— Я не доверяю Шанти’Ра.
Когда они вошли внутрь, то Ардан ни на секунду не расслаблялся. Он подмечал каждый нюанс, прислушивался к каждому звуку, запоминал каждую ноту запаха. Из шатров, сложенных из палок и шкур Лохматин, выходили орки. Кто с винтовками, другие с топорами и ножами. Они скалили клыки, рычали, кричали оскорбления и смеялись. Всем своим видом пытались запугать визитеров. Просто чтобы утвердиться в своем превосходстве и принизить тех, к кому не испытывали ничего, кроме презрения и ненависти.
Ардан же крепко сжимал посох. Любое неловкое движение, любой щелчок взведенного курка, и он использует каждое заклинание из своего арсенала, досуха выпив накопители. Потому что, видят Спящие Духи и Вечные Ангелы, в глубине души он надеялся, что это произойдет. Что кто-то из Шанти’Ра даст повод, хотя бы малейший повод усомниться в том, что это не переговоры, а банальная ловушка.
Но дальше запугивания дело так и не заходило.
Орки не отходили от своих шатров и только забавлялись тем, что пытались запугать Плащей. Облаченные в черное работники второй канцелярии впечатлились не сильно, а вот от Перси и Федора запахло неприятным ароматом страха. Особенно от Перси. Не потому, что Федор оказался отважнее, а потому что Полских не имел в своей жизни того пореза на душе, с которым жил рыжеволосой Кенбиш.
Какого ему оказаться в логове тех, кого он открыто называл зверьми, которым самое место в загоне. И теперь Перси, подспудно, боялся того, что эта информация всплывет наружу и он навсегда останется здесь, за бревенчатыми стенами орочьего лагеря.
Наконец они подошли к самому большому шатру, чей вход был украшен…
Ардан до хруста сжал челюсти.
Шкуры, формировавшие тамбур, выступавший в роли теплового зазора, чтобы зимой не впускать холод, а летом — наоборот, удерживать прохладу, держались не на жердях, а на легко узнаваемых, бугристых костях Шагальщика.
— Внутрь зайдет только полукровка, — прорычал предводитель группы орков. — Остальные ждут здесь.
— Мы не договаривались, что…
— Мы договаривались говорить, — орк тут же оборвал Нила, демонстрируя свое знание Галесского и понимание того, что Кралис, в свою очередь, понимал орочий. — Но мы не договаривались, как мы будем говорить, коротышка. Внутрь пройдет только полукровка, или никакого разговора не состоится.
Рука Збига очевидно дернулась (видимо наречием степных орков владел не только Нил), но Нил тут же остановил его взмахом открытой ладони.
— Коллега?
Ардан только пожал плечами и посмотрел в глаза орку… который тут же отвел взгляд в сторону. Неудивительно. Все же Ардан почти год прожил в доме орков, пусть и в далекой столице, а обладатели внушительной мускулатурой обладали таковой и когда речь заходила о языках. Очень длинных языках…
— Если не вернусь через десять минут, то…
— Я свяжусь с Кузнецами, — нисколько не скрываясь, Нил закончил фразу за Арда.
Орк лишь хмыкнул и одернул в сторону полог из шкур. Ардан, опираясь на посох, вошел внутрь и, сделав несколько шагов, миновал тамбур.
Громадный шатер внутри представлял собой земляной круг. В центре костровая яма, обрамленная костями. Костями людей и других орков. Учитывая занятия с кадаврами, Арди безошибочно их определил.
Над костровой ямой висел простой, железный котелок, внутри которого закипало травяное варево, чем-то напоминающее по запаху ягодный отвар. Поодаль от костра свалены в кучу шкуры, заменявшие шаману постель. Еще здесь находилась деревянная стойка, увешанная костяными бусами; заставленная черепами, с вырезанными на них символами; несколько свитков из дубленой кожи — тоже с символами. И, собственно, все.
Орки не особо имели представление о таком понятии, как «собственность». Они владели лишь тем, что им требовалось для жизни и перехода с одного места обитания за другим. Следом за Лохматинами и сезонами природы. Они блуждали по степи, совсем как их собратья — волки.
— Ты и я, горный собрат, — произнес орк, ворошивший ножом золу под котелком.
Он выглядел почти таким же, каким его запомнил Арди. Серокожый, престарелый, с жидкими, прозрачными волосами, стянутыми в косу. Покрытый желтыми шрамами и темными, пигментными пятнами. А еще с повязкой на левом глазу и обрубком вместо левой руки. Это то, что забрала с собой Цассара.
Интересно, как прошел бы её бой с шаманом Шанти’Ра, если бы не странные браслеты на запястьях вампира…
Явно заметив направление взгляда визитера, орк провел пальцами по лицу и культе.
— Ходящая Сквозь Ночь забрала свою дань, — без особого сожаления, прохрустел шаман.
Его голос звучал сродни тому, как звучит сломанный старый крекер. Уже зачерствелый и безвкусный.
Арди, показательно игнорируя приветствие охотников, подошел к костру и уселся рядом с ним в той же позе, что и орк. Он достаточно прочитал в свитках Атта’нха и еще больше услышал в историях Прадедушки, чтобы вполне сносно разбираться в обычаях орков и матабар.
— Так ты начинаешь беседу, горный собр…
— Мы не братья, орк, — едва сдерживая клокочущее в груди ледяное пламя, перебил Ард. — Ты не брат мне. Я не брат тебе. У нас нет общих путей. И если бы не необходимость, то мы бы не встретились вновь.
Единственный глаз шамана не отразил никакой эмоции. Он вообще ничего не отражал кроме пляшущих огоньков пламени, кочующего среди искрящихся углей.
— Встретились бы, юный Говорящий, — спокойным, привычным хрустом старческого голоса, возразил орк. Сгорбленный, с сухими конечностями, почти лишенными мышц, он не выглядел встревоженным. Скорее даже наоборот. — Мы связаны кровью. Ты и мой вождь — ваши пути переплетены теснее, чем ты полагаешь. Вы начали свой Larr’rrak, но не закончили его. Придет время и духи вновь сведут вас вместе, чтобы закончить начатое. Когда наступит время Великих Песен вы встретитесь вновь. Встретитесь в третий раз. И ваш Larr’rrak будет завершен.
—Я уже слышал этот бред от твоего вождя, орк, — кто бы знал, каких трудов Ардану давалось каждое слово, дерущее глотку не хуже когтей барса. — И если мы сойдемся снова, то…
— То что? — внезапно резко обернулся шаман и единственный глаз, глубже Синего озера, едва не утопил в себе разум Арди, вовремя, как и учил Скасти, представивший холодные Алькадские пики. И, как и в случае с герцогом Абраилалом, изо рта шамана вырвались облачка инея, но тот не обращал на них внимания. — Я сказал тебе слова наших предков, а ты отмахнулся от них. Так же, как отмахиваешься от своей крови. Ты ходишь, как человек. Ты носишь шкуры людей. Ты знаешь их лже-искусство. Но ты ничего не знаешь о матабар. Ничего не знаешь…
Ардан не сдержался. И, наверное, никто бы не сдержался. Он и так терпел слишком много. Навершие его посоха уперлось в грудь шаману, а вокруг их обоих по траве зазмеились полоски льда и холодный ветер заставил крыльями испуганной птицы затрепыхаться шкуры шатра.
— Не говори мне про матабар, орк! Где вы были, когда в горах проливалась кровь моих предков? Скажи мне? А? Где были Шанти’Ра? Где были степные братья моих предков⁈ — Ард знал, что говорит так лишь потому, что хочет причинить боль орку. Хочет уязвить его драгоценные «пути предков», а на деле ему было плевать. Плевать на далекое прошлое и на причины, почему Шанти’Ра так и не пришли на помощь. — Вы сидите здесь, в своих степях, выполняя неудобную работу для людей, прикрываясь тем, чем вы там прикрываетесь, чтобы оправдать свое существование. Потому что знаете… Знаете!… что стоит вам хоть немного отойти в сторону от негласных правил, как вас уничтожат. И не останется больше ни степных орков юга, ни Шанти’Ра.Так что не смей, орк. Не смей говорить мне что я должен делать, а что нет. И не смей даже думать, чтобы произнести имя моего отца.
Ардан прикрыл глаза.
Вдох-выдох.
Он убрал посох в сторону.
Вдох-выдох.
Нельзя забывать про холодную голову. Нельзя забывать наставлений Скасти и Атта’нха. Как бы ни были быстры и сильны лапы охотника, его голова и живущий в ней разум всегда быстрее и сильнее. Нельзя поддаваться инстинктам горного барса, когда от него требовалась хитрость белки и мудрость волка.
Нельзя вспоминать о крови Матабар, когда единственная надежда на кровь Галессца.
Но орка, кажется, нисколько не задела пусть и правдивая, но жестокая правда. Он лишь отвернулся к костру и вновь устремил взгляд внутрь пламени.
— Ты прав, Говорящий, мы не помогли вам. Мы оставили вас на растерзание человеческому племени, — шаман ворошил костер палочкой и говорил тише, чем шипели угли. — И, может, тем и снискали на себя проклятье духов. Может нам надо было забыть о том, что наши горные собратья не спустились со своих гор, когда это нас били и кололи. Когда оскверняли наши тропы. Когда это наш, а не ваш плач, рвал небеса. Может нам стоило быть выше застарелых обид. Может быть…
—Не надо рассказывать мне о разобщенности Эктаса, орк, — отрезал Ардан. — Ты не мой профессор, а я не на лекции.
— Я лишь указываю тебе, что каждый из нас живет со своей собственной болью и обидой и…
— Не тебе мне на что-либо указывать!
Шаман дернул головой в его сторону, но так и не посмотрел. Все так же разглядывал пламя.
— Я слышу, как в твоем сердце ревет от ярости горный барс. Сейчас он говорит. Он, а не матабар, Говорящий, или даже человек. Говорит чужим для тебя языком и чужими для тебя словами. В тебе говорит не оконченный Larr’rrak и поэтому духи сделают так, чтобы он был завершен. Сделают так, чтобы твое сердце утолило свою жажду крови, а разум открылся тому, что от него сейчас скрыто.
Ардан снова прикрыл глаза.
Вдох-выдох.
— Я пришел сюда, орк, чтобы предложить сделку, — стараясь унять рвущегося наружу барса, медленно говорил Ардан. — Вы отходите в сторону и позволяете Армии заняться теми, кто укрылся на погрузочном пункте. В свою очередь Армия обязуется предоставить вам свободный и беспрепятственный проход в степи