Мастера — страница 2 из 4

— Вы влезли в соседний зал, и там кто-то из вас наступил на новорожденного тобтора.

— Подумаешь, какая ерунда!

— Если он умрёт, вы тоже умрёте, все пятеро. Тобторы не станут разбираться, кто из вас виноват, и убьют всех.

— Посмотрю, как это у них получится. Я тоже не стану разбираться, кто виноват.

— То есть, вы хотите развязать войну…

— Я хочу, чтобы ты поехал туда, где тебя научат, как следует отвечать повелителю. Но сначала ты скажешь, куда Шлезер дел ребёнка.

— У безумных всадников бывают дети? Не знал. Хотя, свойства мужчин они сохраняют, значит, дети могут быть, и жена может быть, и даже, — О, великие боги! — тёща.

— Не паясничай.

— Как можно? Я всего лишь делаю выводы. Шёлковую накидку мастер Шлезер не снимал, и что у него в сумке, я не знаю. Воды, во всяком случае, там не было, иначе он не просил бы её у меня. Кажется, я всё сказал. Последнее: кто, куда и с кем поедет… — Вотен почесал за ухом. — Мне только что сообщили: малыш, которого вы покалечили, жив и его вылечат. Поэтому вы, все пятеро, уедете отсюда живыми и в следующий раз будете знать, как себя вести в Розовой усадьбе.

В большом зале никого не было, все дети спали, но мастер Вотен нарочно произнёс серьёзные слова, чтобы незваные гости знали, что здесь можно и что нельзя делать.

Цвир и Вотен следом за ним вышли из кабинета. Аулле, как и раньше, стоял у входа в большой зал.

— После моего удара человек не может стоять на ногах, — произнёс Цвир.

— Как видите, он стоит. До свидания, ваше величество.

Глава 2

Аюбинская марка формально считалась независимой, но лишь потому, что никому её унылые просторы были не нужны. Неплодородные земли, которые убогие селяне ковыряли сохой, не могли прокормить сколько-нибудь многочисленное население. Убогие стада с трудом поддерживали существование пастухов и никого больше. Здесь не протекало судоходных рек и не проходило торговых путей. Откуда и куда могли бы вести эти дороги? На пологих холмах не возвышалось ни одной крепости, которые могли бы кого-нибудь защищать.

Последнее, впрочем, не совсем верно. Среди аюбинских мальчишек процветало состязание: кто больше назовёт крепостей, выстроенных в марке и никем не взятых. К сожалению, или к счастью, ни одна из этих твердынь и получаса не продержалась бы против сколько-то многочисленного войска. Глиняные стены поднимались чуть выше человеческого роста и защищали дома, кучившиеся под их охраной, только от степного пала. По счастью (на этот раз, действительно — по счастью), травостой в степи был такой, что перемахнуть через стену огонь не мог.

Каждый год крепостные стены поновляли, обмазывая глиняной болтушкой.

Так Аюбинская марка и процветала, никем не покорённая и никому не нужная.

В один неясный день возле запертых ворот глиняной крепости Бусер появились чужие солдаты. Удары по воротам перебудили всё население. Было неясно, пришельцы мирно стучатся или ломают ворота. Сломать ворота им не позволили, они распахнулись сами.

— Мы требуем, чтобы нам выдали беглого преступника Шлезера! — объявил командир пришедших.

Входить в город солдаты не стали, понимая, что среди домов бешеный всадник уйдёт от них, и не пешему отряду гнаться следом. Не подумали об одном: бешеному всаднику не нужны ворота, которые перекрыло войско, он может перескочить через стену в любом месте. Однако мастер Шлезер не собирался бежать. Чёрная фигура выросла в проёме распахнутых ворот.

— Я к вашим услугам.

Солдаты попятились, ощетинившись протазанами, которые в иных подразделениях давно были сняты с вооружения. Что может сделать протазан с волшебной бронёй? Но зато перед строем вышел человек вовсе безоружный. На нём был цветастый кафтан и высоченная шляпа, какие носят ярмарочные фигляры и чародеи средней руки. Этот и впрямь был чародеем, потому что вокруг тульи разгорелось голубое пламя, и оттуда послышался голос богоподобного Цвира:

— Ну что, мастер, нагулялся?

— Вроде бы ещё — нет. Отсюда я могу уйти в две минуты. Не этим воякам меня останавливать.

— Что же, погуляй. На плаху всегда успеешь. Ребёнка только отдай и можешь гулять.

— Какого ребёнка?

— Того, которого ты у меня из-под носа увёл. Зачем он тебе?

— Мало ли, пригодится… Ребёнок из хорошей семьи…

— Нет у него никакой семьи!

— Знаю. Ты всех убил. Тем меньше причин отдавать его. У меня он цел, а ты хочешь его убить.

— Что ты с ним будешь делать? Хорошая семья ему не помогла. С младенцем на руках ты не отобьёшься от моих всадников.

— Пока мне это удаётся.

— Это временно, — прогудела шляпа. — Ребёнок должен не только скакать на коне, но кушать и всё остальное. Если поесть он может на ходу, то, чтобы покакать, придётся остановиться.

— Ваше величество, вы только что произнесли слова, достойные живого человека. Мне это нравится.

— Я привык просчитывать все варианты, в том числе — и такие, которые могут тебе понравиться. Так что ты собираешься делать со своим захребетником, после того, как он поест и покакает?

— Он вырастет, возмужает и, например, станет великим государем. Хорошая семья такое позволяет.

Богоподобный Цвир расхохотался. Голубое пламя над застывшем волшебником полыхнуло зелёным.

— Ты всерьёз полагаешь, что сможешь меня свергнуть? Пока результата от твоей беготни нет. Ты спасаешься от меня словно курица от хорька. Кудахтанья много, толку нет.

— Богоравный, я не ставлю перед собой недостижимых задач. Спихнуть тебя с трона — полдела. Куда сложнее там усидеть. Зато стать повелителем Аюбинской марки вполне возможно. И там повелителя будет некому свергать. Как хорошо звучит: Аюбинский маркиз! Жители марки будут счастливы.

На этот раз Цвир расхохотался так, что волшебник, транслировавший его голос, принялся судорожно ощупывать свою голову и шляпу, которые окончательно позеленели.

— Он просидит на троне не больше двух дней! Крепость, слепленная из грязи, развалится от первого же плевка!

— В Аюбинской марке больше двух десятков крепостей.

— Наплевать, и в прямом, и в переносном смыслах. Мои солдаты убьют всех. Они будут убивать, пока не прикончат твоего выкормыша.

— Знакомая история. Помнится я читал нечто подобное. Древний царь, желая убить какого-то младенца, но не зная, где тот прячется, приказал уничтожить всех младенцев в городе.

— Весьма поучительная история, — отсмеявшись, заметил Цвир.

— Возможно. Но меня всегда удивлял один момент: что делали отцы этих младенцев? С лёгкой грустью смотрели, как убивают их детей? Думаю, они должны были взяться за оружие.

— Очень разумная мысль. Поэтому я прикажу убивать не только младенцев, но всех, чтобы на месте их городов не осталось ничего, кроме раскисшей глины.

— Есть, кроме того, деревни и лесные селения. Их ещё надо найти. С ними будет не так легко разобраться. Это война, богоподобный государь. Подумай об этом.

— Что-то уважаемые мастера последнее время повадились пугать меня войной.

— Значит, я не один? Отрадно. При этом должен заметить, что ваше божественное величество ни черта в войне не понимает. Не так трудно разгромить Аюбинскую марку и истребить её жителей до последнего человека, но не забывайте, что марка граничит не только с вашими владениями, но ещё с двумя государствами. Вы полагаете, они будут с лёгкой грустью смотреть на то, что вытворяют ваши отряды?

Зелёный огонь над головой мага-переводчика сменился на привычный голубой.

— Они наверняка вмешаются, — продолжил Шлезер, — и вам будет не обойтись отрядиком, что стоит передо мной. Кстати, хочу сказать: ребёнка, которого вы ищите, в этой крепости нет. Можете мне не верить, но это так. Прежде, чем добраться до Аюбинской марки, я пересёк земли пяти государств, и в каждом были люди, которым я могу доверять. Очень удобно не убивать людей, а дружить с ними. Ребёнка вы не найдёте.

— Найду. Главное — постараться, как следует.

— Божественный или, как тебя, богоподобный Цвир, ты опять позабыл, что здесь нет ни тебя, ни твоей силы. Нет ничего, кроме голоса, заключённого в шляпе. Понимаю, что тебе не жалко этого отрядика, но всё же скомандуй, чтобы они убирались прочь. Или давай, я сам скомандую: «Бесстрашные! Слушай мою команду: Кру-гом! Трусцой по домам драпать — марш!»

Глава 3

В Розовой усадьбе с утра должны были проходить занятия по фехтованию на палках и соломе. Настоящего оружия детям давать нельзя, а палки — в самый раз. К тому же, палки были надломлены, так что всякий хороший удар сопровождался громким треском, словно женщины южных краёв принялись танцевать с кастаньетами.

Половина бойцов была в чёрных шёлковых накидках с глухими капюшонами, полностью закрывавшими лицо. Остальные красовались в таких же накидках, но светло-жёлтого цвета. Разумеется, ни о каком стальном шёлке речи не шло, шёлк был самый обычный, светлый, так даже не крашеный.

Чёрные бойцы нападали на светлых. Они были вооружены теми самыми надтреснутыми палками и старались звонко садануть противника по голове. У светлых под капюшоном имелась защитная шапочка, так что серьёзных травм ожидать не приходилось.

Светлые были вооружены соломенными шпагами. Каждая шпага сделана из длинной ржаной соломины, к которой прикреплена лёгкая гарда. Нетрудно догадаться, что нападать такой рапирой невозможно, а первое же касание палкой разбивает её вдребезги.

Через пять минут пол в большом зале был устелен истрёпанной соломой. Но всё же, битва не кончалась, одна пара дуэлянтов продолжала сражаться. Один за другим замахи палкой с треском падали мимо, казалось, ещё немного, и палка переломится от безрезультатных ударов. А светлый боец, которого мастер Вотен узнавал по небольшому росту, вытанцовывал один пируэт за другим, умудряясь спасти от удара голову и соломину, которой длина только мешала.

— Ай, молодец! — шептал мастер. — Когда ты так выучился биться? Для тебя это первый учебный бой, а до этого ты был крохой, которая ничего не может…