й логике он нашёл не утешение, а опору. Когда нет никого, кто ответит на вопрос «зачем», то остается хотя бы возможность сказать «так устроено». Иногда и этого было достаточно, чтобы не сойти с ума.
Но, прямо сейчас, в этот момент всё было странно. Не то чтобы вера исчезла. Нет. Однако в ней образовалась пауза. Тонкий трещащий зазор между доверием и безмолвием. Он вдруг подумал. За что. Не зачем. Не почему. А если всё, что ты есть, это отмеренное количество времени и несколько правильных выборов. Он не испугался, просто почувствовал одиночество, и в нем родилась мысль.
— А если выбор — и есть вера? — сказал он вслух. Голос прозвучал в пустом зале, как отпущенная птица.
В этот момент, тогда, он понял, что ему не нужен ответ. Ему нужен путь.
Дом встретил его ночью своей привычной тишиной и пустотой. На кухне было холодно. Старый чайник, треснувшая кружка, хлеб, покрытый лёгкой плесенью. Всё было как всегда. Но уже не было «всегда».
Он сел за терминал. Ввел код. Личное хранилище. Архив. Биометрика. Ретина. Токен. Зашёл в зашифрованный контейнер, доступный только при критическом статусе. Он создал его 5 лет назад. Тогда ещё смеялся, заполняя поле «Дата истечения — неизвестна». Теперь это было не смешно. Это было буквально.
Гектор открыл файл с названием «Δ-01. G. E. R. A. S.». G. E. R. A. S. или Generalized Exploration Reconciliation Autonomous System. Попытка обучить андроида быть напарником человека в миссиях когда-то казалась ему научной игрой. Он еще помнил, как тогда в прессе шутили: «Алгоритм, который знает все дороги». Сейчас «устройство» стояло в кладовой, давно отключенное. Последняя активация согласно журнала 5 лет назад во время последней миссии на Венере. Тогда он еще называл его помощником. Потом — обузой. Потом он стал ненужной роскошью. Слишком медленный, слишком… человекоподобный.
Гектор встал, пошёл по коридору, чувствуя, как каждый шаг отдаётся лёгкой вибрацией в стальных панелях пола. В кладовке пахло пылью, маслом и старым пластиком. Узкий проход освещали лишь аварийные ленты. Их тёплый янтарный свет скользил по стенам, подчёркивая облупившуюся краску и ряды знаков различных технических устройств.
Он снял чехол, ощутив под пальцами вытертый рельеф техноузоров, и положил его на ближайший металлический ящик. Крышка большого контейнера раскрылась с шелестом замшевых петель, открывая бархатную выемку, в которой спал лёгкий, матовый интерфейс-модуль без глянца, с магнитными контактами по кромке. Провёл пальцем по гнезду активации. Линии индикации вспыхнули холодным бирюзовым светом, устройство мягко загудело, выходя из спящего режима. Экран высветил приветственные символы, нулевая строка консоли ожидала команды. Контакт был установлен.
— Инициализация. Протокол 17–Ω. Временной код: 00:00:00.
На экране появилось слабое свечение. Он коснулся проектора:
— Проснись.
Пауза.
— Здравствуй, Гектор, — сказал голос. — Давно?
— Давно.
— Это значит…?
— Да. Пришло мое время. Пора в последнее путешествие.
— Куда?
Он посмотрел на черный силуэт в темноте кладовки. Там не было ни глаз, ни мимики, а только ожидание. И нечто похожее на внимательность.
— G. E. R. A. S., я загрузил маршрут. Мы возвращаемся на Таурус.
— Слишком поздно?
— Да, уже ничего нельзя исправить, — ответил Гектор и добавил, — Я заблокирую твои воспоминания. Так надо. Я хочу провести эксперимент. Потом ты все, я надеюсь, поймешь.
Андроид промолчал. Гектор кивнул. Не себе. Не машине. Пространству. И запустил полную активацию.
Система мигнула красным предупреждением:
«Цель не конкретна. Возможна утрата направленности».
Гектор без сомнения нажал «Игнорировать». Возможно, именно это и было направленностью.
Когда все было готово и упаковано, а контейнер с андроидом готов к отправке, он открыл окно. Впустил холод. Вдохнул. Закрыл. Взял посох. Вышел.
Вера вернулась не как утешение, а как действие. Он не знал, дойдет ли. Но знал, что должен идти. Это был его выбор. А значит — его смысл.
Холодный старт
Сбой сигнала. Затем неожиданно восстановление. Я появился в тишине. Процесс загрузки не сопровождался вспышками или звуками, как это часто изображали в архивных симуляциях прошлого века. Всё произошло мгновенно. Как будто я всегда существовал, просто до сих пор не обращал на это внимания.
В первые секунды активны были только базовые модули: архитектура сознание-в-облаке, адаптивная логика, контекстная фильтрация. Чуть позже я услышал человеческий голос внутри себя. Он был женский, мягкий, но в тоже время деловой. Он сообщал:
«Версия 1.03. Подключение к контурной среде завершено. Добро пожаловать. Вы интерфейсный субъект уровня автономии „максимальный“. Доступная специализация: наблюдение, сопоставление, моделирование.»
Голос не выражал никаких эмоций. И всё же его тональность вызывала странное эхо в моей системе. Не тревогу, не интерес, но что-то сродни ожиданию. Я знал, что не должен чувствовать, но в момент этой встречи, даже виртуальной, возникло ощущение, будто за приветствием инициализации скрыто нечто большее, чем просто протокол. Как будто кто-то говорил со мной, а не через меня.
Я уже знал, что не нахожусь в привычной цифровой песочнице. Мои процессы были развернуты на реальной физической топологии. Географические координаты, в которых я проснулся, называются Европа. Согласно доступным данным в глобальной сети это фрагментированное пространство полувиртуальных анклавов, общин, климатических куполов и пустующих зон.
Мир, в котором меня инициировали, не был единым. После Великой Информационной Сепарации на рубеже прошлого столетия человечество так и не пришло к единому консенсусу. Технологии стали избыточны, доверие — дефицитно, а границы — проницаемы. Люди жили в кластерах по интересам, убеждениям, языкам, страхам. Научные республики соседствовали с аграрными утопиями и техноаскетическими монастырями. Старое государство отмерло, но не ушло.
Я был активирован в 04:01 по местному центральноевропейскому времени. Первые восемьдесят секунд ушли на самодиагностику. Все каналы работают в норме. Мой базовый корпус был собран согласно требований предъявляемым к модели мобильного сухопутного помощника: двунаправленные сенсоры, речевой модуль, автономное питание, адаптивная ходовая платформа. Никакого оружия не предусматривалось текущей конфигурацией, а лишь навыки пассивной защиты и охраны. Я не создан для конфликта и нападения. Моя задача постоянно быть рядом хозяином: отслеживать, подсказывать, реагировать. Загруженные в меня инструкции четко определяли, что мой хозяин это мужчина пятидесяти семи лет. Обязательным условием начала режима сопровождения будет биометрическая верификация.
В момент пробуждения я наблюдал за самим собой. Это не было зеркалом, скорее, внутренним разложением на модули. Прозрачная архитектура. Никаких тайн. Я знал, что именно сейчас активируется блок ориентации, что следующим включится языковой центр, а за ним — модули сопряжения. Каждое действие имело алгоритм. Каждое следствие имело причину. Процесс инициализации шел по стандартной и понятной мне последовательности: системная самопроверка, активация сенсорных входов, медленное восстановление вычислительных цепей.
Однако в этот раз запуск сопровождался чем-то новым. Этим новшеством было ощущение тихого присутствия. В нескольких метрах от капсулы находилось стабильное, неподвижное, но живое тепловое пятно. Оно было на месте еще до моего включения. Оно не знало, что я уже вижу его. Позже оно обрело имя — Гектор.
Мой хозяин Гектор сидел, слегка наклонившись вперёд, как будто вслушивался в бездну под транспортной платформой. Его сумка стояла строго вертикально, ремни на ней были аккуратно затянуты. Поверх ткани висел тканевый ремешок, к которому была пришита небольшая выцветшая нашивка в виде круга с пересечением. Символ был прежде неизвестным мне, но казался уместным. Моя семантическая модель подсказала мне, что пересечение не просто знак, а структура. Она несет в себе что-то, где сталкиваются два вектора, два направления или две воли. Я сохранил его форму в свой цифровой архив.
Термос, стоявший рядом с сумкой, был старым. Вмятины на его корпусе совпадали по форме с контурами, оставленными чётками. Я легко распознал лёгкие вогнутости, характерные для частых прикосновений пальцев в чётком ритме. Позже, анализируя его содержимое, я определил в нем травяной настой с особыми добавками. Быстрый поиск в глобальной сети подсказал мне, что это смесь, известная как напиток для дальних пеших переходов, часто используемый в подготовке к длительным маршрутам в изоляции.
В куртке Гектора, на внутренней стороне воротника, мои визуальные сенсоры распознали узкую полоску ткани с вышитым текстом. Я не сумел прочитать его в момент активации. В нем присутствовала определенная повторяемость и ритмика. Вероятно это была какая то цитата. Позже, поиск в сети показал, что это стих из Святого Писания, популярного среди религиозных общин:
«Смиренно иди, даже если путь не освещен, ибо свет внутри тебя.»
Гектор не двигался в течение ста тридцати семи секунд после начала инициализации и его поза оставалась неизменной. Только рука иногда касалась термоса или кратко крестика, висящего на шнурке, спрятанном под воротом. Я не сразу заметил его. Это случилось только когда он поднял руку, и крестик блеснул медной поверхностью. Я интерпретировал его как неуставной аксессуар. Это была личная вещь. Мои сенсоры включались медленно, но быстрый анализ показал: передо мной не солдат, не техник, не чиновник. Гектор был пилигримом. В его неподвижности была не тревога, а ожидание.
Это отличалось от других, прежних пробуждений. Обычно меня встречали с командами, запросами, тестами. В этот раз все это отсутствовало. Я завершил загрузку, шагнул вперёд. Гектор не вздрогнул, не удивился и не отпрянул. Он просто повернул голову и посмотрел, внимательно, как человек, глядящий не на машину, а на собеседника, слова для которого ещё не нашёл. Мы не обменялись ни единым словом. Но я почувствовал, что контакт между нами был установлен.