лучшим, но вот о его интеллектуальной неуклюжести слухи тоже не преувеличивали.
— Моя догадка ничем не будет отличаться от вашей, майор.
Эльф лишь улыбался. Окровавленными деснами и частично спиленными зубами.
— Тогда идите и делайте свою работу, — подтолкнул его в спину Мшистый, что категорически не понравилось Арди, но в данный момент его куда больше заботило другое.
Взяв с собой единственный стул, находящийся в вагоне, Ардан подошел к клетке, но не слишком близко, после чего сел напротив и положил перед собой, на всякий случай, раскрытый гримуар на странице с первым чертежом первого прототипа «Ледяной Пули».
Позади послышался щелчок рычага и Ардан смог впервые услышать дыхание пленного Эан’Хане. Дыхание и ритм сердца. Несмотря на следы пыток, как физических, так ментальных, так и явно связанных с Лей, полукровка дышал ровно, а его сердце и вовсе шагало спокойнее, чем у некоторых людей во время глубокого сна.
— Мое сердце бьется ровно, юный Говорящий, — голос полукровки, из-за травм во рту, свистел и шипел, но разобрать идеально чистый Галесский труда не составляло. Впрочем, по эльфу было видно, что ему приходится сильно напрягаться, чтобы говорить на этом языке. — В отличии от твоего. Почему ты так напряжен?
Эльф не врал. Сердце Арди и правда едва из груди не выскакивало.
Как и Аделаида несколькими днями ранее, Ардан смотрел не в глаза Эан’Хане, а между бровей; одновременно с этим он замкнул свое сознание среди воспоминаний о родных ледяных пиках Алькады и грозном рыке Эргара.
— Должен отдать должное, Тот-кто-умеет-Говорить, — Эльф перешел на наречие эльфов северных лесов. — Твоя защита разума неприступна. Тебя хорошо обучили. Я еще не встречал таких молодых, знающих искусство, кого мне было бы куда легче убить, нежели подчинить своей воле.
- Пусть продолжает на Галесском! — гаркнул Мшистый.
Ардан покачал головой.
— Он не станет, — ответил юноша и тоже перешел на язык эльфов северных лесов, в котором значительно улучшил свои навыки. — Почему ты решил говорить со мной, Тот-кто-знает-Имена?
—Почему я не должен? — с прежней загадочно-ядовитой улыбкой, вопросом на вопрос ответил эльф.
Ардан внимательно рассматривал своего собеседника. Среди эльфов прошлого, времен Эктаса и Галеса тот считался бы совсем юным, лишь недавно встретившим закат своего первого века.
Теперь же, после Войны Рождения Империи и, в последствии, гражданской войны, учиненной стараниями Темного Лорда, эльфов осталось в мире не так уж и много. А тех, кто разменял бы больше двух веков — и того меньше.
Так что пленник, судя по косвенным признакам во внешности, был немногим старше сотни лет (что звучало странно даже для Арди).
Хороший вопрос — почему полукровка не должен был разговаривать с Арди. Наверное потому что…
— Ты еще никогда прежде не встречал Kar’Tak из других человеческих стран, — эльф даже не спрашивал. Он и так все понял. По одному только взгляду Арда, полному замешательства.
Kar’Tak с языка Фае сложно было перевести на Галесский. Ближайший смысл звучал как «народ». Раньше, до Империи, Kar’Tak служил именем собственным для всех Первородных.
— Да, — не стал отрицать Ардан. — не встречал.
Он знал, что на Западном Материке не в одной лишь Империи проживают Первородные. Да, разумеется, именно в Новой Монархии обитало почти восемьдесят процентов всех Первородных в мире, но оставшиеся двадцать, все же, находились за границей.
Впрочем, даже если речь не про Первородных, то Арди в целом не так много видел иностранцев. Не считая послов на праздновании венчания на престол Павла IV и диверсантов в поезде, а затем повторно — Селькадского Фехтовальщика Дартона. Не такой уж и богатый опыт.
Арди прищурился и слегка склонил голову на бок.
Точно так же поступил и эльф. Они разглядывали друг друга с той заинтересованностью, с которой могут смотреть на вещи, возможно, лишь ученые, на миг забывшие о настоящей причине положения и поддавшиеся мимолетному любопытству.
Что должен был чувствовать сейчас Арди? Он уже привык, что другие Первородные видели в нем человека и, в целом, абстрактное явление, портящее им их складную картину бытия. Тоже самое можно было сказать и про людей.
Ардан не то, что чувствовал себя чужим среди и тех и других, скорее это «и те и другие» хотели бы, чтобы он таковым себя и видел.
Но пленный Фатийский эльф-полукровка совсем иная история. Иностранный военный, взятый в плен в ходе контр-диверсионной деятельности. Ни преступник, ни террорист, ни заговорщик.
Враг из враждебной страны, выполнявший приказ.
Ардан не чувствовал к нему ни ненависти, ни призрения, ни страха.
Скорее — вообще ничего не чувствовал. В том числе ни сострадания, ни жалости, ни даже какой-то поверхностной эмпатии.
Странное чувство.
Будто смотришь куда-то в пустоту перед собой.
— Эй, капрал, — буркнул позади него Мшистый. — я может и не понимаю, что вы там говорите, но даже мне понятно, что это не перечень вопросов. Так что приступай к своей работе.
Ардан вздрогнул, прокашлялся и поднял перед глазами опросный лист.
— Откуда у тебя символы племен Армондо? — задал он первый вопрос.
Арди, признаться, ожидал, что эльф опять засмеется и замолчит, но тот так не поступил.
— Я был рожден на севере Империи, мальчик, — лицо полукровки застыло и взгляд чуть поник.
Он вновь выглядел, как и в момент, когда Ардан вошел в вагон. Немного утомленным и слегка печальным.
Эльф говорил, а Арди синхронно переводил на Галесский. И по мере рассказа эльфа становилось понятно, почему тот отказывался говорить на Имперском. Он его понимал, но уже не мог нормально сформулировать мысли на почти забытом языке
— В резервации Первородных. Она называлась Налакит. В очередном прорыве границы конницей Армондо мне не повезло оказаться в числе пленников, — эльф говорил ровным, лишенным сожаления или переживаний тоном, но Арди слышал, как порой сбивалось с шага его сердце. — Меня продали как игрушку для сына вождя одного из прибрежных племен. Вместо женщин он предпочитал… женоподобных юношей. И пока я не вырос, сын вождя пользовался мной так, как хотел… и когда хотел.
Ненадолго эльф замолчал, коснувшись пальцами одного из витка узоров на правой руке. И кольца. Простой, железной полоски, неумело и неловко скованной в круг.
— Когда я стал старше, мне повезло подавать еду гостям на Оркомаадад. Знаешь что это?
Ардан кивнул.
— Обычай в Армондо. Когда соседние племена съезжаются, чтобы обсудить торговлю и споры.
— Ты хорошо образован, мальчик, — дернулись уголки губ эльфа. — На Оркомаададе меня приметил шаман племени. Он заметил, как я шептал над водой, чтобы та затвердела в глотке сына вождя племени, которое удерживало меня. Шаман не вмешался. Тот смертный помер в хрипах, криках и отчаянии. Он раздирал себе горло ногтями, но никак не мог вытащить то, что там застряло. Быстро умер. Жаль. Я хотел, чтобы он дольше испытывал все, что заставлял терпеть меня на протяжении почти пяти лет. Мне исполнилось шестнадцать в тот день.
Ардан почувствовал как спину покусывает липкий холод. В ушах прозвенел истошный вопль Иригова и безжизненные, пропахшие порохом слова Петра Огланова:
« Ублюдков учат болью.»
Милар потом рассказывал что-то о том, что среди власть имущих подобные извращения распространены… из-за их положения. И чувства собственной исключительности. Мол, те, кто добрался до власти. Большой власти, настоящей. Такие извращения становятся лишь еще одним способом подтвердить свою исключительность. Им доставляет удовольствие не сам процесс, а ощущение того, что « им, особенным, можно, а остальным, простым смердам — нельзя».
Наверное, подобный ход изломанных и исковерканных грехами мыслей присущ не только Империи, но и вообще — всем людям… и Первородным тоже.
— Племя шамана воспользовалось ситуацией. Началась кровавая резня. Шаман забрал меня с собой и начал учить. Умел он немногое, а талантом обладал еще меньшим, так что уже скоро я смог сломать его разум и бежать, — эльф провел пальцами выше по символам.
Сердце эльфа стучало настолько ровно, насколько ровным может быть его ритм, когда разум погружается в неприятные для себя воспоминания.
Ардан задал следующий вопрос.
— Как ты оказался в числе Фатийских диверсантов?
— Так же, как и все Kar’Tak, — пожал плечами эльф. — Через Тазидахиан.
— Что?
— Когда я бежал из Армондо, то, изнеможенный и почти лишенный сил, добрался до южного притока Левого Глаза Гор, — продолжил рассказ эльф. Ардан же, вспоминая уроки географии, вызвал перед внутренним взором карту мира. Глазами Гор назывались два озера в Королевстве Нджия, расположенные к западу от горной гряды, примыкающей к Великому Леднику. — Меня нашла и выходила молодая дочь лесоруба. Всю зиму прятала в старом охотничьем срубе. Там же она отдала мне свою первую ночь. А может быть я случайно взял её силой, когда не сдержал Взгляд Ведьмы и поддался своему порыву. Если честно, то не помню. Помню только, что её хватились родственники и, вместе с другими селянами, отправились искать. Нашли нас обоих. Раздетых. Её выволокли за волосы из хижины. Я плохо помню тот день, мальчик. Помню лишь злость. Ярость. Отчаяние и стыд. Рядом текла река. Она только-только проснулась по весне. И вместе с ней проснулся и её голос. Я услышал его. И убил их всех. Включая ту девушку. Не знаю — случайно ли убил и её тоже или специально. Не знаю…
Эльф остановился, чтобы перевести дыхание, а Ардан не знал, что ему думать. То, что он слышал, меньше всего походило на историю, которую в принципе захочешь слушать по доброй воли, но такая работа. Ему за это платили неплохую зарплату.
— Я начал блуждать по Нджия. Собрал небольшую банду из других Kar’Tak. Мы грабили. Насиловали. Выполняли любую грязную работу, за которую нам бы заплатили монетой