Можно ли сказать, что в вашем детстве мама сильнее любила вас во время болезни и вы привыкли расслабляться именно таким способом — заболевая? Что, если вы подсознательно считаете себя достойной (достойным) внимания, лишь когда вам очень плохо?
1. Попробуйте разорвать связку «страдание — вознаграждение». Просите друзей и близких хвалить и поддерживать вас, когда вам хорошо, а не плохо. Обращайтесь к ним в хорошем настроении, делитесь приятными новостями.
2. Часто в болезнь убегают люди, которые многого от себя требуют. Анфиса, например, считала, что должна прямо сейчас, немедленно, обязательно найти призвание в жизни, начать хорошо зарабатывать, выйти замуж и родить детей. Никто от нее этого не требовал, но у Анфисы была высокая тревожность, которая заставляла ее «стараться изо всех сил» — пока она не устала и не упала в мамины объятия. По мере психотерапевтической работы Анфиса внутренне изменилась. Ей уже не казалось, что «после 25 лет все поздно». Более того, она скорректировала свои взгляды на то, что считала успехом. Вместо формальных целей «карьера, замужество, дети» Анфиса поставила другие: научиться лучше понимать себя и людей; завести близкие дружеские отношения; легко знакомиться; увидеть мир. Эти цели более конкретны и понятны (кстати, они могут приблизить и достижение тех задач, которые Анфиса поставила себе вначале). Замените формальные внешние цели такими, достижение которых вы можете почувствовать изнутри. Например: «Хочу найти друга, с которым мне приятно проводить время».
Чем лучше вы чувствуете и знаете самих себя, тем меньше вам будут нужны регрессия и поиск внимания путем бегства в болезнь.
66 пропущенных вызовов
Борис включает телефон и видит 66 пропущенных звонков от мамы. Он в панике перезванивает, но мама не снимает трубку. На часах половина седьмого вечера. Борис звонит жене, запрыгивает в машину и, собирая штрафы, мчится в Рязань, где и находит маму мирно сажающей цветы в саду. По ее словам, она «просто оставила мобильник в сумке и не услышала», но Борис уже знает: она обиделась на то, что сын не взял трубку.
Борису 45. Он занимает хорошую должность, женат, растит трех дочерей-подростков. Маме Бориса 69, и она звонит Борису пять раз в день. За завтраком: как прошла ночь? Утром: как доехал до работы? Днем в обед: просто узнать, как ты там, услышать твой голос. Потом может позвонить на совещании, и Борису приходится сбрасывать звонок. При этом он ерзает и нервничает: вдруг с мамой что-то случилось? После совещания он сразу ей перезванивает, и у мамы всегда наготове повод. То птица в окно стукнула, то нога отекла, то чашку любимую разбила. Борис начинает страшно злиться, но виду не подает: вдруг мама обидится и накажет — снова не возьмет трубку и заставит волноваться. Вечером, часов в 8–9, последний звонок: расскажи, как день прошел, что было. Надо что-то рассказать, и он рассказывает. Мама знает всех коллег Бориса по именам. Жена давно привыкла к тому, что мама незримо присутствует в их семейной жизни, и относится к этому стоически.
Тревога рождается у любой матери вместе с ребенком. Вопрос в том, насколько эта мать способна с ней справляться. Некоторые не могут отпустить свою тревогу за детей, даже когда те вырастают. Особенно ярко это проявляется, если женщина одинока. Если у нее нет никого, кроме единственного ребенка, в него вложены все чувства, которые в иных случаях достаются любимому мужчине или мужчинам, другим детям. Высоки эмоциональные ставки: она постоянно ощущает, что, если он умрет, она потеряет абсолютно все, единственного близкого человека. Тревога — привычная эмоция, которая идет по проторенной дорожке, к ней добавляется скрытая ревность: у него своя жизнь, а как же я? Насколько я для него значима? Он для меня — все, а я для него — только прошлое? Мама не виновата, но клубок чувств мешает жить не только ей, но и взрослому ребенку. Здоровая мамина часть рада, что сын в Москве и преуспевает; но есть и другая часть, бессознательная, для которой он «уехал в свою Москву, бросил меня». Возможно, мама вообще не в курсе, что эта бессознательная часть у нее есть, но именно она звучит в голове у сына пять раз в день.
Мама названивает вам миллион раз в сутки, а вы слишком волнуетесь, чтобы не брать трубку?
1. Вам нужно справиться со своей тревогой, а потом помочь сделать это маме. Вы с ней — звенья одной тревожной цепи. Стоит начать с себя и осознать, что не каждый мамин звонок означает катастрофу. Принять несколько практических решений: найти доверенных лиц (соседей) и вручить им по экземпляру ключей, чтобы они могли пойти посмотреть, спросить, как дела. Тревожность мамы должна быть осознана как внешняя проблема, которую можно решать, но к которой не стоит подключаться, присоединяться на уровне эмоций. Тогда вы сможете свободно сказать маме, что перезвоните позже; сломаете стереотипы ежедневных многоразовых звонков; будете звонить ей сами тогда, когда захотите, и наполнять общение чем-то более интересным, чем скучные отчеты «куда пошел, что сделал, что скушал».
2. Как в норме строятся дистанционные отношения мам и взрослых детей? Никаких рассказов о мелких неприятностях. Вы о них завтра забудете, а мама (или ребенок — сказанное верно для обеих сторон) будет думать и переживать. Побольше — о приятных мелочах: «У меня распустился гиацинт того, знаешь, небесного цвета». «А у нас сегодня Ритка заблудилась под стулом, мы так хохотали». Помните: вы любите этого человека! Думайте о том, как он воспримет ваш звонок, ваши слова. Держите в голове скорее собеседника, чем себя. Как только вы сконцентрировались вниманием на собеседнике, вы вступаете с ним в одно пространство общения и интонационно чувствуете, что́ стоит говорить, а что́ нет. Предлагайте маме эмоциональную пищу, такую, которая даст ей ощущение насыщенности и причастности к миру вашей семьи, но не будет расстраивать и не встревожит. Вкусный салат, борщ по твоему рецепту, ящик в подъезде поменяли, четверки и пятерки у детей, ты правильно говорила, что зима будет мягкая, ты была права… (Если же мама несет, на ваш взгляд, бред, например о своих политических взглядах или нетрадиционной медицине, в это время можно почитать книжку, не вступая в споры.)
3. Сколько раз можно звонить друг другу? Это зависит от отношений и содержания звонков. Если отношения деликатные и теплые, мама не будет требовать отчетов обо всех мельчайших подробностях вашей жизни. Просто: привет, как дела, твой голос услышать, пока-пока — в таком режиме вполне нормально звонить друг другу и каждый день. (Но лучше — не чаще одного раза.)
4. А вот если у вас начинаются терзания: «Надо позвонить, не буду звонить, нет, надо» — и после звонка вы чувствуете облегчение, тогда стоит для начала установить четкий график звонков — скажем, дважды в неделю. А если мама звонит сама — брать трубку (если хотите или если не можете иначе), но не говорить подолгу и не вдаваться в детали. Вы можете сослаться на дела и напомнить, что перезвоните в среду вечером. Если проблема «звонить или не звонить» вызывает у вас много эмоций, подумайте, как можно уменьшить зависимость и тревожность. И мамину, и вашу собственную. Например, завести маме аккаунты в «Телеграм» или «ВКонтакте» и попросить каждый день заходить на страничку — заодно и сама увидит, что вы недавно были в сети.
«Мамаша снова помирает»
Еще одна история про мамин шантаж здоровьем и смертью, но с другим оттенком.
Посреди веселого застолья Андрей, мужчина лет 40, со вздохом вынимает постоянно зудящий телефон и не без раздражения сбрасывает очередной звонок.
— Мамаша снова помирает, — объясняет он. — На прошлой неделе пару раз уже померла. Магнитные бури, наверное.
Слова Андрея вызывают у друзей противоречивые реакции.
— Ну что ты, нельзя так с мамой! — протестует Мария, сирота с 16 лет. — А вдруг ей и правда нехорошо? Вдруг она на самом деле умрет, что ты тогда себе скажешь?!
Остальные участники застолья дружно смеются.
— Да как же, жди, помрет такая!
— Они нас всех переживут.
— Ты с таким просто не сталкивалась, это беззастенчивый шантаж, — говорит приятельница Андрея Алина. — У меня давно никакой жалости не осталось. Я своей так прямо и сказала: помираешь? Давай-давай, а я на могилку цветочки принесу!
Андрей снова вздыхает. Он пока не так циничен. У него жалость еще осталась. Спустя полчаса, отлучившись в туалет, он наберет мамин номер — слава богу, взяла трубку! — не особо слушая жалобы пожилой женщины на здоровье, скажет: «Рад, что с тобой все в порядке!» — и снова отключит телефон. Вроде совесть чиста…
Правда, не хочется быть на месте его мамы и мамы Алины? Да и на месте самих Алины и Андрея тоже.
Его история такова. Отец, следователь, погиб, когда Андрею было 11: 1990-е годы, рискованная профессия. После смерти отца мама стала растерянной, слабой, часто плакала и не могла собрать в кучку рассыпавшуюся жизнь. Скорее всего, это была тяжелая депрессия на фоне горя, но в те времена ходить к врачу по таким поводам было не принято. Андрею пришлось быть ее защитником. Он учился экономить, быть самостоятельным, вскоре начал подрабатывать — мыть машины. Мало того, Андрей взял на себя ответственность и за мамино эмоциональное состояние. Он делал все, чтобы ее не расстраивать, — очень уж страшно ему было первое время после смерти отца, когда мама лежала и плакала. Вдруг и она умрет — например, покончит с собой?! Андрей научился улавливать малейшие оттенки ее настроения и менял свои планы, если оно было плохим. Стоило маме сказать, что ей грустно, что она неважно себя чувствует, и Андрей не шел гулять с друзьями, пропускал тренировку и оставался с мамой. Она твердила, что ей легче, когда сын рядом, а без него тоска резко усиливается.
Конечно, когда Андрей стал взрослее, он уже понимал, что с мамой ничего не случится, если его ночью не будет дома. Но «совесть» (а на деле — сложная смесь вины, тревоги, любви и других чувств) не давала ему так поступить. Андрей частенько отказывался от развлечений, важных решений (уехать учиться в другой город), любых поступков, которые, по его мнению, могли бы навредить маме.