ся.
«Сейчас позову доктора, и всё организуем. А насчёт терпеть — это сильно больно будет?» — выслушав меня, ответила Крапива.
«Вот и узнаем. Никаких презентационных роликов Гланда не показывала. Но, когда выбор очевиден, выбора нет. Так что не будем это лишний раз обсуждать.»
Через пять минут пришёл доктор. Им оказался невысокий худой человек неопределённого возраста. Я не мог видеть цвет, только оценить форму и движение с помощью Восприятия. Судя по состоянию его тела, он находился не в родном носителе, так как тело было совершенно обычное без каких-либо модернизаций.
— Что случилось, Крапива Ивановна? — поинтересовался он.
«Крапива Ивановна? Ты так представилась?»
«Слушай, ну он настолько вежливый, что не удержалась» — весело ответила девушка.
— Доктор Санд, для более успешного восстановления Маугли надо поменять состав раствора в капельнице и подготовить тело к более активному восстановлению.
— А зачем менять? Там очень хороший состав, у него дела идут на поправку. Через две недели такими темпами он почти восстановится.
— У нас нет двух недель, доктор. Вещества в растворе надо оставить те же самые, но концентрацию увеличить в три раза, плюс нужно сделать, чтобы пища шла в желудок тоже в форме не сильно густой пасты. Ну, и всякие автоматические утки или памперсоменятели тоже понадобятся… Наверное, и вентиляцию тут усилить придётся.
— Вы уверены? Я не вижу необходимости в таких изменениях, — доктор был настолько доктором в своих интонациях, что это казалось даже неестественным. — Пациент и так восстанавливается феноменально быстро.
— Я уверена, доктор. Это надо сделать как можно быстрее.
«Он и правда какой-то совсем классический доктор.»
«Я же говорила!»
— Хорошо, Крапива Ивановна, в течение получаса всё будет готово.
Я оповестил Гланду, что скоро начнём ускоренную процедуру восстановления тела. Та только приняла это к сведению, больше никак не реагируя.
«Принцесса, будь рядом, пусть всё идёт, как идёт. Пусть Том и Летуччио начинают расконсервацию, затевают войну или делают, что считают нужным, но ты будь настороже. Если что-то пойдёт не так, стреляй мне в голову. Насколько я понимаю, я буду в сознании, но абсолютно недееспособен, так что в ближайшее время не рассчитывай на мою помощь.»
«Хорошо. Поправляйся скорее. Надеюсь, твоя Гланда хорошо понимает, что делает.»
«Я тоже надеюсь.»
Когда суета со всякими шлангами и капельницами вокруг меня успокоилась и в желудок начала поступать еда, а по капельницам в кровь пошёл более концентрированный раствор, я дал команду Гланде, что готов начинать. При этом мысленно зажмурился, ожидая страшной боли или ещё какого-то подвоха. Но ничего такого ужасного не произошло. Вместо этого я получил запрос-просьбу от Гланды посмотреть более внимательно на печень. Я ответил согласием и тут же, можно сказать, провалился в эту самую печень.
Я потерял тело, и вместо него у меня теперь была только печень. А потом я сам стал печенью, перестав как-либо контактировать с внешним миром. Мой внешний мир сейчас представлял из себя соседние органы. Гланда этим спецэффектом не ограничилась, послав запрос на ещё более тщательное погружение внутрь. Я опять ответил согласием, после чего стал очень хорошо ощущать каждую клеточку печени. Теперь печень воспринималась гигантским сложным живым механизмом. Даже не механизмом. Скорее, это был огромный производственный комплекс, завод. И у этого завода была цель. Он должен был принимать огромное количество поступающего сырья и вырабатывать целую линейку продуктов. Как они называются, я понятия не имел, но под контролем Гланды прекрасно понимал, что для чего нужно. Вот эта странно выглядящая каракатица помогает расщеплять жир. Вот эти штуки усваиваются мышцами и так далее. Гланда дала мне совсем мало времени, чтобы освоиться, после чего развернула передо мной план модернизации этого завода. Не на бумаге или на экране, само собой, а в свойственной ей манере — в виде ощущений и эмоциональных концептов. Но поскольку я тоже сейчас пользовался не зрением, а по большей части Восприятием и ещё непонятно чем, то быстро вник в суть того, что она предлагает. В соответствии с новым планом печень будет принимать намного более токсичные вещества и научится отстраивать из них целый ряд новых продуктов.
Так, отлично, посмотрел я на этот план, и что теперь? Каково моё участие в процессе?
Гланда, видимо, услышала мой вопрос. Послала всего лишь один концепт «Помогай!», после чего каким-то силовым воздействием разрушила целый блок нормально работающих клеток. Я не очень понял, как мне тут помогать, поэтому не спешил, решив посмотреть, что будет дальше. А дальше Гланда направила моё внимание на одну целую клетку, которую она начала модернизировать. Я не мог видеть здесь глазами, я только ощущал Восприятием и воспринимал малейшие электрические взаимодействия. И по этим восприятиям мог судить об изменениях. А изменения были значительные. Клетка изменилась: при сохранении прежнего размера стала намного более мощной в плане электрического потенциала и скорости преобразования вещества. Для построения этой новой клетки Гланда использовала вещество разрушенных клеток. Как только с одной клеткой было закончено, она принялась за модернизацию сразу нескольких. А мне пришёл приказ снабдить новые клетки питанием.
Я не придумал ничего лучше, как попробовать разрушить указанные Гландой клетки. Это получилось сделать как-то очень естественно. Мой телекинез в этом микромире работал идеально. Гланда тут же воспользовалась веществами, из разрушенных клеток. Белковые структуры под её контролем сплетались из простых соединений в более сложные, потом объединялись и — по-другому не скажешь — запускались в работу. Когда я понял, в чём заключается рабочий процесс, я попытался присоединиться, и у меня неожиданно легко получилось. Манипуляторами, которыми я подхватывал одни структуры и объединял с другими были,ю щупальца телекинеза. То есть я этой странной силой могу не только траву рвать, а и клеточные структуры изнутри перекраивать. Это всё было бы, конечно, очень интересно и забавно, если бы не один момент. Поскольку я сам в данный момент, можно сказать, являлся печенью, то все разрушения и перекраивания внутри неё ощущались мной как боль. И как только я присоединился к Гланде в её работе, болезненные ощущения удвоились. Вот, значит, что она имела в виду, когда говорила, что придётся потерпеть. Ну, пока терпимо. Как если бы мне надо было штукатурить, а меня непрерывно кусали сотни муравьёв с комарами. В общем, слава богу, что не пчёлы. Жутко противно, но терпимо.
Я потерял счёт времени в этом микромире внутренних органов. Гланда использовала меня как усилитель или катализатор осуществляемых ею процессов по изменению тела. Она была виртуозом-плотником, а я — помощником, который то гвозди подаёт, то доски. Мы перекочёвывали из одной части тела в другую и меняли, меняли, меняли клеточные структуры.
Тяжело было с костями. Тяжело во всех смыслах. Кости, будучи достаточно прочной структурой, разрушались неохотно, а напряжение, которое происходило при разрыве клетки, было очень болезненным. Недостаточно просто разрушить клетку и построить новую, ещё надо было подвести питание, отвод шлаков и убедиться, что запущен процесс автоматического обновления других клеток.
Конечно, добрались мы с Гландой и до моих повреждённых мышц, но не стали сшивать этот фарш заново, а стали выстраивать совершенно новые волокна. Новые мышцы были мало похожи на привычное мне мясо. У Гланды, видимо, был в её банках памяти какой-то заранее заложенный шаблон, так как то, что мы выращивали, можно сказать, с нуля, было совсем другой структурой с совсем иным энергетическим механизмом питания и детоксикации. Надеюсь, работать всё это будет лучше прежнего. Никаких перерывов на отдохнуть или тем более на сон Гланда не делала. Я чувствовал себя всё хуже и хуже, но не сдавался, продолжая помогать перекраивать изнутри своё измученное тельце.
Было немного волнительно с сердцем, так как тут апгрейд механизма сердечной мышцы шёл без остановки работы самого механизма. Это было непросто. Я физически ощущал, как осторожно и тщательно Гланда делает изменения.
Наконец, мы прошли практически всё тело, включая кожу, все внутренние органы, все скелетные кости, а также затронули обонятельные рецепторы, язык и глаза, везде что-то в той или иной степени модернизировав или изменив. Не трогали только половую систему, там всё и так под контролем, как сообщила Гланда.
Вроде, прошли уже всё. Мне казалось, что не осталось ни одной части тела, которую бы мы не затронули, и я уже был готов отдохнуть, как Гланда отправила меня в мозг. И тут я понял, что испытание только началось. Мозг — это комок нервов. И эти нервы мы с Гландой рвали и сшивали заново, прокладывая связи до всех частей тела. Это было по-настоящему больно.
Несмотря на всю боль вспомнил забавные идеи насчёт того, что в мозге хранится память человека, его личность, цели, моральные нормы и так далее. Вот реально бред. Мы с Гландой мой мозг, можно сказать, разложили на молекулы и скроили заново, никакую память я не потерял. Мозг — это координатор различных систем тела, но не личности. Вот надо, например, выйти на ринг, мозг пошлёт сигнал сразу нескольким системам организма, так как для ринга надо перестать хотеть в туалет, перестать испытывать голод, накачать кровь адреналином, понизить чувствительность к боли — и это только подготовительный этап. Но вот право выбора, выходить на ринг или нет, — это уже выходит за рамки способностей мозга. Такие решения принимает тонгер, личность. Все эти отвлечённые мысли я думал не просто так. Боль была такая, что хотелось переключиться хоть на что-то. Вот я и переключался на всякую философию. Жрущие меня муравьи всё-таки превратились в пчёл. Было жутко больно.
Все хорошее и плохое рано или поздно заканчивается, вот и с модернизацией мозга мы тоже закончили, после чего перешли к отладке всех структур. Тут я Гланде был уже не особо нужен, но тем не менее на автомате я продолжал наблюдать тело изнутри. Было интересно. Гланда в основном тестировала самые большие механические блоки — ноги, руки, спину, плечевой пояс. Мы перекроили слишком много всего, надо было отладить работу нейромышечных связей. Без этой отладки могли сработать мышцы антагонисты, и вместо, например, прыжка я бы упал в судорогах. Нельзя сказать, что мы полностью поменяли моё тело и заменили все системы. Мы не сшили новое тело, мы его начерно слепили. Все изменения были только до того момента, когда новый орган или мышца могли начать функционировать по новым алгоритмам. Мы не нарастили мне кучу новых мышц, мы нарастили мышцы дистрофика. Но в дальнейшем новые мышцы будут расти, а старые продолжат разрушаться и будут служить строительным материалом. А пока печень, селезёнка, желудок, кишечник получили только частичные переделки, достаточные для того, чтобы, скажем так, переставить их работу на новые рельсы. Через какое-то время новые структуры полностью сожрут старые, тогда и можно будет сказать, что перестройка завершена. Сейчас же мы только переставили меня на новые рельсы развития.