Между прочим, наши пушистые друзья, спустя время, и решив, видимо, что я достаточно отдохнула и набралась сил, к прежнему разговору снова вернулись. А у меня не было на это сил — ну вот правда!.. Но не закатывать же снова истерику — это не просто уже перебор, это было бы неприлично даже…
А потом я кое о чем вспомнила, и едва на самом деле не закатила истерику. Точнее, я вспомнила кое о ком. Об Эниморе! Ведь я тут уже больше недели прохлаждаюсь, цветочки нюхаю, а он, небось, с ума сходит! Или уже сошел. Вернулся без меня, панику поднял… А вдруг побоялся без меня возвращаться и… застрелился, например? Не из чего? Ну тогда шпагой проткнулся…
И я, едва сдерживаясь, чтобы не заорать, поделилась своим… гм-м… беспокойством с хранителями.
— Не бойтесь, Зоя, — потерлась о мою руку мордочкой Тата. — Мы с ним поработали, он отправил в Чареон депешу, что ему и вам нужно здесь еще задержаться.
— А он сам-то где?!
— Сам он… спит, не переживайте за него, он жив и абсолютно здоров. Когда будет можно, мы его разбудим, и он преспокойно вернется домой.
— Но что будет потом, когда он вернется?
— Потом будет уже все равно.
— Как это все равно?.. Что это значит?!
Хотя, если честно, мне и правда было все равно, что там и кто будет думать. Особенно Малена. Особенно после того, что я о ней тут узнала!.. У-уу! Тошно даже думать обо всем этом! Не хочу туда опять, в этот гадюшник! Что там говорили эти пушистики о возвращении на Землю?
Я выпалила:
— Давайте продолжим про Землю! Про наше возвращение! Еще раз, подробно, что там и как… Я согласна!..
И тут вдруг Тата и Батторий странно замерли, а потом не менее странно переглянулись.
— Они подходят… — проговорил лиловый енот.
— Кто подходит?! Куда?! — подскочила я.
— Не надо волноваться, Зоя, — сказала ласка, но на этот раз тереться о мою руку не стала. Видно было, что и сама пусть чуть-чуть, но волнуется. — Сядьте.
Я села, но вопрос повторила:
— Кто и куда подходит, вы мне можете сказать?
— Виктор, — сказал Батторий. — И Лиля. К границе с Саттарой.
— Что?! — я снова подпрыгнула. — Где это, как туда попасть?!
— Вы хотите туда пойти? — удивилась ласка. — Не нужно, они придут сами, мы позаботились и проложили магическую нить…
— А если не придут?! А если заблудятся?! Вы же сами говорите, что Виктору мозги который год пудрят, вот он и не почует вашей нити! А Лиля еще маленькая… — И тут я бросилась к еноту, тот даже попятился: — Батторий, миленький, ну сходи тогда ты, встреть их, а?!..
— Да чего их встречать, — заворчал енот. — Никто там не заблудится, чего там блудиться-то? Нить хорошая проложена, маршал ее не только с запудренными — вообще без мозгов учует…
— Тогда скажите, где это, и я пойду сама! — притопнула я.
— Батти, ну сходи, чего ты? — посмотрела на енота Танаша.
Тот из лилового сделался вдруг пунцовым и с неприкрытой обидой посмотрел на меня:
— Ну вот зачем?! Ну что вы за существа такие — люди? Вечно делаете проблемы из ничего! Только ведь начали про самое интересное!..
— Иди, Батторий, иди! — легонько подтолкнула его Тата.
И он пошел. Но возле самой двери обернулся и пробурчал:
— Вот что за люди?.. Эх-х!..
Глава 20
Триадон в принципе был миром, в котором очень много лесов — густых, зеленых, чистых. Пусть деревья в них и отличались от земных, но в основном не так уж сильно. Были здесь почти такие же, как на Земле, дубы, березы, сосны и ели. А потому имелись и светлые березовые рощи, и тенистые дубравы, так же как и пронизанные солнечными лучами сосновые боры и непролазные высокие ельники.
Но Виттор уже не в первый раз отмечал, что лес Стороны отличался от лесов Чареона и Реалона. Не всегда это сразу бросалось в глаза, но если присмотреться… Он был здесь будто не совсем настоящим, словно сошедшим с картин очень искусных художников. Если уж чаща, то темная, загадочная, пугающая своей угрюмой тишиной, если бурелом, то действительно непролазный. И дубы — словно одеревеневшие сказочные великаны, глядящие на тебя из-под шершавой коры век… Да! Виттор понял, что уловил эту особенность. Лес Стороны выглядел именно сказочным, и непонятно, был он таким на самом деле, или те, кто здесь жил, специально покрывали его магическим мороком, создавая для чужаков соответствующую атмосферу и отводя их взгляды от того, на что не нужно смотреть.
Но сейчас чареонский маршал шел по этому лесу, и без того чувствуя себя словно в сказке. Еще бы! Мало того, что их с дочкой сопровождал лиловый енот, мало того, что Лиля наконец-то прекрасно заговорила — хотя, похоже, научилась этому немного раньше, — но еще и тот факт, куда именно вел их енот, назвавшийся хранителем Саттары Батторием!.. Ведь если ему верить, а то, что он сказал, казалось невероятным, то вел он сейчас их к Лилиной маме и братьям, то есть… к его, Виттора, жене и двум сыновьям!..
Видимо, слово «невероятно» он произнес вслух — не слушает же лиловый енот мысли! — потому что Батторий глубокомысленно произнес:
— Не бывает ничего невероятного. Точнее, наоборот, все в той или иной степени невероятно. Ведь если бы происходили только вероятные вещи, то жизнь бы попросту замерла. И не только жизнь, все бы замерло и рассыпалось в пыль.
— Почему? — заинтересовалась этим странным высказыванием Лиля.
— А вот смотри, — сказал Батторий и ткнул лапой на ветки большой ели. — Видишь там шишки?
— Вижу, — кивнула девочка.
— Вероятно, что одна из них сейчас упадет?
— Ну… да.
— А то, что не упадет?..
— Тоже…
— Но ведь шишка не может одновременно упасть и не упасть. Значит, говорить «вероятно» тут нельзя. Иначе не произойдет вообще ничего, а значит, ничего и не будет. И так во всем. Все в нашей жизни невероятно, и сама жизнь — тоже.
В этом с Батторием Виттор, пожалуй, был готов согласиться. Или как там его назвал этот невероятный хранитель Саттары — Витей?.. Что-то в сочетании этих звуков и впрямь показалось ему знакомым. Но показалось — и тут же уплыло.
Когда Батторий привел Виттора с Лилей в поистине сказочный, утопающий в цветах и зелени город, девочка восторженно взвизгнула и во все глазенки принялась рассматривать его чудесную красоту, а вот маршал призадумался. Да, о Стороне он знал мало, но эту тему вообще как-то старались обходить… стороной. А ведь это очень странно. Военное ведомство, к которому он принадлежал, в любом случае должно было интересоваться по крайней мере тем, что из себя представляет сопредельное государство. Которое, судя по увиденному, вовсе не один дремучий лес, а вон как процветает! Во всех смыслах.
Но самое главное отца с дочерью ждало, конечно, потом. И когда лиловый енот открыл перед ними двери изысканного, хоть и не слишком большого особняка и проводил в просторную комнату, в которую через большие окна с кремовыми шторами лился солнечный свет, настала пора удивляться по-настоящему. Потому что сначала маршал увидел там… леди Золю!.. Он машинально отвесил ей поклон и открыл уже рот, чтобы спросить что-то вроде: «Какого лешего вы здесь забыли, любезная?», как Лиля вдруг сделала то, что уже не просто удивило, а поразило Виттора так, что он чуть в буквальном смысле не рухнул… Его дочь бросилась к атте баронессы Ориан с истошным воплем: «Мама!!!», на что леди Золя ответила не менее эмоциональным возгласом: «Лилечка!!!», и женщина с девочкой слились в объятиях. А за всем этим с разинутыми ртами наблюдали стоявшие чуть поодаль рыжие как морковка, совершенно одинаковые юноши и маленькая ласка. У последней рот был закрыт, но Виттору показалось, что зверек довольно улыбается.
Между тем Лиля, наобнимавшись с леди Золей, ринулась делать то же самое с парнями. Виттор уже собрался возмутиться, как вдруг к нему подошла атте Малены и, с изучающим прищуром посмотрев ему прямо в глаза, произнесла:
— Ну здравствуй, муженек. И как тебе груши?
— К-ка-акие г-груши?.. — почувствовал себя последним идиотом маршал.
— Забыл ты Землю. Совсем забыл… «Муж объелся груш» у нас иногда говорят. Вот ты точно объелся. И не только их, похоже.
— Зоя! — быстро подбежала к ним ласка. — Не надо так. Мы ведь рассказали, в чем дело! Виктор не виноват. Не стоит сейчас его укорять, что-то у него спрашивать. Сначала мы вернем ему память, сделаем самим собой, и вот тогда уже вы сможете поговорить обо всем.
К маршалу подошел Батторий:
— Идем!
— Куда? — растерянно заозирался Виттор.
— В соседнюю комнату, — сказала ласка. — При совершении ритуала никого, кроме нас, с вами быть не должно. Меня, кстати, зовут Танаша. Или Тата, так лучше.
Обалдевшего маршала пушистые зверьки провели в соседнюю комнату. Плотно закрыли дверь, зашторили окна и принялись кружить вокруг него, сначала медленно, потом все ускоряясь и ускоряясь, пока не слились в размытое кольцо. И внутри этого кольца Виттор как будто стал тоже вращаться. С его сознанием начало происходить нечто странное. В голове завертелась настоящая карусель различных образов, то проявлялись откуда-то здания, предметы, лица, то опять пропадали… Начинали звучать и опять затухали звуки — голоса, музыка, шум прибоя… Вот стали мелькать в ускоренном темпе и какие-то события, только Виттор никак не мог уловить их суть, ухватиться за ниточку. Впрочем, нет, одну он все же схватил! Ему уже сказали сегодня, что он — Витя, но до сего мгновения это имя все же было для него чужим, хоть и казалось знакомым. Так можно было сократить имя Виттор, но нет — так его здесь никто никогда не называл, даже он сам. А теперь… Теперь в мозгу словно вспыхнул мощный фонарь и высветил это имя отчетливо и ярко. И он понял… даже не понял, а уже точно знал, что его на самом деле зовут Витей, Виктором. Он — Виктор Крабут!
И события в пробуждающейся памяти, хоть и продолжали мелькать обрывочными кусками, сразу сбавили темп до нормального. Теперь он словно наяву погружался в отдельные сцены из собственной, но кажущейся еще будто чужой жизни… Вот он еще ребенок, школьник. Читает сказку про Лукоморье и ученого кота… А вот — тьфу ты! — и впрямь красит зеленкой игрушечного зайца, делает из него солдата. А теперь уже и сам он солдат. Нет, не солдат — курсант военного училища… А здесь ему вместе с другими выпускниками вручают лейтенантские погоны… Вот и еще очень волнующий момент: он кружится с Зоей в танце! На ней фата и шикарное белое платье, и она такая ослепительно красивая, что он и впрямь будто слепнет — и видит уже другую картину: он сквозь метель везет ее на выпрошенном у комполка УАЗике в роддом областного центра, потому что у нее двойня, роды предстоят сложные, а в их городке ни оборудования, ни толковых врачей… А вот уже эта двойня весело мутузит друг дружку; мальчишкам годика по три, он тоже с ними в этой куче-мале, а Зоя с крохотной Лилечкой на руках смеется и называет их морковками, ведь и он сам, и Ванька с Санькой на самом деле рыжие как морковки… Веселая картинка сменяется другой — тревожной и мрачной: бегут и прячутся за кирпичными обломками зданий его бойцы. О