– Да нет же, у Косоногова кудри и плешь, мне участковый сказал. – Я попыталась ее успокоить.
– А я своими глазами видела – стрижка, канадка! – Маринка охнула. – Кому это мама ключи отдала? А ну как ворюге!
– Пойди посмотри, – предложила я. – Он же сейчас как раз в квартире, вроде вещи собирает.
– Пойдем вместе! – Маринка крепче вцепилась в мою руку. – Если там вправду чужой, ты станешь свидетелем, что я его выгнала! Не хочется, чтобы Ребровы были ко мне в претензии, я и в прошлый раз еле-еле прошла выборы, теперь каждый голос на счету…
Быть вечным и бессменным управдомом – заветная Маринкина мечта. Ей бы родиться в могучем клане и править до скончания века какой-нибудь азиатской страной, переименовывая в свою честь тамошние города, включая столицу. Маринсултан, звучит же? Прекрасное название для стольного града, по-моему.
– Ходют тут всякие! – донеслось из горних высей.
Вслед за боевым кличем на нас с Маринкой посыпалось что-то мелкое, твердое, застучавшее по асфальту, как сухой горох.
– Бежим! – Управдомша потянула меня в ближайшее укрытие – под козырек над крыльцом.
Мелкое и твердое под нашими ногами хрустело и трещало, как виноградные улитки.
– Это макароны, – яростно вытряхнув каннелони из прически, резюмировала Маринка. – Герасим будет очень недоволен… Так, ладно, пошли смотреть на кудрявого лысого!
– Ну пойдем. – Я не очень сопротивлялась.
Мне было интересно, какой он все-таки – таинственный Антон-Артем-Андрей Косоногов? Кудряво-лысый или канадско-стриженый?
На фотографиях, которые я нашла в своем смартфоне, этот безответственный квартиросъемщик красовался в худи с капюшоном, под которым не разглядеть прическу.
Дверь в квартиру Ребровых была не только не заперта, но даже приоткрыта. Это нас с Лосевой не удивило: человек, который собирается выносить вещи, не будет закрываться на замок. К тому же, пока Антон-Артем-Андрей где-то пропадал, воздух в квартире сделался спертым, я бы тоже на его месте первым делом открыла окна и двери, еще бы настежь их распахнула.
– Проветривает, молодец, но мух же из подъезда напустит, – проворчала вечно недовольная Маринка и все-таки прикрыла входную дверь за нашими спинами, едва мы вошли в прихожую.
В квартире царила тишина, типичных шумов, выдающих паковку багажа и подготовку к переезду, не было слышно. Зато из большой комнаты доносился негромкий храп.
– Поспать завалился, – недовольно поджала губы Маринка.
Чувствовалось, что ей хочется поскорее спровадить из нашего дома загадочного типа, утратившего статус жильца.
Беречь сладкий дневной сон постороннего товарища управдомша вовсе не собиралась, сразу же покричала противно-бодрым голосом:
– Андрей, добрый день, вы уже закончили сборы? – и прислушалась.
– Ходють тут всякие! – донесся со двора приглушенный закрытой дверью сторожевой вопль бабки Плужниковой.
– Приходють и спять, – ворчливо поддакнула Маринка.
Не дождавшись ответа от Косоногова, она решительно прошагала в комнату и вдруг севшим голосом, который наконец-то приобрел сходство с обворожительным контральто Элины Абрамовны, прохрипела:
– Да вашу ж мать!
Я приблизилась к дверному проему, с порога заглянула в гостиную и поняла, что выраженная Маринкой надежда не оправдалась.
День у Андрея выдался недобрый. И закончил он уже, похоже, не только сборы, но и вообще всё, включая свое земное существование.
Тело лежало у стола под окном.
Пробившийся в щель между шторами слепящий солнечный луч отражался от гладкой лысины интенсивным сиянием, похожим на нимб, но оно не мешало увидеть, что волнистые космы с правой стороны потемнели и слиплись.
А храп оказался хрипом. И он практически затих, пока мы с Маринкой стояли двумя столбами и пялились на эту картину. Вот честно, «Да вашу ж мать!» – самое подходящее для нее название!
Второй внезапный труп в доме меньше чем за сутки!
Даже третий, если считать кого-то в мешке. Хотя кто там мог быть, если Антон-Артем-Андрей тут, прямо перед нами…
– А может, он еще живой?! – спохватилась я.
– Не знаю! Не буду проверять – боюсь! Не тупи, «Скорую» вызывай! – коротко глянув через плечо, вызверилась на меня Маринка.
– А ты полицию! – рявкнула я в ответ.
Мы синхронно потянулись за мобильниками.
Глава четвертая
Лазарчук приехал вечером.
Уже закончилась безрадостная суета в квартире Ребровых, глубоко шокированных случившимся. Инга Тимофеевна, срочно приехавшая на такси, уверенно заявила: всё, теперь они с мужем квартиру точно продадут, она будто проклятая, одни проблемы с ней.
Уже отпустил нас с Маринкой следователь, отправившийся опрашивать других соседей.
Уже я отскребла от подошвы засохшую конфету, на которую наступила, выйдя во двор, и чуть не грохнулась, поскользнувшись.
Уже примчалась оказывать мне моральную поддержку коротко проинформированная по телефону о новом ЧП Ирка.
Уже вернулись домой Колян и Колюшка, поахали, выслушав новости, и с удовольствием съели сваренный Иркой борщ – лучшую, по ее мнению, форму моральной поддержки.
– Как же я рад вас видеть! – с порога возвестил полковник с интонацией, которая больше подошла бы заявлению «Глаза бы мои на вас не смотрели!».
Он обменялся рукопожатием с Коляном и Колюшкой, которые проявили поразительную деликатность и со словами: «Ну, не будем вам мешать!» – оставили нас на кухне втроем. При этом утащили с собой к телевизору кружки со свежим компотом и половину пирога, тоже спроворенного бесценной Иркой.
– Борщик будешь? – заискивающе спросила подруга угрюмого Лазарчука.
– Буду, – ответил тот с печальной кротостью Сократа, которому предложили порцию смертельного яда.
Ирка налила ему борща, и мы с ней в уважительном молчании отследили, как полковник с прискорбием опустошает свою горькую чашу.
Поев, Серега положил ложку, отодвинул пустую тарелку и, посмотрев грустными глазами приговоренной к утоплению собачки Му-му сначала на меня, а потом на Ирку, риторически вопросил:
– Вот как это у вас получается, а?
– Ты про борщик? Я могу поделиться рецептом, – предложила подруга, притворяясь, будто не понимает, о чем речь.
– Я не про борщик. Я про трупик, – помотал головой настоящий полковник и уставился на меня. – Как, а?
– Клянусь, совершенно случайно! – Для убедительности я размашисто перекрестилась. – Вообще не ожидала ничего такого, сама удивилась!
– Правда? – не поверил Лазарчук. – А вот я почему-то нисколько не удивился. Ни когда про вчерашний труп в этом доме узнал, ни когда мне о сегодняшнем сообщили.
– А что насчет позавчерашнего? – влезла Ирка, которой не давала покоя пропажа мешка то ли с трупом, то ли без.
Она у нас очень хозяйственная, ничем не разбрасывается.
– Да погоди ты с позавчерашним, – отмахнулся от нее Серега. – Я вообще сомневаюсь в его существовании…
– Конечно, какое существование у трупа! – завелась Ирка.
– Да погоди ты, я сказал! – полковник повысил голос.
Подружка притихла, и я смогла вклиниться в образовавшуюся паузу с логичным вопросом:
– А почему ты не удивился, когда узнал про вчерашний труп?
– Минуточку, я вижу необходимость в систематизации, – влезла неугомонная Ирка. – Вчерашний труп – это у нас кто? Золотухин? А сегодняшний?
– Очень хороший вопрос, между прочим! – Я пристально посмотрела на Серегу. – Мы тут немного запутались. По словам участкового, кудрявый дядька с лысиной – Андрей Косоногов. Но жильцы нашего дома под этим именем знали совсем другого персонажа – со стрижкой «канадка»! Так чей же труп мы с управдомшей нашли в квартире Ребровых? Следователь нам не сказал, и это внушает сомнения в его компетентности. Он сам-то знает, чье это было хладное тело?
– Андрея Витальевича Косоногова, именно ему почти год назад сдали квартиру ваши Ребровы.
– А кто же тогда колышки в клумбу забивал?! – возмутилась я.
– Какие еще колышки? – Голос полковника сделался страдальческим.
– Деревянные! Какими вампиров в кино убивают!
– А тут еще и вампира убили? – Лазарчук наконец удивился, причем неприятно.
– Нет. Не знаю. Но тот мужик, которого в нашем доме знали как жильца Ребровых, участвовал как-то в общем субботнике и втыкал в землю колышки.
– Зачем? – встрепенулась Ирка.
Как совладелица компании по продаже принадлежностей для сада-огорода, она живо интересуется разными землеройными работами.
– Не помню, – призналась я. – Но точно безотносительно убиения вампиров.
– Уже хорошо, – устало обронил Лазарчук и крепко потер лоб. – Так… С чего я начал-то?
– С того, что тебя не удивил вчерашний труп, – подсказала Ирка и продемонстрировала похвальное знание материала. – Скоропостижно скончавшийся от отравления самым сильным на Земле природным ядом Петр Золотухин.
– Так почему не удивил-то? – снова спросила я. – По мне, так он удивительно неожиданно появился. В смысле, Золотухин крайне внезапно стал трупом. Жильцов нашего дома это заметно впечатлило, а тебя, значит, нисколько?
– Вообще-то я не должен этого говорить, но будем считать, что ты – важный свидетель, оказывающий помощь следствию, поэтому как бы не посторонняя. А ты… – полковник в сомнении посмотрел на Ирку.
Та быстро спряталась за холодильник и уже оттуда, невидимая, успокоила его:
– А меня тут вообще нет!
– Ну предположим, – неохотно согласился Лазарчук.
Чувствовалось, что делиться с нами секретами следствия ему ужасно не хочется, но вроде как надо.
– Чего ты от меня хочешь, Сережа, скажи честно? – я попыталась помочь ему.
– Веришь – сам не знаю! – Друг пощипал себя за переносицу и несколько раз моргнул. – Мерещится что-то такое…
– Какое? Смелее, мы тут все свои, – подбодрила я.
– Это ты тут вся своя, – громким шепотом поправила Ирка из-за холодильника. – Меня здесь вообще нет.
– Даже не знаю, как это объяснить. – Лазарчук вздохнул и, занятно смущаясь и отводя глаза, наконец начал рассказывать: – Тут вроде самоубийство, но очень странное. Такое, знаешь… Нарочно не придумаешь. Как в дурацком детективе, сочиненном дамочкой со слишком богатой фантазией.