Бастион Капитула венчал холм слепящей глаза беломраморной короной: обруч высокой стены, зубцы башен и шпилей. Паломники нитью втягивались в игольное ушко калитки; дорога для верховых сворачивала к воротам.
Странная робость охватила Мариану, когда они с Барти спешились у этих ворот – из окованного железом дуба, плотно пригнанных к стене: не то что нож, иголка в щель не пролезет. Сердце девушки заколотилось; здесь, в шаге от цели, та надежда, что вела ее и поддерживала, вдруг показалась донельзя глупой. Но Барти уже стучал в привратницкую, настойчиво и уверенно. Мариана нащупала письмо, сглотнула. Отворилось окошко, невидимый во тьме караулки страж хрипло окликнул:
– Кто такие, чего надо?
– Курьеры из Корварены, – отозвался сэр Бартоломью. – С письмом к брату провозвестнику.
– Ого, – буркнул привратник. Отворил калитку – ровно настолько, чтобы пропустить человека с конем в поводу. Поторопил: – Живо.
Лица его Мариана так и не разглядела.
Копыта коней зацокали по булыжнику, отскакивая эхом от стен и свода. С улицы полумрак здесь казался непроглядной тьмой. Не всякая крепость, думала Мариана, может похвастать такими воротами, и бойниц в эту кишку наверняка смотрит столько, что до выхода во двор не пробиться даже самой яростной атакой. Хотя кому взбредет в голову штурмовать Капитул?
Их ждали: похоже, у привратника был способ сообщать о визитерах.
– Это вы из Корварены? – уточнил вышедший навстречу дюжий монах. Из-под тяжелых бровей буравили посетителей маленькие поросячьи глазки.
– Мы, – коротко подтвердил рыцарь.
– От кого письмо?
– Аббата монастыря Софии Предстоящей.
– Покажите.
– Пресветлый сказал: лично в руки, – подала голос Мариана.
– Я не сказал «отдайте», – в деловитом голосе прорезалась нотка брезгливости. – Я сказал «покажите».
– Покажи, – напряженно уронил Барти.
Мариана достала письмо. Монах бросил короткий взгляд на печать, кивнул.
– Ступайте за мной. Коней оставьте, о них позаботятся.
Узкие коридоры явно не относились к парадной части дворца; странно, подумал Барти после пятого или шестого поворота, с чего бы простым курьерам показывать изнанку… Рыцарь покосился на Мариану: девушка поймала его взгляд, уголки губ нерешительно дрогнули.
Провожатый оставил их в пустой комнатушке, похожей на тамбур. Велел:
– Ждите.
Долго скучать не пришлось. Всего через несколько минут отворилась незамеченная ими дверь, и монашек с перепачканными чернилами пальцами вымолвил:
– Входите, брат провозвестник примет вас.
Барти, уже настроившийся на долгие объяснения с секретарем, выпрашивание аудиенции и в лучшем случае два-три дня ожидания, едва не присвистнул. Немыслимо! Разве что…
Разве что пресветлый по уши в заговоре, кивнул сам себе рыцарь, а брат провозвестник – его руководитель. А почему нет? Отец предстоятель крупнейшего монастыря Таргалы – не последнее лицо в ее церковной иерархии и вполне может быть в курсе тайных планов.
Но тогда письмо…
Однако письмо уже ушло от них, и не Мариану в том винить. Он, а не девушка, слушал рассказ Сержа о заговоре! Он мог бы вспомнить видение Анже – видение, в котором этот самый брат провозвестник, что читает сейчас привезенное из Корварены письмо, предрекал Таргале проигрыш в войне! Острый взгляд бежит по строчкам, губы зло сжимаются; что за весть привезли мы ему?
– Я благодарю вас, чада мои, – голос священника приторно-благостен. – Вы оказали Церкви услугу из тех, что засчитываются во спасение души.
– Служить Господу – великое счастье, – чуть слышно ответила Мариана.
Уверенности в ее голосе Барти не уловил. А вот страх – глубоко загнанный, наверняка не видный самой девушке – навряд ли ему примерещился. Спасение души – дело хорошее, но до Света Господнего надо еще достойно прожить отпущенные земные годы. А с этим, похоже, Святая Церковь благородной Мариане не помощница…
Сэр Бартоломью склонился под благословение молча. По чести говоря, давненько славный рыцарь не ощущал себя таким дураком.
– Скажите, чада мои, окончены ли дела ваши по эту сторону моря?
– Да, отец, – коротко ответил рыцарь. – Разве что поклониться святыням…
– Непременно, – с жаром подхватила Мариана. – Уж если повезло оказаться в святом городе!..
Брат провозвестник тонко улыбнулся:
– Похвальное рвение, чадо, и отрадно мне сие у столь юного и очаровательного создания. Я советую тебе посетить сегодняшнюю службу, дочь моя: нынче праздник Юлия и Юлии Беспорочных.
Барти понадеялся, что священник не услышал судорожного вздоха девушки, – а если услышал, так истолковал по-своему. Юлию и Юлии Беспорочным, покровителям духовной любви, посвящен тот самый монастырь, куда чуть не упек Мариану ее жадный до мирских благ духовник.
– Мой секретарь проводит тебя, чадо, – продолжал брат провозвестник. – А назавтра я попрошу сестру из Ордена Утешения сопроводить тебя по чтимым святыням. Ведь ты не знаешь Ич-Тойвина, верно, дочь моя?
– Я знаю, – почтительно встрял Барти. – Благородная Мариана под моей защитой, и разумеется, я не отпущу ее блуждать в одиночестве.
– К тебе, сын мой, у меня иная просьба. Впрочем, это долгий разговор, не будем задерживать Мариану. Праздничная служба вот-вот начнется. – Хозяин кабинета звякнул в колокольчик; в дверях возник секретарь: если и не тот, что привел их сюда, то весьма на него похожий. – Брат мой, проводи гостью на праздничную службу. Я не прощаюсь, дитя мое, Мариана. Сердце говорит мне, что ты нуждаешься в совете и благословении; а значит, мы еще увидимся.
– Благодарю, отец. – Мариана склонила голову; голос девушки чуть заметно дрожал. Надеюсь, подумал рыцарь, эту дрожь спишут на благоговейный восторг…
Закрылась дверь. Брат провозвестник Светлейшего Капитула и королевский рыцарь Таргалы остались одни.
– Сьер Бартоломью, – та мягкость, с которой священник говорил с Марианой, оставила его голос, сменилась деловитой строгостью, – это письмо характеризует вас наилучшим образом. Как достойный рыцарь и верный сын Церкви, вы поступили весьма благородно, не оставив девицу Мариану без присмотра и защиты.
– Так должен был поступить любой, – повел плечами Барти.
– Но поступили так именно вы, – прервал светлый отец, – и сие делает вам честь. Я ведь верно понимаю, сьер Бартоломью, что меж вами и девицей Марианой нет близких отношений?
Острый взгляд впился в лицо рыцаря.
– Благородная Мариана под моей защитой. – Хозяин этого кабинета, напомнил себе Барти, имеет право на любые вопросы. – Я отвечаю за нее пред Господом и скорее умру, чем позволю себе непочтительность в ее адрес. И другим, – добавил рыцарь после короткой заминки.
– Я понял, – кивнул священник. – Благодарю тебя, сын мой, за честный ответ. Однако что же повело столь чистую девушку на поиски подвига?
– Это ее тайна, – развел руками Барти. Понимай, как хочешь, светлой отец. Но если ты и узнаешь, что Мариану послала в путь ссора с ее духовником, то не от меня. Ничего нет глупее, чем жаловаться церковнику на церковника: перед мирянами люди Господа сами друг друга не хают и другим не позволяют.
– Возможно, девице всего лишь подыскали жениха не по сердцу? – Брат провозвестник в задумчивости разминал пальцы, сэр Барти почтительно молчал. Не дело простому рыцарю мешать размышлениям второго человека в Капитуле.
– Сьер Бартоломью, я знаю о той клятве, что столь опрометчиво принесла ваша спутница. – Брат провозвестник указал глазами на письмо. – Однако не дело девице искать подвигов.
– Я уповаю на вашу мудрость, отец, – осторожно вымолвил Барти. – Меня благородная Мариана не слушает, но вас… Если вы уверите ее, что клятва исполнена и на этом надо бы остановиться…
– Непременно, – кивнул брат провозвестник. – Ибо не след искушать Господа подобными клятвами. Увезите девицу Мариану домой, сьер Бартоломью, и пусть она строит свою жизнь, как подобает будущей жене и матери.
Твои бы слова да Господу в уши, неожиданно зло подумал Барти. Домой… легко сказать!
– Однако поговорим о тебе, чадо. – Тонкие пальцы брата провозвестника словно невзначай коснулись письма. – Прав ли я, полагая, что в рыцари ты пошел в поисках доли?
– Да, отец, это так.
– И долго уже служишь, чадо?
Барти не подал виду, что понял изнанку вопроса: «И что, дождался ли достойной награды?» Ответил коротко:
– Тринадцатый год.
Священник помолчал, покивал сочувственно. Обронил:
– Церкви дорог каждый верный сын, чадо.
Отворилась дверь, в кабинет заглянул давешний секретарь:
– Глава Капитула просит вас, отче.
Брат провозвестник встал. Сказал рыцарю с отеческой теплотой в голосе:
– Мы увидимся еще, чадо.
Барти склонил голову под благословение и вышел вслед за секретарем.
3. Брат провозвестник Светлейшего Капитула
Искусство вовремя оборвать разговор брат провозвестник считал куда более важным, чем само умение беседовать. Сказать то – и так! – что нужно сказать, при этом умолчав о том, чего лучше не касаться, умеют многие. А уж из достигших более-менее высокого положения – любой. Но взять паузу на верной ноте, дать собеседнику время созреть…
Конечно, поднаторевшему в интригах члену Капитула такой вот рыцарь – на один зуб. Но с благородными нельзя в лоб. Пусть уйдет, очарованный добротой и пониманием, пусть повертит в голове все двенадцать лет беспорочной службы, посчитает, много ль милостей на ней поимел… пусть сам додумает, что же хотел сказать последней своей фразой человек, которого сам глава Капитула не требует к себе, а просит.
Разумеется, упомянутый глава о собственной просьбе знать не знает – ибо вечера предпочитает проводить в обществе отнюдь не святом. Ну да Господь ему судья, а подчиненным только в радость. А славная все же придумка – педаль звонка под столом, и секретарь, заранее знающий, как зайти и что сказать по каждому из полудюжины сигналов…
Брат провозвестник еще раз перечитал письмо из Таргалы. Вести важные, но стоят ли риска попасть под горячую руку сиятельному императору? Сочтет ли владыка повод достойным нарушенного покоя? В Ич-Тойвин сиятельный приезжает отдыхать…