Это дрезина. Впереди на платформе, свесив ноги, сидит Виктор с потухшим окурком на губе. Он напряженно вглядывается в туман перед собой. Рюкзаки свалены у него за спиной. Профессор и человек из виллы, оба грязные и встрепанные, качают рычаги дрезины. Веселый мотивчик насвистывает человек из виллы. Свистит он чисто, красиво, мелодично и в такт движению рычага. Потом он обрывает свист и взглядывает на часы.
— Без десяти шесть, — говорит он хрипловато. — И все время в гору…
Ему не отвечают.
— А вы в самом деле профессор? — не унимается он.
— Да, — отвечает Профессор.
— Меня зовут… — начинает человек из виллы.
— Его зовут Антон, — не оборачиваясь, громко говорит Виктор.
Человек из виллы потрясен этим сообщением, но молчит.
— Гм… — говорит Профессор. — А меня как?
— А тебя зовут Профессор, — отзывается Виктор.
— Меня зовут Профессор, — сообщает человек в очках. — И я профессор.
— Польщен, — говорит Антон, пытаясь шаркнуть ножкой. — А я — писатель, но все зовут меня почему-то Антон. Представляете, как неудобно?
— Известный писатель? — спрашивает Профессор.
— Нет. Модный. Видели мою виллу?
Некоторое время они молчат, усердно работая рычагом. Потом Виктор вдруг говорит: «Тихо!» Он наклоняется вперед, всматриваясь, и хватается за ручной тормоз.
Впереди из тумана надвигается что-то большое и темное, и дрезина останавливается в нескольких метрах от буферов товарного вагона.
— Приехали, — говорит Виктор и спрыгивает на шпалы. — Отдых.
— Ф-фу! — произносит Антон, распрямляясь. — Ну теперь-то мне можно хлебнуть?
На газете, расстеленной поверх платформы, стоят термосы с кофе, бутылка спиртного, развернуты пакеты со снедью. Все трое усердно жуют, прихлебывая кофе из складных стаканчиков. Теперь уже совсем светло, но туман пока не рассеялся, он такой же густой, как и раньше, только уже не молочно-белый, а зеленоватый. Но из всего окружающего мира видна по-прежнему только задняя стенка товарного вагона.
— Вы для меня оба новички, — говорит Виктор. — Я вас в Зоне не видел и ничего хорошего от вас не жду. Вы меня наняли, и я постараюсь, чтобы вы остались живы как можно дольше. А поэтому не извольте обижаться. В Зоне церемониться некогда. Буду просто лупить чем попадя, если что не так…
— Только, пожалуйста, не по левой руке, — говорит Антон.
— А почему не по левой? — удивился Виктор.
— Она у меня сломана с детства. Я ее берегу.
— А… — Виктор усмехается. — А я думал — ты левша, пишешь левой. Ладно, буду по голове. Как она у тебя с детства?
— Уж очень вы с нами суровы, шеф, — говорит Антон и тянется к бутылке.
Но Виктор перехватывает бутылку, накрепко завинчивает пробку и сует бутылку в рюкзак.
— Хватит, — говорит он.
— Эхе-хе-хе-хе, — произносит Антон и наливает себе еще кофе.
— Тихо как, — говорит Профессор. Он задумчиво курит, откинувшись спиной на рычаг.
— Здесь всегда тихо, — говорит Виктор. — До пулеметов далеко, километров пятнадцать, а в Зоне шуметь некому.
— Неужели пятнадцать километров? — говорит Профессор. — Я и представления не имел, что можно так далеко углубиться…
— Можно. Углублялись. Сейчас вот туман рассеется, увидишь, как они тут углублялись.
Длинный скрипящий звук доносится вдруг из тумана. Все, даже Виктор, вздрагивают.
— Что это? — одними губами произносит побелевший Антон.
Виктор молча мотает головой. Он все еще прислушивается, но вокруг снова стоит ватная тишина.
— А может быть, это все-таки правда, что здесь… живут? — говорит Профессор.
— Кто? — презрительно говорит Виктор.
— Не знаю… Но есть легенда, будто какие-то люди остались в Зоне…
— Болтовня это, а не легенда, — обрывает его Виктор. — Никого здесь нет и быть не может. Зона это, понятно? Зона!
На протяжении этого разговора Антон вертит головой, переводя взгляд с одного на другого. Он все еще бледен, но постепенно успокаивается.
— Я, конечно, понимаю, — говорит он, — что Зона — это именно Зона, а не лоно, не два газона и не три, скажем… э… бизона. Но на всякий случай я с собой кое-что прихватил. — Он похлопывает себя по заднему карману.
— Что прихватил? — Виктор уставился на Антона неподвижным взглядом. — Что ты там еще прихватил, голова два уха?
Антон продолжает многозначительно похлопывать себя по заду.
— Дай сюда, — говорит Виктор и протягивает руку.
— Зачем?
— Дай сюда, говорю!
Антон колеблется. Выражение многозначительного превосходства сходит с его лица. Он растерянно глядит на Профессора.
— В Зоне стрелять не в кого, дурак, — говорит Виктор. — Давай свою пушку.
— Не дам, — решительно говорит Антон, но сейчас же добавляет тоном ниже: — Мне нужно, понимаете, шеф?
— Понимаю, — говорит Виктор неожиданно мягко. — Только на самом деле ничего такого тебе там не понадобится. Если долбанет тебя по-настоящему, то ничего тебе уже не поможет. А если прикуют тебя или, скажем, прижмет, то я тебя вытащу. Мертвого — да, брошу. Ну, а живого — вытащу. Это я тебе обещаю. Зря денег не беру. Давай.
Антон нехотя вытаскивает из заднего кармана и протягивает ему крошечный дамский браунинг.
— Там всего один заряд, — бормочет он. — В стволе.
— Поня-атно… — Виктор выщелкивает патрон и небрежно бросает оружие на шпалы. — В Зоне стрелять нельзя, — говорит он поучительно. — В Зоне не то что стрелять — камень бросить иной раз опасно. А у тебя? — обращается он к Профессору.
— У меня на этот случай ампула… — говорит он виновато.
— Чего-чего?
— Ампула зашита. Яд.
Виктор ошеломленно крутит головой.
— Н-ну, ребята!.. Нет, этого я не понимаю. Вы что сюда — помирать пришли? — По-прежнему крутя головой, он соскакивает на шпалы. — Облегчиться никто не хочет? Смотрите, потом, может, и некогда будет… Или негде…
Он отходит от дрезины и сейчас же скрывается в тумане. Профессор смотрит на Антона, высоко задирая брови.
— А действительно, Антон, зачем вы сюда пришли? Модный писатель, вилла… женщины, наверное, на шею гроздьями вешаются…
— Этого вам не понять, Профессор, — рассеянно отзывается Антон, подбрасывая на ладони складной стаканчик. — Есть у писателей такое понятие: вдохновение. Так вот у меня это понятие есть, а самого вдохновения нет. Иду выпрашивать.
— То есть вы что же — исписались? — негромко говорит Профессор.
— Что? А, да. То есть у меня его никогда не было. Это неинтересно. А вы?
Профессор не успевает ответить. Появляется Виктор, на ходу оправляя комбинезон.
— Ч-черт, сбруя проклятая… — Он задирает голову. — Ага, вот скоро и пойдем. Укладывайтесь…
Тумана больше нет.
Слева от насыпи расстилается до самого горизонта холмистая равнина, совершенно безжизненная, погруженная в зеленоватые сумерки. А над горизонтом, расплываясь в ясном небе, разгорается жуткое, спектрально чистое зеленое зарево — неземная, нечеловеческая заря Зоны. И вот уже тяжело вываливается из-за черной гряды холмов разорванное на несколько неровных кусков раздутое зеленое солнце.
— Вот за этим я тоже сюда пришел… — сипло произносит Антон.
Лицо его зеленоватое, как и у Профессора. Профессор молчит.
— Не туда смотрите, — раздается голос Виктора. — Вы сюда смотрите.
Антон и Профессор оборачиваются.
Справа от насыпи тоже тянется холмистая равнина, но вдали виднеются какие-то строения, торчит церквушка, среди холмов видна дорога. Насыпь здесь изгибается широкой дугой, и от последнего вагона, где стоят наши герои, хорошо видна голова состава. Этим составом доставлена была сюда когда-то танковая часть. Но что-то случилось там впереди: тепловоз и первые две платформы валяются под откосом; несколько следующих стоят на рельсах наперекосяк — танки с них сползли и валяются на боку и вверх гусеницами на насыпи и под насыпью. Десяток-другой машин удалось, видимо, благополучно спустить под насыпь; видимо, их даже пытались вывести на дорогу, но до дороги они так и не дошли — остались стоять между дорогой и насыпью небольшими группами, пушками в разные стороны, некоторые почему-то без гусениц, некоторые вросшие в землю по самую башню, некоторые наглухо закупоренные, а некоторые — с настежь распахнутыми люками. Это было похоже на поле танковой битвы, но там были не сгоревшие остовы, не искореженные взрывами металлические коробки — машины были целы, если не считать сорванных гусениц у некоторых. Целы и безнадежно мертвы.
— А где же… люди? — тихо спрашивает Антон. — Там же люди были.
— Это я тоже каждый раз здесь думаю, — понизив голос, отзывается Виктор. — Я ведь видел, как они грузились у нас на станции. Я тогда еще мальчишкой был. Тогда все еще думали, что пришельцы нас завоевать хотят. Вот и двинули этих… стратеги… — Он сплевывает. — Никто ведь не вернулся. Ни одна душа. Углубились. Ну, ладно. Значит, общее направление у нас будет вон на ту церквушку… — Он протягивает руку, указывая. — Но вы на нее не глядите. Вы под ноги глядите. Я вам уже говорил и скажу еще раз. Оба вы дерьмо, новички. Без меня вы ничего не стоите, пропадете, как котята. Поэтому я пойду сзади. Идти будем гуськом. Путь прокладывать будете по очереди. Первым пойдет Профессор. Я указываю направление — не отклоняться, вам же будет хуже. Берите рюкзаки.
Когда они разобрали и подняли на плечи рюкзаки, Виктор снял дрезину с тормоза и, навалившись, сдвинул ее с места. Дрезина сначала медленно, потом все набирая скорость, постукивая все чаще на стыках, катится обратно. Все провожают ее взглядом.
— Пошла старуха, — с какой-то нежностью произносит Виктор. — Даст бог, еще послужит… Так, Профессор, первое направление — вон тот белый камень. Видишь? Пошел.
Профессор первым начинает спускаться с насыпи. Отпустив его на пяток шагов, Виктор командует:
— Как тебя… Антон! Пошел следом!
И, подождав немного, начинает спускаться сам.
Зеленое утро Зоны закончилось, растворилось в обычном солнечном свете.