Жаворонков, небрежно кивнув, проходил мимо. Этот сильный человек с красным сухим лицом спортсмена, правда, немного усталым и грустным, был жестким и требовательным не только к подчиненным, но и к самому себе...
Капитан предпочитал действовать в одиночку. Он имел на это право. Холодной болью застыла в сердце капитана смерть его жены и ребенка: 22 июня вражеские танки раздавили их в пограничном поселке.
Капитан молчал о своем горе. Он не хотел, чтобы его несчастье служило причиной его бесстрашия. Поэтому он обманывал своих товарищей. Он сказал себе: "Жену мою, ребенка не убили, они живы. Я не мелкий человек. Я такой же, как все. Я должен драться спокойно". И он не был мелким человеком. Всю свою жизненную силу он сосредоточил на борьбе с врагом. Таких людей, с обагренным сердцем, гордых, скорбящих и сильных, немало на войне.
Добрый, веселый, хороший мой народ! Какой же бедой ожесточили враги твое сердце!
И вот сейчас, шагая за ползущей радисткой, капитан старался не размышлять ни о чем, что могло бы помешать ему обдумать свое поведение. Он голоден, слаб, измучен длинным переходом. Конечно, она рассчитывает на его помощь. Но ведь она не знает, что он никуда не годится.
Сказать все? Ну нет. Лучше заставить ее как-нибудь подтянуться, а там он соберется с силами и, может быть, как-нибудь удастся...
В отвесном скате балки весенние воды промыли нечто вроде ниши. Жесткие корни деревьев свисали над головой, то тощие, как шпагат, то перекрученные и жилистые, похожие на пучки ржавых тросов. Ледяной навес закрывал нишу снаружи. Днем свет проникал сюда, как в стеклянную оранжерею. Здесь было чисто, сухо, лежала подстилка из еловых ветвей. Квадратный ящик рации, спальный мешок, лыжи, прислоненные к стене.
- Уютная пещерка, - заметил капитан. И, похлопав рукой по подстилке, сказал: - Садитесь и разувайтесь.
- Что? - гневно и удивленно спросила девушка.
- Разувайтесь. Я должен знать, куда вы годитесь с такой ногой.
- Вы не доктор. И потом...
- Знаете, - сказал капитан, - договоримся с самого начала - меньше разговаривайте.
- Ой, больно!
- Не кричите, - сказал капитан, ощупывая ступню ее, вспухшую, обтянутую глянцевитой синей кожей.
- Да я же не могу больше терпеть.
- Ладно, потерпите, - сказал капитан, стягивая с себя шерстяной шарф.
- Мне не нужно вашего шарфа.
- Грязный носок лучше?
- Он чистый.
- Знаете, - снова повторил капитан, - не морочьте вы мне голову. Веревка у вас есть?
- Нет.
Капитан поднял руку, оторвал кусок тонкого корня, перевязал им ногу, обмотанную шарфом, и объявил:
- Хорошо держится!
Потом он вытащил лыжи наружу и что-то мастерил, орудуя ножом. Вернулся, взял рацию и сказал:
- Можно ехать.
- Вы хотите тащить меня на лыжах?
- Я этого, положим, не хочу, но приходится.
- Ну что же, у меня другого выхода нет.
- Вот это правильно, - согласился капитан. - Кстати, у вас пожевать что-нибудь найдется?
- Вот, - сказала она и вытащила из кармана поломанный сухарь.
- Маловато.
- Это все, что у меня осталось. Я уже несколько дней...
- Понятно, - сказал капитан. - Другие съедают сначала сухари, а шоколад оставляют на черный день.
- Можете оставить ваш шоколад себе.
- А я угощать и не собираюсь. - Капитан вышел, сгибаясь под тяжестью рации.
После часа ходьбы капитан понял, что дела его плохи. И хотя девушка, лежа на лыжах (вернее - на санях, сделанных из лыж), помогала ему, отталкиваясь руками, силы его покинули. Ноги дрожали, а сердце колотилось так, что было трудно дышать.
"Если я ей скажу, что никуда не гожусь, она растеряется. Если дальше буду храбриться, дело кончится совсем скверно".
Капитан посмотрел на часы и сказал:
- Не худо бы выпить горячего.
Выкопав в снегу яму, он прорыл палкой дымоход и забросал его отверстие зелеными ветвями и снегом. Ветви и снег должны были фильтровать дым, тогда он будет невидимым. Наломав сухих веток, капитан положил их в яму, потом вынул из кармана шелковый мешочек с пушечным полузарядом и, насыпав горсть пороха крупной резки на ветви, поднес спичку.
Пламя зашипело, облизав ветви. Поставив на костер жестяную банку, капитан кидал в нее сосульки и куски льда. Потом он вынул сухарь, завернул его в платок и, положив на пень, стал бить по сухарю черенком ножа. Крошки он высыпал в кипящую воду и стал размешивать. Сняв банку с огня, он поставил ее в снег, чтобы остудить.
- Вкусно? - спросила девушка.
- Почти как кофе "Здоровье". - Капитан протянул ей банку с коричневой жижей.
- Я потерплю, не надо, - сказала девушка.
- Вы у меня еще натерпитесь, - сказал капитан. - А пока пейте.
К вечеру ему удалось убить старого грача.
- Вы будете есть ворону? - спросила девушка.
- Это не ворона, а грач, - сказал капитан.
Он зажарил птицу на костре.
- Хотите? - предложил он половину птицы девушке.
- Ни за что, - с отвращением сказала она.
Капитан поколебался, потом задумчиво произнес:
- Пожалуй, это будет справедливо: - И съел всю птицу.
Закурив, он повеселел и спросил:
- Ну, как нога?
- Мне кажется, я смогла бы пройти немного, - сказала девушка.
- Это вы бросьте.
Всю ночь капитан тащил за собой лыжи, и девушка, кажется, дремала.
На рассвете капитан остановился в овраге.
Огромная сосна, вывернутая бурей, лежала на земле. Под мощными корнями оказалась впадина. Капитан выгреб из ямы снег, наломал ветвей и постелил на них плащ-палатку.
- Вы хотите спать? - спросила, проснувшись, девушка.
- Часок, не больше, - сказал капитан. - А то я совсем забыл, как это делается.
Девушка начала выбираться из своего спального мешка.
- Это еще что за номер? - спросил капитан приподымаясь.
Девушка подошла и сказала:
- Я лягу с вами, так будет теплее. А накроемся мешком.
- Ну знаете... - сказал капитан.
- Подвиньтесь, - сказала девушка. - Не хотите же вы, чтобы я лежала на снегу... Вам неудобно?
- Подберите ваши волосы, а то они в нос лезут, чихать хочется и вообще...
- Вы хотите спать - ну и спите. А волосы мои вам не мешают.
- Мешают, - вяло сказал капитан и заснул.
Шорох тающего снега, стук капель. По снегу, как дым, бродили тени облаков.
Капитан спал, прижав кулак к губам, и лицо у него было усталое, измученное. Девушка наклонилась и осторожно просунула свою руку под его голову.
С ветви дерева, склоненного над ямой, падали на лицо спящего тяжелые капли воды. Девушка освободила руку и подставила ладонь, защищая лицо спящего. Когда в ладони скапливалась вода, она осторожно выплескивала ее.
Капитан проснулся, сел и стал тереть лицо ладонями.
- У вас седина здесь, - сказала девушка. - Это после того случая?
- Какого? - спросил капитан потягиваясь.
- Ну, когда вас расстреливали.
- Не помню, - сказал капитан и зевнул. Ему не хотелось вспоминать про этот случай.
Дело было так. В августе капитан подорвал крупный немецкий склад боеприпасов. Его контузило взрывной волной, неузнаваемо сожгло пламенем. Он лежал в тлеющей, черной одежде, когда немецкие санитары подобрали его, приняв за немца, и вместе с пострадавшими немецкими солдатами отнесли в госпиталь. Он пролежал три недели, притворяясь глухонемым. Потом врачи установили, что он не потерял слуха. Гестаповцы расстреляли Жаворонкова вместе с тремя немецкими солдатами-симулянтами. Ночью, тяжело раненный, капитан выбрался изо рва и полз двадцать километров до места явки.
Чтобы прекратить разговор, он спросил:
- Нога все болит?
- Я же сказала, что могу идти сама, - раздраженно ответила девушка.
- Ладно, садитесь. Когда понадобится, вы у меня еще побегаете.
Капитан впрягся в сани и снова заковылял по талому снегу.
Шел дождь со снегом. Ноги разъезжались. Капитан часто проваливался в выбоины, наполненные мокрой снежной кашей. Было тускло и серо. И капитан с тоской думал о том, удастся ли им переправиться через реку, на которой, вероятно, вода уже выступила поверх льда.
На дороге лежала убитая лошадь.
Капитан присел возле нее на корточки, вытащил нож.
- Знаете, - сказала девушка, приподымаясь, - вы все так ловко делаете, что мне даже смотреть не противно.
- Просто вы есть хотите, - спокойно ответил капитан.
Он поджаривал тонкие ломтики мяса, насадив их на стержень антенны, как на вертел.
- Вкусно, - удивилась девушка.
- Еще бы, - улыбнулся капитан. - Жареная конина вкуснее говядины.
Потом он поднялся и сказал:
- Я пойду посмотрю, что там, а вы оставайтесь.
- Хорошо, - согласилась девушка. - Может, это вам покажется смешным, но одной мне оставаться теперь очень трудно. Я уже как-то привыкла быть вместе.
- Ну-ну! Без глупостей, - пробормотал капитан.
Но это больше относилось к нему самому, потому что он смутился.
Вернулся он ночью.
Девушка сидела на санях, держа пистолет в руке. Увидев капитана, она улыбнулась и встала.
- Садитесь, садитесь, - попросил капитан тоном, каким говорил всем курсантам, встававшим при его появлении.
Он закурил и сказал, недоверчиво глядя на девушку:
- Штука-то какая. Фашисты недалеко отсюда аэродром оборудовали.
- Ну и что? - спросила девушка.
- Ничего, - ответил капитан. - Ловко очень устроили. - Потом серьезно спросил: - У вас передатчик работает?
- Вы хотите связаться? - обрадовалась девушка.
- И даже очень, - сказал капитан.
Михайлова сняла шапку, надела наушники. Через несколько минут она спросила, что передавать. Капитан присел рядом с ней. Стукнув кулаком по ладони, он сказал:
- Одним словом, так: карта раскисла от воды. Квадрат расположения аэродрома определить не могу. Даю координаты по компасу. Ввиду низкой облачности линейные ориентиры будут скрыты. Поэтому пеленгом будет служить наша рация на волне... Какая там у вас волна, сообщите.