Петроград и Гельсингфорс охватила паника скорого немецкого вторжения, что лишь усилило предреволюционную ситуацию. Это окончательно убедило Центробалт, что единственный выход в сложившейся военно-политической обстановке – свержение Временного правительства.
В целом Моонзундское сражение, с одной стороны, было первым революционно-патриотическим актом военной защиты революции в 1917 года, и потому сопровождалось энтузиазмом, героизмом и готовностью к самопожертвованию значительной части, как офицеров-контрреволюционеров, так и матросов-революционеров.
Любопытно, что сразу же после окончания битвы за Моонзунд, П.Е. Дыбенко, от имени Центробалта, прислал на имя вице-адмирала М.К. Бахирева следующую радиограмму: «Благодарю вас и всех офицеров за стойкость духа, за готовность защитить революцию. Дыбенко». В послереволюционных исследованиях эта телеграмма ни разу не упоминалась. Впрочем, в них и сам М.К. Бахирев получил псевдоним – просто "начальник сил Рижского залива". Дело в том, что в 1919 году М.К. Бахирева расстреляют чекисты за участие "в монархическом заговоре".
Наряду с героизмом офицеров и части матросов, анархические настроения, бегство с позиций и дезертирство так же было массовым. При этом следует отметить, что это относилось в большей мере не к командам и частям Балтийского флота, а к армейским подразделениям. Из резюме совета флагманов Балтийского флота: «Обстоятельства взятия немцами Моонзундской позиции показывают, что сухопутные части потеряли всякую сопротивляемость воле противника. От начала до конца эта операция полна примеров полного упадка духа наших войск и чрезвычайной восприимчивости к панике и бунту обезумевших от страха людей».
На итогах Моонзундского сражения, в полной мере, сказались все левацкие издержки революционной демократии, к которым можно отнести, с одной стороны, «шапкозакидательство» – стремление с помощью одного революционного энтузиазма решить не только тактические, но и оперативные вопросы, с другой – анархическую недисциплинированность, прикрываемую левацкой фразеологией, с обвинениями в контрреволюционной направленности всех получаемых свыше приказах, а так же в распространении слухов о поголовной измене революции офицерства.
При этом если в начале битвы за Моонзунд левые радикалы проявляли запредельный революционный патриотизм, рвя на груди тельняшки и клянясь, что они как один готовы умереть за революцию, то по мере ухудшения ситуации и нарастания ожесточенности боевых действий левый энтузиазм быстро выветрился, сменившись анархическими действиями и паникой. В определенной мере паническим настроениям способствовали и очевидные промахи высшего командования, которых во время сражения за Моонзунд тоже хватало.
Невзирая на случаи неповиновения и паники, в целом, моряки Балтики с честью исполнили свой долг. Да, немцы захватили Моонзундский архипелаг, но, понеся понесли тяжёлые потери, не рискнули прорываться далее, через минные поля и береговые батареи Финского залива к Петрограду.
Любопытно, что одной из немаловажных причин, почему германское командование затеяло атаку на Моонзунд, были причины, связанные с внутренними проблемами германского флота. Согласно воспоминаний начальника германского генерального штаба Э. Людендорфа, к осени 1917 года на германском флоте из-за «длительного бездействия» и «постоянного соприкосновения с родиной» начались волнения среди матросов. Фактически у немцев повторялось то, что происходило на российском Балтийском флоте, но с опозданием на девять месяцев. Испуганные революционным запалом российских матросов, германское командование хотело боевым столкновением флотов предотвратить распространение российской «заразы» на своих матросов. Моонзундская операция этой цели действительно поспособствовала, т. к., если братание в окопах дело весьма реальное, но братание в море просто невозможно. Однако, несмотря на определенный оперативный успех, в конечном итоге, пребывание на Балтике и, если не личное, но опосредованное знакомство с тем, что сотворили русские матросы, произвело на их немецких коллег большое впечатление. После этого революционизация германского флота пошла с утроенной силой и в ноябре 1918 года именно они явились детонатором, а затем и авангардной силой революции в Германии.
Все повторилось почти до деталей!
Итак, Моонзундское сражение стало достоянием истории. Избитые волнами и изрешеченные вражескими снарядами корабли Балтийского флота вернулись в свои базы. И сразу же все вернулось на круги своя. Матросы снова кинулись в революцию, и офицеры снова стали дня них не боевыми соратниками, а ретроградами-контрреволюционерами. Словно не было их единения перед внешним врагом. Словно они еще несколько дней назад ни стояли вместе на продуваемых ветрами палубах под вражеским огнем. Увы, революционная ненависть оказалась матросам ближе, чем боевое братство.
Глава третьяПодготовка к восстанию в Петрограде
Итак, партия большевиков решилась на вооруженное восстание в Петрограде. Знаменитая фраза В.И. Ленина, вчера было рано, а завтра будет уже поздно" относится как раз к последним дням октября 1917 года. Но сил у самих большевиков было в столице не густо. Солдаты гарнизона были ненадежны, особо драться за кого-то не желали, соблюдали нейтралитет и мечтали вернуться по домам. Отряды красногвардейцев были не многочисленны, к тому же не имели никакого боевого опыта и в военном отношении так же стоили немного. С казаками, юнкерами тягаться было им не под силу. Единственной силой, которая могла переломить ситуацию, были матросы. В.И. Ленин, не скрывая этого, открыто говорил: "Восстание невозможно без мощи Балтийского флота".
Радикальность Балтийского флота в данной ситуации не очень беспокоила большевистские верхи, поскольку она вписывалось в назревавшее вооруженное столкновение. Например, в статье «Советы постороннего», написанной 8 октября, В.И. Ленин выделял матросов в число «самых решительных элементов» и намечал их для «занятия ими всех важнейших пунктов и для участия их везде, во всех важных операциях…». Но «левизна» матросов в виде анархичности, вероятность ненужных жертв, самосудов, исходящих от них, все-таки волновала В.И. Ленина. Об этом писали В.Д. Бонч-Бруевич, И.И. Вахрамеев и некоторые другие его соратники. Большевистские верхи видели, что матросы идут к революции самостоятельно, мало зависят и от них, и от других политических партий. Поэтому основная задача большевиков на этом этапе состояла в том, чтобы направлять революционную решимость матросских масс по возможности в свою сторону, что большевикам вполне в октябре 1917 года и удалось.
В отличие от других членов своего ЦК В.И. Ленин, прибыв в Смольный, где большевики разместили свой новый штаб, действовал решительно. Первым делом он связался по телеграфу с председателем Совета солдатских, матросских и рабочих депутатов Гельсингфорса А.Л. Шейнманом и приказал тому немедленно захватить корабли и подлодки, дислоцированные в Петрограде. В ответ А.Л. Шейнман заявил, что ему придется вызвать Дыбенко на провод, поскольку приказ Ленина – это военно-морская задача. Однако Ленин по какой-то причине обращаться напрямую к П.Е. Дыбенко не захотел и продолжил убеждать А.Л. Шейнмана лично помочь большевикам. Но тот отказался. Тогда В.И. Ленин вышел на связь с заместителем председателя Центробалта Н.Ф. Измайловым (опять же, почему-то, минуя Дыбенко!), призывая послать в Петроград линкоры-дредноуты. Измайлову пришлось объяснять Ленину, что дредноуты имеют слишком большую осадку и не смогут даже бросить якоря в Корабельном канале. Когда же Ленин утомил его уговорами, матрос Измайлов завершил разговор довольно грубо:
– Короче, пусть с этим разберутся матросы и их командиры.
Переговоры Ленина с Шейнманом и с Измайловым показали, что матросы отнюдь не являются частью большевистской партии, а потому могут в любой момент переметнуться на сторону эсеров или анархистов. Думаю, что для Ленина уже было очевидно, что матросы уже в самом ближайшем будущем станут для большевиков серьезно политической проблемой и с ними надо держать ухо востро.
Но почему Ленин не обратился напрямую к Дыбенко? Однозначного ответа на этот вопрос у меня нет. Возможно, что Ильич знал реальную расстановку сил в Центробалте и то, что Дыбенко там не в особом авторитете, а в авторитете его зам кронштадтский матрос Н.Ф. Измайлов. Возможно, что уже тогда Ленин не особо доверял «протеже» Коллонтай.
Из воспоминаний П.Е. Дыбенко: "Наш сигнал о выступлении – телеграмма на мое имя из Петрограда за подписью Антонова-Овсеенко: «Выслать устав». Это значит – выслать в Петроград миноносцы и десант в 5 тысяч человек. В секрете держу пароль. Планомерно, без излишней суеты, ведем подготовку. Времени осталось немного. Через несколько дней – съезд Советов. День открытия его – роковой момент. Постепенно, один за другим, в Петроград направляем для ремонта вышедшие из строя в последних боях корабли. Наивный Вердеревский, уже не говоря о Керенском, не совсем понимал, почему вопреки его воле посылаются корабли в Петроград. Тревога за «Аврору»… Крейсер «Аврора» спешно заканчивал ремонт и предназначался к отправке в Гельсингфорс на присоединение к своей бригаде. Необходимо его как можно дольше задержать в Петрограде, передаю от имени Центробалта председателю судового комитета «Авроры» матросу П.И. Куркову: «Не выполнять распоряжения Временного правительства, если последует приказ о выходе «Авроры» на рейд. Ждать санкции Центробалта. Распоряжения Центробалта будут адресованы на ваше имя». Установили условные переговоры.
В Петрограде один только флотский гвардейский экипаж да оборончески настроенный Центрофлот еще дышат керенщиной. Направляем и туда наших преданных и стойких товарищей.
За два дня перед открытием съезда еще раз проверили: все ли на местах. Где может быть задержка? Все как будто в порядке. Несколько тревожил вопрос своевременного окончания ремонта миноносцев, предназначенных для похода в Петроград. Чтобы не ослабить защиты подступов с моря, боеспособные корабли должны остаться на своих местах. Они должны еще более зорко следить за внешним врагом.