над головой, контузил и меня и коня».
Отметим, что город Сохачев находится недалеко от Познани, откуда были родом предки Бориса Михайловича по материнской линии Ледомские. Но об этом он публично никогда не упоминал. Вероятно, чтобы лишний раз не подчёркивать дворянское происхождение.
Зато о военных операциях Борис Михайлович высказывался прямо: «Следует напомнить, что из бзурского мешка 14‐я кавалерийская дивизия вырвалась по собственному почину, перенеся свои действия на западный берег Бзуры. …Вместо того чтобы сменить 14‐ю кавдивизию пехотой в Сохачеве, её оставили в одиночестве, возложив на неё задачу — сторожить выигранный фланг противника».
По образному выражению Шапошникова конный корпус «действовал растопыренными пальцами: не видно было сосредоточения хотя бы двух кавдивизий для удара. 14‐й кавдивизии всегда выпадала тяжёлая задача, но она, решая её, с каждым днём теряла веру в командирские способности Новикова и всё более сомневалась в его доброжелательном отношении к дивизии».
Лодзинская операция
В ноябре 1914 года 1‐я кавалерийская дивизия приняла участие в Лодзинской операции[80].
Это была сложная операция маневренного периода Первой мировой войны. С обеих сторон в ней участвовало свыше шестисот тысяч солдат и офицеров и большое количество боевой техники. Германское командование не достигло своей цели — уничтожения русских армий. Однако и нашим войскам не удалось осуществить задуманный план вторжения в Германию.
Вот как описывал бои на юго-западе Польши Шапошников: «6 ноября наш 1‐й кавкорпус устремился к Здуньска-Воле[81]. Здесь завязал бой с пехотой и спешенной конницей противника, занимавшего опушки лесов к северу от деревни Здуньска-Воля. …Из штаба корпуса поступило приказание: 7 ноября 8‐й и 14‐й кавдивизиям усиленным маршем перейти в район станции Рокицаны. Штаб корпуса не ориентировал дивизии в сложившейся обстановке. Становилось ясным только одно: придётся проходить по тылам двух неприятельских армий».
10 ноября 14‐я дивизия получила приказание: совместно с 10‐й пехотной дивизией, которая штурмом взяла Тушин[82], продолжать наступление на Куровице. Однако, не добившись существенных результатов, отошла на ночлег в деревню Далькув. «Артиллерийский гул орудий не прекращался целые сутки. Ночью особенно яркими казались отблески орудийных выстрелов. Горели деревни. Бой под Лодзью усиливался. А вскоре разгорелся бой и… в направлении железнодорожной станции Колюшки». На следующий день дивизия смогла очистить от немцев деревню Лазновску-Волю.
12 ноября дивизия пересекла железную дорогу Колюшки — Петркув, где встретила небольшие группы пехотинцев-сибиряков. «Пехотинцы бродили в разных направлениях. Когда я остановил одну из таких групп и поинтересовался, какую задачу они выполняют, то получил ответ: «Мы стрелки 6‐й Сибирской дивизии. Ищем свой полк».
— Где же находится ваш полк? — спросил я.
— Да вот мы и не знаем… Кажется, наша группа единственной осталась из полка, — бойко ответил один солдат.
Рассказ солдат-сибиряков подтверждался. На поле боя лежали убитые русские и немцы. Здесь мы обнаружили винтовки, пулеметы, орудия, брошенные русскими и немецкими солдатами. Плакать, конечно, не приходилось, да и некогда было. Требовалось извлечь урок из этого боя».
В Лодзинской операции Шапошников особо отметил два положительных результата для русской армии: «во-первых, был отстранен от должности командующего армией Ренненкампф — представитель «авантюризма»; во-вторых, был смещен с поста командующего армией и Шейдеман, оказавшийся бездарным начальником».
Отстранять бездарных командиров приходилось в ходе боёв. К сожалению, очень часто их бездарность выявляет только война. И это происходит во всех армиях и во все времена.
Между тем передовые эскадроны 14‐й дивизии достигли Глухува. «Вскоре в лесу раздалось «ура». Это бригада 63‐й пехотной дивизии внезапно атаковала немцев. Завязалась рукопашная схватка. Батареи 14‐й кавдивизии из района южнее Глухува открыли по немцам огонь, а бригады в конном строю устремились в восточную часть леса.
Фланговый удар был, очевидно, настолько неожиданным для противника, что его артиллерия в темноте посылала отдельные снаряды по местам на востоке, где уже не было нашей конницы. Успех, достигнутый внезапным ударом, позволил нашим войскам в ту же ночь ускорить отход на позиции к востоку от Лодзи».
Шапошников отмечал, что наши пехотинцы не боялись немецкой конницы. Встречая ружейный огонь даже небольших подразделений русской пехоты, немецкие конные разъезды быстро спешивались. Пока начальник немецкого разъезда писал донесение о встрече с русскими пехотинцами, они усиливали огонь.
В декабре 14‐я кавалерийская дивизия была отведена в тыл на десять дней. «Личный состав эскадронов успел вымыться, постирать белье, произвести дезинфекцию одежды. Мне разрешили использовать десятидневный перерыв в Петербурге и Варшаве. В Петербурге я прожил только три дня. Здесь повидался со знакомыми, вдохнул столичного воздуха, узнал, как столица переживала дни войны. Я почувствовал, что официальный Петербург остро не испытывал всего того, что происходило на войне. …Курьерский поезд доставил меня в Варшаву, а затем в дивизию».
Однако с возвращением на фронт прежняя боевая жизнь не продолжилась. «Сев на коня и тронувшись с дивизией в путь, я не подозревал, что колесо моей судьбы уже поворачивается в другом направлении. Служба в войсковом штабе, в котором я пробыл два года, закончилась. Меня ждала работа в высших (армейском и фронтовом) штабах.
С болью в сердце расставался я со штабом 14‐й кавалерийской дивизии.
Среди её многих офицеров, доброжелательно настроенных к честным военным кадрам, и среди солдат и в мирное время, и в период войны я встречал самое дружеское и товарищеское отношение. Хочется особо отметить, что с 14‐й кавалерийской дивизией меня связывали самые добрые воспоминания о службе в строю».
О боях его родной кавалерийской дивизии и всей Русской армии в первый год войны Б.М. Шапошников кратко отметил: «Если бы не поспешное наступление в Восточной Пруссии ради спасения Парижа, то 1914 год можно было бы назвать более-менее успешным».
К сожалению, с окончанием службы в 14‐й кавалерийской дивизии, закончились и записи воспоминаний Б.М. Шапошникова. А это исключительно важный и правдивый источник не только для его жизнеописания, но и всей эпохи.
Штаб Двенадцатой армии
В январе 1915 года Борис Михайлович Шапошников был назначен помощником старшего адъютанта разведывательного отдела штаба 12‐й армии[83]. Командующим 12‐й армией был в то время один из наиболее передовых генералов русской армии Павел Адамович фон Плеве[84]. «Мастер кризисных ситуаций», которого постоянно отправляли в самые горячие точки Русского фронта. Между прочим, он родился в семье немецких евангельских дворян, но незадолго до смерти принял православие. По его инициативе в русской армии осенью 1915 года были созданы первые ударные отряды «бомбометателей» или «гренадеров», известные как «Батальоны смерти» или «Ударники».
Общее положение воюющих сторон в начале 1915 года подробно воспроизводится в книге А.М. Зайончковского[85] «Первая мировая война»[86].
Андрей Медардович пишет, что на рубеже 1914 и 1915 годов обе коалиции пришли к убеждению, что расчёт на кратковременную войну оказался ошибочным и что борьба протянется несколько лет и потребует огромных материальных средств.
Для Германии положение осложнялось борьбой на два фронта, и потому она избрала Восточный фронт первостепенным для армий Центрального союза. «Главные операции в этом году развивались между русскими и австро-германскими армиями. Возникнув на территории Восточной Пруссии и вслед затем в Карпатах, названные операции постепенно ширились, распространившись на Галицию, русскую Польшу и Риго-Шавельский район, и к концу кампании 1915 г. охватили весь огромный театр тогдашней западной России до линии Рига — Двинск — Барановичи — Ровно — румынская граница».
Зайончковский отмечал, что русские армии после первых месяцев борьбы были весьма ослаблены. «Некомплект армий достигал полумиллиона людей. Особенно был велик некомплект офицеров. Во многих частях пехоты оставалось не более 30 % штатного состава: число кадровых офицеров измерялось единицами. Унтер-офицеры в некоторых частях почти полностью были выведены из строя. …Настроение солдатской массы в пехоте было понижено рядом первых неудач и непопулярностью войны. Стало быстро расти дезертирство и заметно увеличилось число случаев «самострелов», то есть умышленного саморанения».
Также Андрей Медардович отмечал острый недостаток оружия и боеприпасов. «Бывали случаи, что прибывавшие на фронт пополнения оставались при обозах вследствие невозможности поставить их в ряды за отсутствием винтовок. Чтобы обеспечить винтовками безоружных, прибывших из запасных частей, в пехотных полках на фронте устанавливалось денежное вознаграждение за каждую вынесенную из боя излишнюю винтовку, также и на перевязочных пунктах предоставлялись льготы тем раненым, которые представляли свои винтовки…
Не лучше обстояло дело с артиллерийскими снарядами».
Северо-Западный фронт, в который входила 12‐я армия, возглавлял генерал от кавалерии Яков Григорьевич Жилинский. С марта 1915 года генерал-адъютант Николай Владимирович Рузский[87].
Первой боевой операцией, в которой участвовал капитан Шапошников в качестве помощника старшего адъютанта разведывательного отдела штаба 12‐й армии, была Праснышская операция