подавал заявления о приеме в партию? Ведь он не может быть вне ее.
Самолюбие? Уход в раковину военной науки? Или собственная оценка, что не все еще сделано для того, чтобы быть достойным звания члена партии? Все, вместе взятое. Он знает это сам.
Понимал это и еще один человек, с которым Говоров провел бок о бок все бессонные ночи на Бородинском поле в боях за Москву. Член Военного совета 5-й армии Западного фронта Павел Филатович Иванов, так же как и бывший матрос Брыкульс, сказал ему однажды в грозовую октябрьскую ночь 1941 года под Можайском:
— Пора и надо тебе, Леонид Александрович, быть коммунистом в полном смысле этого слова. Пиши-ка заявление в парторганизацию. Я, например, рекомендацию всегда готов дать.
1 июля 1942 года Леонид Александрович Говоров подал заявление в партийную организацию штаба Ленинградского фронта. Он писал: «Прошу принять меня в ряды Всесоюзной Коммунистической партии (большевиков), вне которой не мыслю себя в решающие дни жестокой опасности для моей Родины».
Леонид Александрович позвонил по телефону в Москву, разыскал Павла Филатовича Иванова, сказал ему откровенно: он думает, что дальше не может продолжаться так, как было до сих пор. Ему очень трудно, нужпа помощь партии...
Павел Филатович немедленно прислал свою партийную рекомендацию.
Секретарь горкома партии А. А. Кузнецов отлично понимал состояние Говорова, и сам вызвал его на прямой разговор. Партийные рекомендации Леониду Александровичу дали Г. Ф. Одинцов и заместитель начальника штаба А. В. Гвоздков. Партийная организация штаба Ленинградского фронта на собрании приняла его кандидатом в члены партии, а через несколько дней А. А. Жданов сказал Говорову, что Центральный Комитет вынес решение о приеме его в члены партии без прохождения кандидатского стажа.
Впоследствии в задушевной беседе с Одинцовым Говоров, ужо будучи маршалом, сказал, что тот день был самым значительным в его жизни.