— Да.
Бишоп встал и принялся бродить по комнате, рассказывая о происшествии на холме. Несколько минут было тихо, потом мисс Горриндж сказала:
— Больше всего тебя интересует женщина.
— Верно.
— Какая она, расскажи поподробней.
— Жестокая. Холодная и жестокая. Не знаю, насколько близко она была знакома с этим человеком — Брейном?..
— Дэвид Брейн.
— Но даже если бы она его совсем не знала, должна же была авария как-то потрясти ее. Это было бы естественно. Но что бы там ни происходило у нее внутри, в глазах не отразилось ничего.
— А что было в глазах?
— Секс.
Вера Горриндж обратила к нему вопрошающий взгляд.
— Секс?
— Секс и ничего больше. Думаю, для остального просто не остается места.
— Не хочешь ли ты сказать, что она соблазняла тебя фактически возле трупа?
Бишоп взял в руки книгу и заглянул в нее.
— О, нет. Но глаза, словно ядовитые орхидеи, понимаешь? Глубокие и мерцающие. Глаза нимфоманки.[2]
— Если бы на ней были галоши и пенсне, — осторожно заметила мисс Горриндж, — тебя так же интересовала бы эта авария?
Бишоп отложил книгу и встал, покачиваясь с носка на пятку.
— Нет. Думаю, крушения вообще бы не было, носи она галоши и пенсне. У таких женщин иная природа. Ты понимаешь, о чем я говорю, Горри?
— Ты хочешь сказать, что в такого рода ситуациях встречаются определенного типа женщины?
— Правильно. Нимфоманки подобны невзорвавшейся бомбе, и мужчины приходят в такое неописуемое возбуждение, что либо бегут от них сломя голову, либо пытаются достать из них взрыватель. — Он задумчиво посмотрел на мисс Горриндж. — Жаль, что тебя там не было. Трудно передать ту атмосферу на словах. Если хочешь, можешь считать, что я влюбился в сирену, в бездушную соблазнительницу и стараюсь нагнать таинственности. Думай так, я не стану тебя осуждать.
Мисс Горриндж покачала головой.
— Нет, только не ты. На тебя это не похоже. У тебя слишком чувствительные антенны, и если ты их выставляешь наружу, улавливая изменения в атмосфере, ошибок быть не может. — Она стала вырезать из газеты статью об аварии Брейна. — А вот это в твоем духе. Тебя не мог бы задеть бампером ни пьяный, ни новичок; только мужчина, который связан с такой женщиной. И оба несутся ночью как сумасшедшие.
Она потянулась к скоросшивателю за спиной и подшила туда вырезку из газеты.
— Если это перерастет в расследование, Хьюго, оно станет первым делом, на которое ты вышел сам и совершенно случайно. Такого еще не бывало.
— Да. — Он не слушал.
— Хочешь, чтобы я собрала информацию?
— М-м?
— Ин-фор-ма-ция. Нужна тебе?
Он снова подошел к письменному столу.
— Не знаю, Горри.
Долгое время мисс Горриндж сидела тихо. Она понимала, что Бишоп бродит сейчас там, среди деревьев, где валяется разбитая машина, принюхиваясь к запахам, прислушиваясь к интонациям женского голоса, вглядываясь в ее лицо, вспоминая мельчайшие детали, которые потускнеют и расплывутся к завтрашнему дню, если не ухватить их сейчас и не наполнить живыми пока красками. Его не было в этой комнате. Он снова переместился в графство Суррей с чем-то вроде сачка для бабочек и теперь охотился там за летучими впечатлениями.
Бишоп поднялся так неожиданно, что мисс Горриндж вздрогнула.
— Информация о чем? — энергично спросил он.
— О Дэвиде Брейне, его прошлом. О женщине, кто она…
— Ты сможешь узнать ее имя?
— Думаю, да.
— Прекрасно. Займись этим.
— Это будет нелегко, Хьюго. Я не могу сосредоточиться, когда ты бегаешь по комнате взад-вперед. Может, тебе поехать пообедать? Куда-нибудь подальше, скажем, в Корнуолл?
— Ты ведь знаешь, я только что оттуда вернулся.
Он уже открывал дверь, когда она посоветовала:
— Оставь немного свободного времени. Может, мне удастся договориться, чтобы та женщина встретилась с тобой. Ты хотел бы снова с ней увидеться?
— Да.
Когда Бишоп ушел, мисс Горриндж поставила телефонный аппарат к себе на стол. За следующие два часа она сделала тринадцать звонков и, прежде чем уйти, оставила для Бишопа записку:
Мелоди Карр. Похоже, псевдоним. Настоящее имя, вероятно, Мэгги Хиггенботам. Постараюсь устроить тебе встречу с ней. Ты прав, это не женщина, а порох, настоянный на цианистом калии. Пошла покупать тебе саван.
Днем Бишоп поспал четыре часа, а когда проснулся, мисс Горриндж все еще не вернулась. Она пришла только около десяти вечера и нашла записку: «Копакабана». Она тут же позвонила в этот ресторан, но ей сказали, что мистер Бишоп пять минут назад уехал домой. Она стала ждать, и как только он вошел, сообщила:
— Я не смогла организовать тебе это знакомство, Хьюго. Но она сейчас в ресторане «Ромеро». Если хочешь, загляни туда.
— Я не член их клуба.
— Тедди Уинслоу мог бы провести тебя.
— Когда?
— Как только ты позвонишь ему.
— Ты творишь чудеса, Горри.
— Нет, просто хорошо работаю.
— Как ты ее нашла?
— Обзвонила всех распутников в городе.
На лице Бишопа появилась запоздалая улыбка.
— Интересный подход. Но я бы не назвал Тедди распутником.
— Как плохо ты знаешь своих друзей, — сказала мисс Горриндж. — Так ты едешь?
— Да. Я много думал об этой катастрофе. И даже додумывал кое-что, фантазировал, чтобы восполнить недостающие детали. — Он забрал себе телефон. — Ну так какова ситуация, Горри?
— Никаких затруднений. Женщина, с которой ты хотел встретиться, сидит сейчас в «Ромеро». Тедди с радостью возьмет тебя с собой в качестве гостя, но платишь ты. Он опять недавно разбил свой самолет и теперь живет на бутербродах.
— А как его шея?
— Пока не сломал.
— Насколько хорошо он знает Мелоди Карр?
— Едва ли вообще ее знает — не испытывал желания познакомиться. Тебя он не сможет представить, но я полагаю, происшествие последней ночи дает тебе право самому подойти к даме. Скорее всего, ее должны одолевать элегантные молодые джентльмены. Тедди говорит, они летят к ней как на огонь. Надеюсь, ты догадаешься пододеть асбестовый жилет?
Мисс Горриндж на этом вышла, оставив Бишопа с телефоном наедине.
Уинслоу ждал на верхней ступеньке «Скайхай-Клаб» — высокий, широкоплечий и краснолицый. Бишоп открыл дверцу машины, и он забрался, устраиваясь на сиденье рядом, как боров в болоте.
— Так и знал, что ты не захочешь войти, — сказал Тедди, жизнерадостно улыбаясь.
«Скайхай-Клаб» — плебейское местечко, где собираются невзрачные дебютанты воздухоплаванья и бывшие офицеры английских ВВС. Поэтому Бишоп тактично ответил:
— Ну, я хотел услышать драматическую историю твоей воздушной катастрофы, а тебе пришлось бы повторять ее при них еще раз для меня. Что случилось-то?
Они ехали по Мэлл-стрит. Уинслоу с мрачным видом ответил:
— Ничего. Даже пожара не было. Просто у меня кончилось горючее, и я плюхнулся в болото в графстве Эссекс. Наглотался тамошней тины. Меня чуть не выставили с позором из клуба… Зачем тебе, черт возьми, потребовалось встречаться с этой женщиной?
— Она меня заинтересовала.
— Она интересует многих мужчин. Настоящая вавилонская блудница. Никогда бы не подумал, что она в твоем вкусе.
Они проехали по Гросвенор-стрит до площади с тем же названием. В середине Парк-Лейн Бишоп увидел серую, с красноватым отливом машину марки «диланж», припаркованную возле «Ромеро».
— Вон ее машина, — кивнул Уинслоу. — Серая безделушка.
Они выбрались из почтенного «роллс-ройса».
— Знаю, — бросил Бишоп.
— Ты знаешь ее машину?
— Да. Видел вчера ночью. — Пока они шли к клубу, он спросил: — Тебе знаком человек по имени Дэвид Брейн?
Уинслоу ответил, что видел его однажды.
— Он погиб сегодня ночью.
Уинслоу внимательно посмотрел Бишопу в лицо.
— Странный ты парень, Хьюго. Куда ни пойдешь, всегда за тобой вьется легкий аромат свежевыструганного гроба. Последний раз, когда мы с тобой ужинали, явился какой-то верзила в сапогах и сказал, что Симпсона или Томпсона вытащили из Темзы и тебе надо идти опознавать останки. И все это — едва мы закурили.
— Но я ведь извинился.
— Не в этом дело. Я в общем-то никогда не знал, чем ты зарабатываешь на жизнь, но теперь начинаю подозревать, что ты первоклассный поставщик клиентов для похоронных бюро.
Они сели за столик недалеко от эстрады. Был понедельник, и народу собралось немного. Небольшой итальянский оркестр что-то ненавязчиво наигрывал, словно напевающий себе под нос человек.
Бишоп сел спиной к стене, и ему было видно почти всех в зале.
— Что будем пить? — спросил Уинслоу. Пухлое лицо его стало задумчивым. Он уже было причислил Бишопа к разряду неуемных бабников, но теперь сюда вплелась смерть, и вечер становился серьезным. Уинслоу это, в общем-то, больше нравилось, но нагоняло тоску.
— Мне как-то все равно, — ответил Бишоп.
— Ну, я бы предпочел бренди.
— Хорошо, давай возьмем бренди.
Уинслоу заказал бутылку, и они закурили.
— Где она? — спросил Тедди.
Бишоп бросил взгляд через левое плечо.
— Вон там. Сидит одна.
Уинслоу медленно повернулся всем телом, кладя руку с сигаретой на спинку кресла.
Мелоди Карр сидела за маленьким столиком у дальнего края эстрады. Перед ней находились бокал и небольшая, украшенная драгоценными камнями сумочка. Женщина спокойно разрывала на части полоску бумаги — очень медленно, рационально и методично: пополам, еще раз пополам и еще раз пополам. Когда слой оказался слишком толстым, она разделила его на две части и принялась рвать каждую стопку в отдельности, не прекращая своего занятия до тех пор, пока клочки бумаги не стали размером с конфетти. Тогда она сложила их в пепельницу и огляделась вокруг, словно вспомнила, что сидит здесь не одна.
Через несколько минут Уинслоу посмотрел на Бишопа с нарочито непроницаемым видом и задал вопрос: