– Я не буду и дальше посылать хороших людей и хороших солдат на верную смерть, – твердо заявил Филиас. – Тем более сейчас, когда у нас каждый человек на счету. Прости, Тисаана, я… – Он смущенно отвел глаза и повторил: – Прости.
Я вздрогнула, будто от удара.
Не теряй самообладания. Не раскисай. Смотри вперед.
– Конечно, я все понимаю, – выдавила я. – Тогда я снова отправлюсь в Илизат одна. Не будем рисковать никем, кроме меня.
– Это самоубийство. У тебя почти не осталось…
Серел оборвал себя, но я знала, что́ он хочет сказать. У меня почти не осталось магии.
– Ты не выживешь в Илизате.
– Я уже бывала там.
Он взял меня за руку прежде, чем я успела ее отдернуть.
– В прошлый раз я думал, что мы потеряли тебя, – пробормотал он. – Я не хочу тебя потерять.
Серел смотрел на меня с огромной искренней любовью. И все же в тот момент я была готова его возненавидеть.
«Мне все равно! – хотела кричать я. – Лучше умру, пытаясь спасти его, чем остановлюсь».
– Я готова рискнуть.
Филиас и Серел снова переглянулись, – боги, да пусть уже прекратят это!
– Речь не только о тебе, – заметил Филиас. – Тебе многое известно. Если ты попадешь в руки Нуры…
Меня захлестнуло волной гнева – настоящей ярости. Он посмел считать меня обузой!
Он говорил, что собирается оставить моего любимого в тюрьме и запретить мне попытки спасти его самостоятельно, потому что считает меня – меня, пожертвовавшую всем, пожертвовавшую слишком многим, – проклятой обузой!
Я вскочила на ноги, вырвав руку из пальцев Серела:
– Я не оставлю Макса там! Я согласилась помочь вам. Согласилась остаться здесь, с войском повстанцев. Но я ясно дала понять с самого начала, что я не оставлю его в тюрьме.
– Тисаана, я знаю… – начал Серел, но я не дала ему договорить:
– А ты знаешь, что Макс был единственным, кто помогал мне вытащить тебя из рабства? Единственным? Мы все очутились здесь только благодаря ему. Каждый из нас обязан ему жизнью.
– Нам не хотелось принимать такое решение, – грубовато ответил Филиас.
Я сделала несколько глубоких вдохов, пытаясь совладать с захватившими меня чувствами, и повернулась к Саммерину.
– Ты понимаешь, чего они хотят? – спросила я на аранском.
Он едва заметно кивнул, и что-то в выражении его лица заставило землю уйти у меня из-под ног.
– Ты знал, – пробормотала я.
Целитель поморщился:
– Я пытался их переубедить.
«У меня есть отличный друг, намного лучше, чем я заслуживаю, – как-то сказал мне Макс. – И если бы Саммерин оказался в таком положении, я бы ни за что, никогда не оставил его там».
С моих губ сорвался сдавленный, горький смешок.
– Он скорее бы умер, чем оставил тебя в тюрьме. А теперь ты тоже отказываешься от него. Ты же ему как брат.
Саммерин отшатнулся, будто я его ударила:
– Ни за что, Тисаана. Ни за что.
– Мне тоже не нравится такое решение, – продолжал Филиас. – Честное слово. Но мы все теряли дорогих людей. У всех у нас за плечами утраты. И мы не можем потерять кого-то еще только для того, чтобы вернуть одного. Мы просто… не можем.
Серел приподнялся и потянулся ко мне:
– Тисаана, мне очень жаль.
Мой взгляд снова упал на эту про́клятую богами малину. Теперь я все поняла. Они принесли ягоды мне в утешение.
В тот момент я ненавидела – искренне, от души – каждого из них.
– Мне нужно побыть одной, – сказала я. – Пожалуйста.
Никто не стал спорить. Наверное, уходя, они смотрели на меня с состраданием – мне не было до этого дела. Стоило им исчезнуть, как я схватила миску с малиной и с размаху швырнула об стол. Глиняная посуда разлетелась вдребезги вместе с моим самообладанием. Ягоды оказались перезрелыми. Там, где они упали, дерево столешницы окрасилось алыми пятнами, похожими на кровь.
Глава 7
Я ненавидела прогулки по Эла-Дару. Возможно, кому-то он мог показаться приятным местом. Город состоял из затейливых медных сооружений, украшенных витражными окнами, и островков пышной зелени. В нем обитали элегантные фейри, одетые в струящиеся шелковые одежды.
Но я лишь вскользь замечала красоту вокруг: меня отвлекали взгляды местных жителей.
Кадуан притягивал к себе внимание, куда бы ни пошел. Он редко одевался иначе, чем его подданные, и обычно не носил корону. Тем не менее все его знали, приветствовали и склоняли голову. А затем взгляды горожан неизбежно перемещались на меня. Я не знала, как толковать эти взгляды, и такая неопределенность раздражала больше всего. Сквозило ли в глазах фейри отвращение? Любопытство? Ненависть? А возможно, дело было вовсе не в неопределенности. Мне просто не хотелось, чтобы меня рассматривали. Не хотелось, чтобы меня замечали.
К счастью, сегодня Кадуан направился в обход главных улиц города. Мы прогулялись по каменистым тропинкам в густых зеленых лесах позади замка. Несмотря на внушительные размеры и плотную заселенность, в Эла-Даре сотворенное руками жителей тесно переплеталось с природой: северная часть города выступала из скалистого горного склона, а южную – охватывали леса. Замок располагался посередине, возвышаясь как над горами, так и над лесом.
Мы шли под деревьями в молчании, пока не достигли небольшого каменного строения с высокими окнами. Пол внутри был посыпан песком, а вдоль стен стояло разнообразное оружие: мечи, топоры и копья.
Я замерла на пороге, но Кадуан даже не замешкался.
– Что это?
– Зал для тренировок. Сюда иногда приходят стражники, но сегодня нас никто не побеспокоит.
– Зачем ты меня сюда привел?
– Когда-то, очень давно, ты научила меня почти всему, что я знаю об искусстве боя.
– Это была не я.
– Может, в некотором смысле ты и права.
Он перешел на противоположную сторону зала, опустился на колени возле ящика и достал какой-то предмет, завернутый в темную ткань. Затем приблизился ко мне, положил сверток на пол и развернул его.
У меня перехватило дыхание – не знаю почему.
На посыпанном песком полу лежали два клинка. Совершенно одинаковые, слишком длинные для кинжалов, но коротковатые для мечей. Слегка изогнутые лезвия были выкованы из гладкой черной стали.
Их вид вызывал странное чувство.
– Узнаешь? – спросил Кадуан.
– Нет.
Я солгала только наполовину.
– Раньше ты прекрасно владела ими. Не именно этими клинками, но похожими.
– Уже говорила тебе: это была не я.
– Я помню. – Уголок его рта пополз вверх. – Что ж, справедливо. Но я подумал, вдруг тебе захочется размяться.
Я не двинулась с места.
– Видимо, нет. – Кадуан небрежно дернул плечом. – Тогда пойдем, раз ты хочешь вернуться в свою комнату.
Я не хотела возвращаться в свою комнату, не хотела снова идти через Эла-Дар. И вероятно, Кадуан прекрасно об этом знал.
Я подобрала клинки.
Стоило ладоням сомкнуться на рукоятях, как меня охватило знакомое до боли чувство, настолько пронзительное, что по спине побежали мурашки. На мгновение показалось, что очень давно я держала это самое оружие в городе из черного камня. На долю секунды я почти вспомнила, кем когда-то была.
А затем, еще через миг, пронесся поток других воспоминаний. Воспоминаний о тысяче других клинков в сотнях тел, о разном оружии, которым мне пришлось научиться владеть – пришлось стать – в других жизнях.
Тело требовало движения, а душа – выплеска гнева. Неподдельного гнева.
Кадуан внимательно наблюдал за мной, и мой бросок не стал для него неожиданностью. Он успел подготовиться – выхватил меч и с легкостью отразил мой удар. Ему и стараться особенно не пришлось. Мои выпады были неуклюжими, нерешительными. Я пока и собственным телом управляла с трудом.
И тем не менее дух захватывало от удовольствия, когда напрягались мышцы, когда металл лязгал о металл. Когда все чувства словно улетучивались.
Кадуан выглядел странно довольным:
– Я знал, что ты вспомнишь.
Оружие в наших руках со звоном столкнулось.
– Даже тогда, – продолжал он, – не думаю, что ты наслаждалась насилием. Тебе просто нравилась физическая мощь.
С каждым выпадом мое сердце билось быстрее, ярость кипела все жарче, словно я открыла проход, который уже никогда не удастся закрыть.
Зачем он говорит о той, кем я была раньше? Зачем напоминает обо всем, что у меня отняли? Неужели не понимает, что мне никогда больше не стать той женщиной? Что я не смогу вернуть ее, даже если попытаюсь? Зачем ему понадобилось унижать меня, окуная лицом в недостижимое, словно в грязь, да еще втаптывая туда сапогом?
После очередного ожесточенного удара наши лица оказались в нескольких дюймах друг от друга, а оружие завибрировало между нами.
– Зачем ты вернул меня к жизни? – сорвалось с моих губ против воли.
– Потому что ты ее заслуживаешь.
– Не пытайся лгать мне.
Я отступила и ударила снова. Быстрее и хитрее. Кадуан слегка пошатнулся: ему пришлось поспешить, чтобы блокировать удар.
– Потому что с тобой поступили несправедливо. – Его губы скривились.
Несправедливо? Это называется несправедливо? Ярость хлестнула через край; от ее напора я замешкалась и споткнулась – Кадуану удалось оттолкнуть меня.
Снова лязг – наше оружие опять столкнулось. Моя одежда пропиталась жарким потом. Я чувствовала прилив сил, и он помогал обозначить границы моего тела – горящие от напряжения мышцы, прерывистое дыхание. Я взмахивала клинками с необузданной силой, от которой перехватывало в груди. Несколькими свирепыми выпадами мне удалось оттеснить Кадуана назад, и он врезался спиной в стену. Он уже едва держался на ногах.
– Я тебя пугаю? – тяжело дыша, спросила я.
Его меч со звоном упал на пол.
А затем все вокруг остановилось, и в мире, где остались только мы двое, мое лезвие прижалось к его шее под подбородком. Тепло разгоряченных тел согревало воздух между нами. Глаза Кадуана заблестели, в них разгоралась ярость. Что означало их выражение?