– Тебе совсем не трудно умножать одно число на другое, говоришь? – сказала мисс Ласкин. – Может, ты нам объяснишь, как это у тебя получается?
– Ой, – растерялась Матильда. – Ну, я даже не знаю.
Мисс Ласкин ждала. Класс затих. Все слушали.
– Вот, например, – сказала мисс Ласкин, – если я тебя попрошу умножить четырнадцать на девятнадцать… нет, это слишком трудно…
– Получится двести шестьдесят шесть, – тихо ответила Матильда.
Мисс Ласкин на неё глянула. Взяла карандаш, быстро перемножила числа в столбик.
– Сколько, ты сказала? – спросила она, поднимая взгляд.
– Двести шестьдесят шесть, – повторила Матильда.
Мисс Ласкин отложила карандаш, сняла очки и начала старательно протирать линзы замшевой тряпочкой. Класс затих, смотрел на неё и ждал, что будет дальше. Матильда стояла у доски.
– А теперь объясни мне, Матильда, – попросила мисс Ласкин, всё ещё начищая очки, – постарайся рассказать, что происходит у тебя в голове, когда ты производишь такое умножение. Как-то же ты должна подсчитывать, но ведь ты отвечаешь почти сразу, мгновенно. Возьмём последний пример, когда ты умножила четырнадцать на девятнадцать…
– Я… я… я просто представляю себе, запоминаю – четырнадцать, и множу на девятнадцать, – сказала Матильда. – Даже не знаю, как ещё объяснить. Я всегда себе говорю, что раз это может карманный калькулятор, почему же я не смогу?
– Да, действительно, – согласилась мисс Ласкин. – Человеческий мозг – удивительная штука.
– Намного лучше, чем кусок металла, – сказала Матильда. – А ведь что такое калькулятор?
– Как здраво ты рассуждаешь, – вздохнула мисс Ласкин. – Кстати, карманные калькуляторы в нашей школе запрещены. – Мисс Ласкин ужасно разволновалась. Было ясно, что перед ней исключительный математический ум, и определения вроде «детская гениальность» и «вундеркинд» уже теснились у неё в голове. Она знала, конечно, что подобные чудеса время от времени случаются в мире, но ведь всего раза два в столетие… В конце концов, Моцарту было от силы пять лет, когда он начал сочинять музыку для фортепиано, и если и в данном случае так дело пойдёт…
– Так нечестно, – сказала Лаванда. – Почему это она может, а мы не можем?
– Не беспокойся, Лаванда, скоро ты её нагонишь, – тут мисс Ласкин, надо признаться, позволила себе слегка приврать.
Мисс Ласкин уже вовсю одолело искушение – проверить, на что ещё способен удивительный ребёнок. Она знала, конечно, что должна уделять одинаковое внимание всем детям в классе, но – что она могла с собой поделать?
– Ну вот, – она ради приличия обратилась ко всему классу, – пока оставим цифры и посмотрим, умеет ли кто-нибудь из вас писать. Кто может написать «кот» – поднимите руки.
Поднялись три руки. Они принадлежали Лаванде, маленькому мальчику по имени Найджел и Матильде.
– Ну, Найджел, напиши нам – «кот».
Найджел написал.
Тогда мисс Ласкин решила задать вопрос, какой обычно ей бы даже в голову не пришло задавать в первый день в первом классе.
– Вот интересно, – спросила она, – а сможет ли кто-то из вас троих, из тех, кто может написать «кот», прочитать сразу несколько слов, соединённых в предложение?
– Я могу! – выпалил Найджел.
– И я, – крикнула Лаванда.
Мисс Ласкин подошла к доске и написала своим белым мелом такое предложение: «Я теперь наконец начинаю учиться читать длинные предложения».
– Ну, и что тут написано, Найджел?
– Ой, чересчур длинное и запутанное чего то, – сказал Найджел.
– А ты, Лаванда?
– Первое слово – я, – сказала Лаванда.
– А всё предложение кто-то может прочитать? – спросила мисс Ласкин, с уверенностью ожидая ответа «да» и, конечно, от Матильды.
– Да, – ответила Матильда.
– Ну, давай, – попросила мисс Ласкин.
Матильда прочитала всю фразу без единой запинки.
– Что ж, очень хорошо, – сказала мисс Ласкин, изо всех сил стараясь сдерживаться. – А что ты ещё умеешь читать, Матильда?
– Я, по-моему, много чего умею читать, мисс Ласкин, – ответила Матильда, – хотя, может, я и не всегда всё понимаю.
Мисс Ласкин встала со стула, быстро вышла из класса и через полминутки вернулась с толстой книгой в руках. Наобум открыла её и положила на парту перед Матильдой.
– Это книга смешных стихов, – сказала она. – Посмотрим, сумеешь ли ты прочитать нам вслух какое-нибудь стихотворение.
Быстро, ни секунды не ломаясь, Матильда прочитала:
Как-то раз гурман из Нагано
Мышь заметил в жарком ресторана
И подумал: «Шалишь!
Я не стану есть мышь,
Ведь её нет в меню, вот что странно!»
Кое-кто в классе понял, почему это смешно, и засмеялся. Мисс Ласкин сказала:
– Нагано – это город в Японии. А ты знаешь, что такое гурман?
– Это тот, кто любит есть и всё знает про вкусную еду, – ответила Матильда.
– Правильно, – подтвердила мисс Ласкин. – А ты случайно не знаешь, как они называются, именно такие стихотворения, как это?
– Они называются лимерики. Этот лимерик хороший. Такой смешной.
– Мне тоже нравится, – призналась мисс Ласкин, взяла книгу и снова села за стол перед классом. – Остроумный лимерик не так-то легко сочинить, – прибавила она. – Кажется, как будто легко, но на самом деле очень даже трудно.
– Да, я знаю, – сказала Матильда. – Я всё пробую, но у меня они никогда-толком не получаются.
– Ты пробуешь, да? – И тут мисс Ласкин совсем уж поразилась. – Знаешь, Матильда, я очень бы хотела услышать один из тех лимериков, которые, ты говоришь, ты сочинила. Может, припомнишь для нас какой-нибудь?
– Ладно, – не совсем уверенно проговорила Матильда. – Я на самом деле всё стараюсь про вас стишок сочинить, пока здесь сижу.
– Про меня? – удивилась мисс Ласкин. – Что же, продекламируй нам этот стишок, а мы с удовольствием послушаем!
– Мне как-то, по-моему, не очень хочется его декламировать, – сказала Матильда.
– Ну, пожалуйста, – попросила мисс Ласкин. – Обещаю, я не обижусь.
– По-моему, вы обидитесь, мисс Ласкин, я тут вас по имени называю, чтобы рифма получилась, и поэтому я не хочу его декламировать.
– Откуда ты знаешь моё имя? – удивилась мисс Ласкин.
– А я слышала, вас другая учительница так называла, перед тем как мы вошли в класс, – сказала Матильда. – Она называла вас Салли.
– Но я просто мечтаю услышать твой лимерик, – и тут мисс Ласкин улыбнулась, что, как вы помните, с ней не часто случалось. – Встань, пожалуйста, и прочти свой стишок.
Матильда нехотя встала и очень медленно, очень волнуясь, прочитала:
Раз увидев глаза нашей Салли,
Вы, конечно, недоумевали:
Встречу ль я ещё раз
Пару столь милых глаз?
И ответ был, конечно, – едва ли.
Бледное милое лицо мисс Ласкин вспыхнуло и запылало. И снова она улыбнулась. На сей раз улыбка была ещё шире – весёлая, радостная улыбка.
– Ну что же, спасибо тебе, Матильда, – сказала она, продолжая улыбаться. – Хоть это всё и неправда, лимерик очень удачный. Ох ты господи, надо бы запомнить его наизусть.
Лаванда в третьем ряду подняла руку.
– Стишок получился хороший, – сказала она. – Мне понравился.
– И всё в нём правда, – добавил маленький мальчик, которого звали Руперт.
– Истинная правда, – подтвердил Найджел. Класс уже начинал любить мисс Ласкин, хоть сама она пока что почти никого не замечала, кроме Матильды.
– Но кто всё-таки научил тебя читать, Матильда? – спросила мисс Ласкин.
– Я вроде бы как-то так, сама научилась, мисс Ласкин.
– И ты даже книжки какие-то сама прочитала, ну, то есть детские книжки?
– Я их все прочитала, какие есть в библиотеке на Главной улице, мисс Ласкин.
– И тебе они понравились?
– Некоторые очень даже понравились, – ответила Матильда, – ну а некоторые, по-моему, адская скука.
– Ну, и какая особенно тебе понравилась?
– «Лев, колдунья и платяной шкаф» – вот это особенно понравилось, – сказала Матильда. – Вообще мистер Клайв Льюис – очень, по-моему, хороший писатель. У него только один недостаток. Смешных кусков в его книгах мало.
– Тут ты права, – согласилась мисс Ласкин.
– У мистера Толкиена тоже мало смешных кусков, – сказала Матильда.
– По-твоему, во всех детских книгах должно быть побольше смешного? – спросила мисс Ласкин.
– По-моему, да, – сказала Матильда. – Дети ведь не такие серьёзные люди, как взрослые, и они любят смеяться.
Мисс Ласкин поразилась уму этой крошечной девочки. Она сказала:
– А что же ты дальше будешь делать, раз ты все-все детские книжки прочитала?
– А я другие книги читаю, – сказала Матильда. – Я их в библиотеке беру. Миссис Фелпс такая добрая. Она мне помогает их выбирать.
Мисс Ласкин вся подалась вперёд за своим рабочим столом и, поражённая, разглядывала маленькую девочку.
– Какие… другие книги? – еле выговорила она.
– Я Чарльза Диккенса очень люблю, – ответила Матильда. – Так хохочу. Особенно над мистером Пиквиком.
В эту минуту звонок в коридоре возвестил о конце урока.
Таррамбахиха
На перемене мисс Ласкин вышла из класса и направилась прямо к кабинету директрисы. Она ужасно волновалась. Она только что познакомилась с маленькой девочкой, у которой были – неужели так-только показалось мисс Ласкин? – удивительные, выдающиеся, блестящие способности. Насколько блестящие, мисс Ласкин пока не разобралась, но одно было ясно – надо что-то предпринять, и чем скорей, тем лучше. Просто смешно оставлять такого ребёнка в первом классе.
Вообще-то мисс Ласкин ужасно боялась директрисы и норовила держаться от неё подальше, но сейчас она совсем про это забыла. Она постучалась в дверь страшного кабинета.
– Войдите! – загремел густой и опасный голос мисс Таррамбах. Мисс Ласкин вошла.
Обычно на роль директора избирают того, кто обладает целым рядом качеств, необходимых для столь ответственной должности. Такой человек понимает детей, их интересы для него превыше всего. Он умеет сочувствовать. Он справедлив. Он предан делу воспитания и образования. Но мисс Таррамбах не обладала ни одним из этих качеств. И почему она оказалась на своём посту, оставалось полнейшей загадкой.