На этот раз он обрушится на землю, которой нечем от него защититься.
— Наука,— с горечью прошептал Корт.— Снова она будет работать на войну. И это будущее!
— Война — ужасная глупость,— произнес чей-то голос.
Из полутьмы выступила тучная фигура и, неуклюже переваливаясь, двинулась вперед. Сумерки скрадывали яркие краски одежды Фарра, но лицо и общие очертания были различимы.
— Война — ужасная глупость,— повторил Фарр.— Но я не имею привычки спорить с глупцами. Трон правит, и пусть себе правит, говорю я — пока мне не мешают жить своей жизнью. Но нет. Они отказывают мне в оборудовании, которое необходимо мне, чтобы быть счастливым.
Корт отвернулся, собираясь уйти, но толстяк с удивительной прытью преградил ему дорогу.
— Пожалуйста, подождите,— в высоком голосе Фарра звучали нотки беспокойства.— Вы можете оказать
мне огромную услугу. Ирелла к вам благоволит, а у меня есть одна скромная просьба. Это для меня чрезвычайно важно. Не уходите, выслушайте меня.
— Ну, в чем дело? — не заботясь о вежливости, спросил Корт, недовольный тем, что его уединение нарушено.
— Разве человек не имеет права быть счастливым, если он никому не мешает? Мне требуется кое-какое оборудование, совсем немного, а они отвечают, что оно требуется всем. Однако несколько зарядных устройств ничего не значат для Лиры. Я, знаете ли, очень полезный друг, Корт, и прошу об очень маленькой услуге. Замолвите Ирелле словечко за меня, и дело будет сделано.
— Улаживайте свои проблемы сами,— проворчал Корт.— Кстати, для чего вам нужно это оборудование?
— Для счастья,— ответил Фарр.— Я создаю сны.
— Что?
— Я создаю сны,— повторил толстяк.— Науку можно повернуть совсем в другую сторону, не на службу войне. Много лет назад я удалился в свой замок и с тех пор создаю собственные миры. Там я могу делать все, что пожелаю. Я разработал, в некотором роде… науку снов. Но я не ученый, я художник.
— Правда? — сказал Корт.— Когда-то давно я тоже считал себя художником.
Фарр улыбнулся.
— Тогда вы меня поймете, не сомневаюсь. Красота и необычность новых миров помогает мне забыть о тревогах и недостатках нынешнего. Наука способна дать искусству жизнь. Если вы можете шагнуть в нарисованную вами картину, это замечательно.
— Ну, это только красивый образ.
— В том-то и дело, что я могу,— воодушевился Фарр.— Я рисую с помощью определенной… силы или
энергии, способной трансформировать материю на уровне реальности так, как хочет художник. И более того — эта вновь сформированная материя не статична. Из семени цвета, замысла и звука она развивается и растет как растение.
— И что, специалистам известно об этом? — с сомнением спросил Корт.
— Конечно. Некоторые из них даже разрабатывали для меня основные принципы… Ну, как мастер-техник может создавать музыкальный инструмент. Однако играю на нем я.
В душе Корта скептицизм боролся с любопытством.
Вдруг тут тоже есть что-то, что можно превратить в оружие?
— И как ваша система работает? — спросил он.
Фарр извлек из складок своего одеяния черный шар размером с апельсин.
— Человека всегда привлекали образы, представляющие собой материализацию его подсознания… говоря точнее, его истинного «я». Каждому интересно воплотить в жизнь собственные мысли, облечь их в цвет, форму, звук… Создать свою, личную, реальность. Думаю, в ваше время люди тоже делали нечто подобное.
— Да. Иногда им это очень неплохо удавалось.
— Лишь искусство совершенно,— продолжал Фарр,— потому что с его помощью человек достигает состояния абсолютной свободы. Он — пленник своего тела, ограниченный пятью чувствами. Однако сознание способно простираться в бесконечность и творить чудеса. Если ты не связан оковами плоти, если создаваемые твоим разумом миры стали реальностью — хотя бы для тебя одного, тогда ты достиг совершенства! Тюремные стены падут. Свободный разум, воплощающий собственный замысел и таким образом реализующий себя. Здесь, сейчас, в цвете и звуке.
Волосатый палец Фарра прочертил на шаре линию, и тот стал молочно-белым. Потом в глубине сферы возникло медленное вращение красок, напоминающее спиральную туманность. Оно сменилось чисто абстрактным узором — быстро мелькающие цвета, которые растворялись друг в друге, становились то бледнее, то ярче, ослепительно вспыхивали…
— Конечно, это не предел моих возможностей,— снова заговорил Фарр.— Так, портативная модель, которую я ношу с собой для… для восстановления сил. В замке у меня есть более совершенное оборудование. Теперь вы понимаете, зачем нужны зарядные устройства, в которых мне отказывают,— и, поверьте, это важнее, чем создание какого-то там оружия. Это цвет, Корт — но он не совсем реален. В некотором роде он обладает свойством хамелеона. Вытаскивает образы, которые скрываются в вашем подсознании.
Крошечный, мерцающий, зачаровывающий мир радуг ожил в ладони Фарра. Янтарный и перламутрово-белый, сапфировый и агрессивно-красный — цвета струились, смешивались, быстро сменяли друг друга. Узоры возникали и исчезали, на их месте тут же появлялись новые. В этой игре красок было нечто бесконечно чуждое, хотя в то же время удивительно знакомое. И еще в ней чувствовался необычный ритм, захватывающий, точно музыка Равеля. Когда-то, в свою эпоху, Корту доводилось видеть мобили, которые точно так же завораживали его. Но шар Фарра производил гораздо более сильное впечатление, он был почти что само совершенство.
Словно в водовороте, кружились осколки и грани медово-золотистого цвета. Ослепительно вспыхивали лучи, напоминающие ярко-голубые и зеленые павлиньи перья. Наплывали бархатисто-фиолетовые облака, плотные, почти осязаемые. Цвета и ритмы внутри маленького шара плясали, изменялись, перетекали друг в друга, точно живые…
И вдруг они исчезли. Шар потемнел.
— А сейчас я покажу вам мои настоящие миры, Корт,— это был всего лишь скромный образец,— раз-
раздался голос Фарра.
Корт оглянулся — и не поверил своим глазам: ни перламутрово-розового отсвета Валиры внизу, ни зеленой листвы террасы за спиной Фарра больше не было. Вместо них появилась гладкая как стекло стена… стена какой-то комнаты.
Он был не на террасе. Он находился в пустой комнате с голыми стенами. Низкий потолок тускло светился.
— Вы у меня в замке, Корт, в темнице,— с улыбкой сообщил Фарр.— С тех пор как вы погрузили взгляд в мой разноцветный шар, прошло почти пять часов. Вы очень далеко от Валиры, и даже Хардони не придет в голову заподозрить, что глупый толстый Фарр захватил вас в плен.
7
Корт метнулся вперед, чувствуя, как напряглись мышцы ног. Фарр покачал головой.
— Вам до меня не добраться. То, что вы видите перед собой, всего лишь мое изображение. Во плоти — а плоти у меня, как вы знаете, немало — я сейчас нахожусь на одном из верхних этажей. А вы, Корт, заперты в помещении, которое я много лет назад приготовил для себя.
Изображение Фарра выглядело удивительно реальным. Однако, когда Корт, заподозрив обман, ткнул в толстяка рукой, она без малейшего сопротивления прошла сквозь мираж.
— Ну, теперь вы мне верите? — усмехнулся Фарр.— Что ж, раз так, вы делаете успехи.
Корт оглянулся, увидел кушетку и опустился на нее, не сводя взгляда прищуренных глаз с Фарра.
— Значит, я в плену. Вы декканин?
— Декканин? Старый толстяк Фарр, который безвылазно сидит в своем замке, создавая сны? Нет, я уроженец Лиры. Однако по духу я космополит, обитатель множества миров. Правда, ненастоящих.
— Зачем вы привезли меня сюда?
Корт обшаривал взглядом стены, но не обнаружил на гладкой поверхности никаких признаков двери.
— Вы нарушаете мои планы. Похитить вас оказалось нетрудно. Мой авиамобиль стоял на террасе дворца, и никто не заподозрил Фарра в том, что он собирается украсть человека. Я без труда доставил вас сюда, и, поскольку я противник убийства, здесь вы и останетесь.
— И каким же планам я помешал?
Крошечные глазки Фарра хитро заблестели.
— Вы поверили тому, о чем я рассказывал вам на террасе? Мир любой ценой? Нет, Корт, нет! — Толстяк
расправил плечи и, казалось, даже стал выше ростом.— Прежде, в те времена, когда я строил этот замок в угоду своим прихотям, я действительно так думал. Тогда мне хватало снов, ничего больше меня не интересовало. Однако я не мог не заметить тень, которая сгустилась над Лирой, поскольку этот сумрак проник даже в мои миры.
— И что дальше?
— Если война неизбежна, Лира должна быть к ней готова, это я понимаю. Но мне известно кое-что еще. Опасность исходит не от Декки. У меня есть свои надежные источники информации. Враг притаился внутри, и если бы вы, Корт, помогли создать оружие, это было бы ему на руку.
— Кто же этот враг?
— Не важно, ведь оружие не будет создано,— ответил Фарр.
Корт с горечью посмотрел на толстяка.
— Прекрасно. Но когда придут деккане, вам тоже придется несладко.
— Они не придут.
— У них есть оружие.
— Неужели? Что ж, я понимаю, что к войне надо подготовиться заранее, и обещаю, что как только Декка и впрямь задумает нападение, я пробужу вас от сна и вы создадите свое оружие. Тогда оно и в самом деле будет необходимо, и предатель, который жаждет лишь власти и побед, не сможет использовать его исключительно в собственных интересах. Вот почему, Корт, я привез вас сюда. Вы в потайной камере, в глубоком подземелье моего замка, и ключ есть только у меня. Вы не будете нуждаться ни в пище, ни в воде, потому что свет, который вы видите, содержит в себе энергию. Вы проведете в этой темнице долгие годы, состаритесь и, в конце концов, умрете. Однако вы не будете чувствовать себя несчастным, поскольку сможете жить в мирах, несравненно более прекрасных, чем Земля.
В горле у Корта пересохло.
— По-моему, Фарр, вы сошли с ума.
Толстяк захихикал.
— А вы взгляните на это с другой стороны. Возможно, миры безумца куда интересней и содержательней, чем тот, который от него не зависит. Вам выпадет редкий шанс стать творцом, Корт.