О том, куда уходили собранные данные, Шапошников узнал значительно позже. «Когда после Октябрьской революции в печати появилась моя статья, в которой я писал, что не знаю, куда пропали наши разведывательные донесения, посылаемые в 14‐й корпус, то глубокий старик Жилинский[50] прислал мне письмо с разъяснением, что все донесения передавались в штаб 4‐й армии. В это время он преподавал тактику на Нижегородских командных курсах Красной армии». Жилинский полтора года командовал 14‐й кавалерийской дивизией, затем войсками Северо-Западного фронта, куда со временем был переведён и Шапошников.
Вскоре вместо Орановского, который покровительствовал Шапошникову, начальником 14‐й кавалерийской дивизии был назначен генерал-лейтенант Александр Васильевич Новиков[51]. «Я знал его ещё по Московскому военному училищу, — вспоминал Борис Михайлович, — где он, будучи начальником штаба 1‐й кавалерийской дивизии, читал нам лекции по тактике и своим громогласным голосом и видом кавалериста-кирасира старых времён производил впечатление на юнкеров». Но при этом добавлял, что учебные дела и боевая готовность дивизии его мало беспокоили. Он жил своими семейными интересами.
Первая мировая война
Летом 1914 года мирное течение службы закончилось. В Сараево был убит наследник Австро-Венгерского престола принц Франц-Фердинанд. Габсбургская монархия планировала ему поручить раздвинуть границы империи на земли восточных и южных славян. Казалось с его убийством эти планы рушились. Но маховик войны уже был запущен.
Силы зла, стремящиеся к мировому господству, наращивали своё влияние через организацию войн и революций, в результате которых они получали власть и деньги. В XX веке они достигли такого могущества, что смогли организовать войну в глобальном мировом масштабе. Эта война, по замыслу её организаторов, столкнула сильнейшие государства того времени между собой. В результате были разрушены четыре крупные империи (Российская, Германская, Турецкая и Австро-Венгерская), а наднациональные финансово-промышленные объединения возвысились над традиционалистическими государствами. Россия была втянута в эту мировую бойню помимо своей воли. Ей пришлось вступаться за свою союзницу единоверную Сербию. Германия, в свою очередь, поддержала Австро-Венгрию, и угроза войны стала нарастать как снежный ком. Император Николай II попытался предотвратить грядущую катастрофу. Приостановив мобилизацию, он отправил телеграмму своему близкому родственнику германскому императору: «…Чтобы избежать такого бедствия, как общеевропейская война, я прошу тебя во имя нашей старой дружбы сделать всё, что в твоих силах, чтобы остановить твоих союзников, прежде чем они зайдут слишком далеко. Ники». Ответ Вильгельма был таков: «…ввиду нашей сердечной и нежной дружбы, которая связывает нас обоих с давних пор крепкими узами, я использую всё своё влияние, чтобы убедить австрийцев сделать всё, чтобы прийти к соглашению, которое бы тебя удовлетворило. Искренне надеюсь, что ты поможешь мне в деле сглаживания тех противоречий, что всё ещё могут возникнуть. Твой крайне искренний и преданный друг и кузен». В следующем послании русский государь просил германского: «поручить решение австро-сербской проблемы Гаагской конференции». Эта конференция (впоследствии Гаагский международный суд) была создана по инициативе русской дипломатии и лично Николая II. Но запущенный маховик военной машины был уже неудержим. Началась мировая война[52].
В начале этой войны по всей России поднялась настоящая волна патриотических чувств. 20 июля (1 августа) 1914 года вышел Высочайший манифест, в котором русский царь объявлял: «Божиею милостию, Мы, Николай Второй, Император и Самодержец Всероссийский, Царь Польский, Великий князь Финляндский… Объявляем всем верным Нашим подданным: Следуя историческим своим заветам… с полным единодушием и особою силою пробудились братские чувства русского народа к славянам в последние дни, когда Австро-Венгрия предъявила Сербии заведомо неприемлемые для державного государства требования… Ныне предстоит… оградить честь, достоинство, целость России и положение её среди Великих Держав. Мы непоколебимо верим, что на защиту Русской Земли дружно и самоотверженно встанут все верные Наши подданные… С глубокою верою в правоту Нашего дела и смиренным упованием на Всемогущий Промысел Мы молитвенно призываем на Святую Русь и доблестные войска Наши Божие благословение.
Дан в Санкт-Петербурге, в двадцатый день июля в лето от Рождества Христова тысяча девятьсот четырнадцатое, Царствования же Нашего в двадцатое»[53].
Во время объявления Манифеста с балкона Зимнего дворца народ опустился на колени перед своим Государем и запел Русский гимн «Боже Царя храни». Эту войну сразу же окрестили Второй Отечественной. Санкт-Петербург переименовали в Петроград[54].
Прежде чем перейти к описанию военных действий подробнее расскажем о 14‐й кавалерийской дивизии, в которой служил капитан Б.М. Шапошников. Она входила в состав 14‐го армейского корпуса, который, в свою очередь, был в составе 4‐й армии Юго-Западного фронта, а затем 9‐й армии того же фронта. Штаб дивизии накануне войны располагался в Ченстохове. Корпус участвовал в Галицийском и Иван-городском сражениях1914 года, а также в Таневском, Красноставском и Люблин-Холмском 1915 года.
Юго-Западный фронт — общевойсковое оперативно-стратегическое объединение русских войск в Первой мировой войне. Численность военнослужащих фронта составляла свыше двух миллионов человек. Фронт был образован в первый день войны и участвовал в операциях против австро-венгерских, германских и болгарских войск на юго-западном направлении. Командовал фронтом до 22 августа 1914 года генерал от инфантерии барон Антон Егорович Зальца. Затем до 20 августа 1915 года генерал от инфантерии Алексей Ермолаевич Эверт[55].
На третий год войны Эверт был втянут Алексеевым в заговор против Царя и подписал в числе других командующих фронтами всеподданнейшее прошение об отречении. О чём очень скоро раскаялся: «Какое легкомыслие! Как я мог думать и рассчитывать, что, потеряв монархию и оставив Россию в руках Родзянко и его присных, я смогу продолжать войну с немцами, а не лишусь в самый короткий срок и всей своей армии, которая под влиянием событий в тылу обратится в дезорганизованную массу, толпу, совершенно неспособный сброд! Надо было оголить хотя бы фронт, но идти во главе верных частей на Петроград, чтобы защитить Государя и восстановить нарушенный порядок. Я, как и другие главнокомандующие, предал Царя и за это злодеяние все мы должны заплатить своею жизнью…»[56]
После Февральской революции Эверт был отстранён сразу же. После Октябрьской арестован ЧК. По одной из версий был убит конвоирами. По другой остался жить в России до 1926 года. Похоронен в Смоленске[57].
Рассказывая о событиях первых дней войны, Б.М. Шапошников записал: «Наступило 13 июля. …У меня на столе лежала только что доставленная из штаба 14‐го корпуса телеграмма. Телеграмма действительно оказалась короткой по числу слов, но содержание её было чрезвычайно важно: она гласила, что по высочайшему повелению 13 июля объявляется первым днем подготовительного к войне периода. Войскам приказывалось немедленно следовать на свои зимние квартиры».
В это время командир дивизии Новиков был на скачках. «Когда закончился первый заезд, я подошел к начальнику дивизии и попросил его спуститься со мной с вышки, чтобы доложить ему очень важную телеграмму. …Возбужденный полученным известием, начальник дивизии громогласно… объявил о подготовительном к войне периоде, хотя здесь присутствовали и семьи офицеров, и приглашённые гражданские лица. Новиков в обычном в таких случаях тоне произнес речь о защите веры, царя и отечества. Мне была наука на будущее, как нужно сохранять секреты даже от своего начальства. Загремело «ура», музыка заиграла гимн, и поле быстро опустело. Командиры полков тут же собрались, и в присутствии Новикова я условился с ними о часе выступления, маршруте движения, поддержании связи во время похода, напомнил им о необходимости скорейшего ознакомления с боевой задачей дивизии».
Вечером 15 июля штаб 14‐й кавалерийской дивизии прибыл в Ченстохов. В это время в городе даже в наиболее осведомленных банкирских кругах не допускали и мысли о близости войны.
При планировании мобилизации в Польше считалось, что из призываемых возрастов польского населения до двадцати процентов не явится. Однако на Ченстоховский сборный пункт пришли не только подлежащие призыву, но и добровольцы. Поляки были готовы сражаться с немцами в рядах Российской армии. Этот факт красноречиво доказывает, что Польша чувствовала себя не чужой в Российской империи. Большая часть польского народа до оккупации немцами не стремилась отделяться от России. В отличие от польской шляхты.
В первые дни военных действий два разведывательных эскадрона 14‐й дивизии перешли границу и с боем заняли станцию Гербы-прусские. «Когда разъезд неожиданно показался на поляне, в немецком батальоне поднялась паника. С криком «Казаки!» одни бросились бежать в лес без ружей, другие к ружьям. Испугался и наш разъезд. Он повернул обратно и шесть вёрст скакал галопом, пока не перескочил границу, которая отныне не имела значения, но по привычке успокоила людей, оказавшихся «дома».
По донесению разведывательных эскадронов, все приграничные деревни были брошены жителями.
Интересно, что наш разведывательный эскадрон несколько раз то занимал станцию Гербы-прусские, то отходил в Гербы-русские.