и. Он льстил себя надеждой, что ещё не поздно.
Но было уже поздно.
Второй труп он бы пропустил, если б не солнечный блик на клинке короткого меча, который убитый сжимал в руке. Это был взрослый мужчина. Его простая одежда привычного коричневого цвета говорила о низком происхождении. Одежда, если не считать пятен крови вокруг двух вонзившихся в грудь наконечников стрел, была чистой и новой, значит, это не слуга.
Геральт осмотрелся и увидел труп третьего человека, одетого в кожаную куртку и короткий зелёный плащ. Земля вокруг ног убитого была раскидана, мох и игольник разрыты до песка. Было ясно — этот человек умирал долго.
Геральт услышал стон.
Он быстро раздвинул кусты можжевельника, увидел замаскированную глубокую яму, оставшуюся от вывороченных корней сосны. В яме, на открытых корнях, лежал крупный мужчина с чёрными вьющимися волосами и такой же бородой, контрастирующими с бледной, прямо-таки трупной белизной лица. Светлый кафтан из оленьей кожи был красным от крови.
Ведьмак спрыгнул в яму. Раненый открыл глаза.
— Геральт… — простонал он. — О боги, да я сплю…
— Фрейксенет? — изумился ведьмак. — Ты здесь?
— Я… О-о-ох…
— Не шевелись. — Геральт опустился рядом. — Куда ты получил? Я не вижу стрелы…
— Она… прошла навылет. Я отломил наконечник и вытащил… Слушай, Геральт…
— Молчи, Фрейксенет, захлебнёшься кровью. У тебя пробито лёгкое. Дьявольщина, надо тебя вытащить. Что вы, чёрт вас возьми, делаете в Брокилоне? Это владения дриад, их святая святых, отсюда никто живым не уходит. Ты знал?
— Потом… — застонал Фрейксенет и сплюнул кровью. — Потом расскажу… А сейчас вытащи меня… Ох, чёрт! Осторожней… О-о-ох…
— Не справлюсь. — Геральт выпрямился, осмотрелся. — Уж очень ты тяжёл.
— Тогда оставь меня, — простонал раненый, — оставь. Что делать… Но спаси её… о боги, спаси её…
— Кого?
— Княжну… Найди её, Геральт!
— Лежи спокойно, чёрт побери! Сейчас что-нибудь соображу и вытащу.
Фрейксенет тяжело закашлялся и снова сплюнул, густая, тягучая нитка крови повисла на бороде. Ведьмак выругался, выбрался из ямы, осмотрелся. Нужны были два молодых деревца. Он быстро пошёл к краю поляны, где недавно видел охапку ольх.
Свист и удар.
Геральт застыл на месте. Стрела, вонзившаяся в ствол на уровне его головы, была оперена ястребиными перьями. Он посмотрел в сторону, указанную ясеневым древком, и понял, откуда стреляли. Шагах в пятидесяти была яма от ещё одного вывороченного дерева, ствол, выставив наружу путаницу корней, всё ещё удерживал огромную кучу песчаной земли. Там чернел терновник на границе тени, крапленой более светлыми полосками берёзовых стволов. Не было видно никого, и он знал, что не увидит.
Он поднял обе руки. Очень медленно.
— Ceadmil! Va an Eithne meath e Duen Canell! Essea Gwynbleidd!
На этот раз он услышал тихий щелчок тетивы и увидел стрелу, потому что её выпустили так, чтобы он её увидел. Отвесно вверх. Он смотрел, как она взвивается, как изменяет направление полета, как падает по кривой. И не пошевелился. Стрела вонзилась в мох почти вертикально в двух шагах от него.
Почти одновременно рядом с ней воткнулась вторая, под таким же углом. Он боялся, что следующей может уже не увидеть.
— Meath Eithne! — крикнул он снова. — Essea Gwynbleidd!
— Glaeddyv vort! — голос словно дуновение ветра. Голос, не стрела. Он жил. Медленно расстегнул пряжку пояса, вытащил меч, отбросил далеко от себя. Вторая дриада беззвучно появилась из-за охваченного кустарниками можжевельника ствола ели, не больше чем в десяти шагах от него. Хотя она была маленькая и очень худенькая, ствол казался ещё тоньше. Совершенно непонятно, как он мог её не заметить, когда она подходила. Возможно, её маскировала одежда — не уродующая стройной фигурки комбинация из странно сшитых лоскутков ткани множества оттенков зелёного и коричневого, усыпанная листьями и кусочками коры. У волос, перехваченных на лбу чёрным платочком, был оливковый цвет, а лицо пересекали полоски, нанесённые ореховой кожурой.
Конечно, тетива лука была натянута и дриада целилась в него.
— Eithne… — начал он.
— Thaess aep!
Он послушно замолчал, стоя неподвижно и держа руки подальше от тела. Дриада не опустила лука.
— Dunca! — крикнула она. — Braenn! Caemm vort!
Та, что стреляла первой, выскочила из терновника, пробежала по поваленному стволу, ловко перепрыгивая через вывороченные корни. Хотя там валялась куча сухих веток, он не слышал, чтобы хоть одна хрустнула под её ногами. Позади, близко, он услышал тихий шорох, что-то вроде шелеста листьев на ветру, и понял, что третья дриада стоит у него за спиной.
Именно она, быстро выдвинувшись сбоку, подняла его меч. У неё были волосы цвета мёда, стянутые обручем из камышины. На спине покачивался полный колчан стрел.
Та, что была дальше всех, в вывороченной корнями яме, быстро приблизилась. Её одежда ничем не отличалась от наряда подруг. На тусклых кирпично-рыжих волосах лежал венок, сплетённый из клевера и вереска. Она держала лук, не натянутый, но стрела была на тетиве.
— T’en thesse in meath aep Eithne llev? — спросила она, подойдя ближе. Голос был очень мелодичный, глаза огромные и чёрные. — Ess’ Gwynbleidd?
— Ae… aessea… — начал он, но слова брокилонского диалекта, певуче звучавшие в устах дриады, застревали у него в горле и раздражали губы. — Вы не говорите на всеобщем? Я не очень хорошо знаю…
— An’ vaill. Vort llinge, — прервала она.
— Я — Гвинблейдд, Белый Волк. Госпожа Эитнэ меня знает. Я к ней с поручением. Я уже бывал в Брокилоне. В Дуэн Канэлли.
— Гвинблейдд, — кирпичноволосая прищурилась. — Vatt’ghern?
— Да, — подтвердил он. — Ведьмак.
Оливковая гневно фыркнула, но опустила лук. Кирпичная смотрела на него широко раскрытыми глазами, а её размалёванное зелёными полосами лицо было совершенно неподвижно, мертво, как лицо статуи. Эта неподвижность не позволяла назвать её ни красивой, ни уродливой, вместо этого напрашивалась мысль о безразличии и бездушии, если не жестокости. Геральт мысленно укорил себя за такую оценку, основывающуюся на ложном очеловечивании дриад. Как-никак, а он-то должен знать, что она просто старшая из всех трёх. Несмотря на кажущуюся молодость, она была гораздо, гораздо старше их.
Они стояли молча. Геральт слышал, как Фрейксенет стонет, охает и кашляет. Кирпичная тоже не могла не слышать, но лицо её даже не дрогнуло. Ведьмак подбоченился.
— Там, в яме, — спокойно сказал он, — лежит раненый. Если ему не оказать помощи, он умрёт.
— Thaess aep! — Оливковая натянула лук, направив наконечник стрелы прямо в лицо Фрейксенету.
— Дадите ему сдохнуть? — сказал Геральт, не повышая голоса. — Позволите ему вот так просто, медленно захлебнуться кровью? В таком случае уж лучше его добить.
— Заткнись! — пролаяла дриада, переходя на всеобщий, но опустила лук и ослабила тетиву. Вопросительно взглянула на кирпичную. Та кивнула, указала на яму. Оливковая подбежала быстро и бесшелестно.
— Я хочу увидеться с госпожой Эитнэ, — повторил Геральт. — У меня поручение…
— Она, — кирпичная указала на медовую, — проводит тебя в Duen Canell. Иди.
— Фрей… А раненый?
Дриада взглянула на него, прищурившись и продолжая играть стрелой, лежащей на тетиве.
— Не тревожься. Иди. Она тебя проводит.
— Но…
— Va’en vort! — обрезала она, поджав губы.
Ведьмак пожал плечами, повернулся к медноволосой, которая казалась самой младшей из всей тройки. Впрочем, он мог и ошибиться. Глаза у неё были голубые.
— Ну идём.
— Да, — тихо сказала медовая. После краткого колебания она отдала ему меч. — Пошли.
— Как тебя зовут? — спросил он.
— Заткнись.
Она шла через чащу очень быстро, не оглядываясь. Геральту приходилось прилагать массу усилий, чтобы поспевать за ней. Он знал, что дриада делает это умышленно, хочет, чтобы идущий следом человек увяз в густых зарослях, со стоном повалился бы на землю, обессиленный, неспособный к дальнейшему маршу. Конечно, она не знала, что имеет дело с ведьмаком, а не с человеком. Она была слишком молода, чтобы знать, что такое ведьмак.
Девушка — Геральт уже видел, что она не чистокровная дриада, — резко остановилась, повернулась. Было видно, как под сшитой из лоскутков курткой у неё бурно вздымается грудь и она с трудом сдерживается, чтобы не дышать ртом.
— Пойдём медленнее? — улыбнувшись, предложил он.
— Yea, — она неприязненно взглянула на него. — Aen esseath Sidh?
— Нет, не эльф. Как тебя зовут?
— Браэнн, — ответила она, снова трогаясь в путь, но уже медленнее, не стараясь опережать его. Они шли рядом, близко. Он чувствовал запах её пота, обычного пота молодой девчонки. У пота дриад был запах растёртых в руке листиков вербены.
— А как тебя звали раньше?
Она взглянула на него, губы у неё неожиданно искривились, он подумал, что она или крикнет, или велит ему молчать. Но она не сделала ни того ни другого. А помедлив, сказала:
— Не помню.
Геральт не очень-то поверил.
Ей можно было дать не больше шестнадцати лет, и вряд ли она пробыла в Брокилоне дольше шести-семи. Попади она сюда раньше, маленьким ребёнком или даже грудным младенцем, в ней уже невозможно было бы узнать человека. Голубые глаза и натуральные светлые волосы случались и у дриад. Дети дриад, зачатые в разрешённых церковью контактах с эльфами либо людьми, перенимали свойства организма исключительно от матерей, к тому же это всегда были девочки. Однако невероятно редко и, как правило, в каком-то из последующих поколений рождался ребёнок с глазами либо волосами неведомого мужского предка. Но сейчас Геральт был уверен, что у Браэнн не было и капли дриадской крови. Впрочем, это не имело особого значения. По крови или не по крови, теперь она была дриадой.
— А тебя, — она искоса глянула на него, — как зовут?
— Гвинблейдд.
— Ну идём, Гвинблейдд, — кивнула она.
Теперь они шли медленнее, но всё же достаточно быстро. Браэнн, конечно, знала Брокилон, один Геральт не смог бы удержать ни темпа, ни нужного направления. Браэнн проскальзывала сквозь путаницу зарослей по извивающимся, замаскированным тропинкам, переходила яры и распадки, ловко, словно по мосткам, по поваленным стволам, смело шлёпала по зелёным от ряски, блестящим площадкам трясин, на которые ведьмак не осмелился бы ступить и потерял бы часы, если не дни, чтобы обойти их. Присутствие Браэнн защищало его не только от дикости леса — были места, в которых дриада замедляла шаг, двигалась очень осторожно, ощупывая тропинку ногой и держа его за руку. Он знал почему. О ловушках Брокилона ходили легенды — волчьи ямы, утыканные заострёнными кольями, самострелы, падающие деревья, страшные «ежи» — игольчатые шары на верёвках, неожиданно падающие и очищающие тропинки от чужаков. Встречались места, в которых Браэнн задерживалась и мелодично свистела, а из зарослей ей отвечали тем же. Иногда она приостанавливалась, держа руку на стреле в колчане, приказывая ему не шуметь, и напряжённо выжидала, пока то, что шелестело в чаще, удалялось.