— Подождут, — отмахнулся Ловицкий. — Мне хочется взглянуть, как работает система вызовов, которую вы так трепетно защищаете. Только учтите, я уже всё просчитал. Чтобы амбулатория не теряла дохода, каждый вызов должен обслуживаться не более пятнадцати минут. Если управитесь, я, может быть, походатайствую, чтобы орден утвердил ваше нововведение.
Он бросил мне вызов. Думает, что я не смогу управиться. И сейчас я докажу ему обратное. Пятнадцати минут бывает мало, но большую часть пациентов можно осмотреть и за этот срок.
Мы с Ловицким спустились на первый этаж, где нас ожидал Решетов.
— Василий Ионович, мы идём смотреть вашу супругу, — произнёс Филипп, смерив старика своим надменным взглядом. — Плату за консультацию передадите мне позже.
Решетов даже потерял дар речи. Понимаю, как оскорбительно это было для опытного лекаря. Ведь он спасает жизни уже полвека, а ему на помощь коллеги идут с большой неохотой.
— Василий Ионович, не беспокойтесь, — прошептал старику я. — Я позабочусь о Клавдии. Только ключи от дома дайте и идите работать.
— Л-ладно, спасибо, Алексей Александрович, — ответил он и трясущимися руками передал мне ключи.
— Ну где вы там, Мечников? — спросил Ловицкий. — Не тратим времени. По моим подсчётам на путь нужно тратить не более семи минут, а на консультацию — пятнадцать.
Всё-то он рассчитал! Хотя в каком-то смысле это даже хорошо. Значит, орден хоть и не принял мою идею, но Ловицкий ей заинтересовался. Не стал бы он просто так высчитывать идеальное время.
В моём мире все эти расчёты были внесены в стандарты оказания медицинской помощи. Ох, как же я ненавидел этот документ! Хоть и был главным врачом, который обязан проверять, соответствует ли его организация всем стандартам.
Ну не могу я принять тот факт, что на каждого пациента должно выделяться строго определённое время. На практике так не бывает. Нельзя такую науку, как медицина, подогнать под стандарты. Может, сравнение и не очень адекватное, но, на мой взгляд, это так же абсурдно, как утверждать Шацкому, что его картина должна быть написана строго за пять суток и не часом больше!
Ловицкий шагал к дому Решетовых достаточно бодро. На самом деле, своим выходом вместе со мной, он меня приятно удивил. Может, лекарь он и заносчивый, но всё же не ленится понаблюдать за задумками своих коллег собственными глазами.
— Уже два года я слежу за работой в Хопёрске по отчётам Кораблёва и сталкиваюсь с такой аномалией впервые! — заявил он, когда мы завернули во двор.
— С какой аномалией, Филипп Артурович? — не понял я.
— С вами, Алексей Александрович, — усмехнулся он. — Ещё ни один лекарь отсюда не пытался предложить что-то новое. Такое впечатление, что вам работы мало.
Так, а вот это уже хотя бы отдалённо напоминает конструктивную беседу.
— Не в количестве работы дело, а в её качестве, — поделился своим мнением я. — Мне хочется, чтобы лекарскую помощь могли получить все люди. И те, кто болеют дома, и те, кто может прийти сам. И городские жители, и сельские.
— Ну и фантазёр вы, господин Мечников! — усмехнулся Ловицкий. — Неужели вы не понимаете, что это невозможно?
— Вот сейчас мы с вами и узнаем, возможно это или нет, — заключил я, и вставил ключ Решетова в замочную скважину.
Пожилые лекари жили в маленьком, но уютном домишке почти в центре Хопёрска. Из окна открывался красивый вид на озерцо. Только из-за водоёма комаров тут немерено! Да и на работу, наверное, тяжело супругам ходить. Эта улица находится в низине, поэтому подниматься по ней и здоровый мужчина может устать, не говоря уже о Решетовых.
— Клавдия! — крикнул я. — Не пугайтесь! Это лекари. Нас Василий Ионович прислал!
Отчества Клавдии я не знал, да и обращаться по местным обычаям я к ней должен исключительно по имени. Повитухи не владеют лекарской магией. Обычно ими становятся простые крестьянки, которые получают знания о родильном деле по материнской линии. Другими словами, это тоже потомственная профессия.
— Время пошло, Алексей Александрович, — прошептал мне Ловицкий, а зачем я услышал щелчок и монотонное тиканье.
Что это у него? Секундомер? А Филипп не шутил. Он решил подойти к делу со всей серьёзностью. Но его вызов я уже принял, так что не стоит тратить время попусту.
Быстрым шагом я прошёл в спальню, где лежала пожилая женщина.
— Ох, господин Мечников, слава богу, что это вы, — вздохнула она. — Я боялась, что придёт Эдуард Семёнович.
Не больно-то Родникова в этом городе жалуют. Но, если учесть, что большую часть рабочего дня он дрыхнет в смотровой — ничего удивительного в этом нет.
Кстати… Точно, нельзя, чтобы кто-то из моих коллег проболтался Ловицкому о событиях последних дней. Если ему домашние вызовы сложно втемяшить, то о сердечно-лёгочной реанимации лучше вообще пока что молчать. Остальные нововведения стоит рассказывать Саратову только после того, как орден лекарей начнёт мне доверять.
— Василий Ионович сказал, что падать вы стали, ослабели совсем, — сказал я. — Хочу услышать из ваших уст, как всё началось?
— Ох, сынок… — вздохнула она и тут же осеклась. — Простите, господин Мечников. По привычке вас так назвала, всё-таки молоденький вы ещё.
— Ничего страшного, — помотал головой я. — Обращайтесь, как удобно. Главное, расскажите суть.
— Да уже несколько месяцев меня этот недуг тревожит, — ответила Клавдия. — Сначала пошатывать меня начало, в глазах темнело. А потом и вовсе падать начала.
— Так… — кивнул я. — Что-то ещё?
— Да не помню я, если честно, — ответила женщина. — Совсем забывчивая стала. Мой-то супруг хорошо держится, ум у него крепкий. А моя дурная голова даже день недели уже удержать не может.
— Десять минут осталось, — прошептал мне Ловицкий.
Тьфу ты! Как муха назойливая жужжит у меня перед ухом! Что ж за нравы такие у местного ордена лекарей?
Я принялся прощупывать ноги женщины, затем руки и тело. Чувствительность нигде не пропала. И шевелить конечностями она могла без особого труда.
Значит, нарушения мозгового кровообращения не было. По крайней мере, острого. Не инсульт — уже хорошо. Но и болезненности нет. Можно было бы списать на радикулит и старый добрый остеохондроз шейного и поясничного отделов позвоночника. Но спина у Клавдии не болела, даже когда я прожимал околопозвонковые точки.
— Вижу, что руки-ноги у вас работают, как надо, — подметил я. — Значит, падаете вы из-за головокружения.
— Верно, сынок, всё работает кроме головы! — усмехнулась она.
Теперь всё понятно. Диагноз простой, просто о нём пока что мало кому известно.
— Пять минут, Алексей Александрович, — предупредил Филипп Ловицкий.
Это заболевание в девятнадцатом веке, скорее всего, именуют одним простым словом.
Старость.
И некоторые не особо образованные врачи из моего мира даже в двадцать первом веке списывают всё на преклонный возраст. Но это не совсем верно.
Болезнь, которой страдает Клавдия, носит название «ХИГМ». Хроническая ишемия головного мозга. С возрастом сосуды становятся слабыми, забиваются атеросклеротическими бляшками. Кора головного мозга перестаёт адекватно кровоснабжаться. Отсюда и вытекают головокружение, слабость, забывчивость и прочие «прелести» этого заболевания.
Полностью излечить его невозможно. «ХИГМ» настигает почти каждого человека, дожившего до её лет. Однако его можно ослабить.
Я положил руку на лоб пожилой женщины и мысленно прочитал команду.
«Расширить спазмированные сосуды головного мозга, улучшить кровоток. Пусть бляшки распадутся».
Затем спустил руку и положил ладонь под правое межреберье — туда, где находилась печень.
«Снизить выработку холестерина в печени».
Фактически я только что сымитировал лекарской магией функцию «статинов». Эти препараты в моём прошлом мире назначают больным с атеросклерозом, чтобы подавить синтез холестерина. Только эти таблетки довольно токсичные, а моя магия побочных эффектов не даёт.
— Готово, — заключил я. — Попробуйте медленно присесть. Эффект не моментальный, но уже сейчас вы должно почувствовать себя лучше.
Клавдия поднялась, упираясь на моё плечо, и удивлённо осмотрелась по сторонам.
— И вправду, больше не кружится! — обрадовалась она. — Чуть-чуть совсем! Не так, как раньше. Алексей Александрович, спасибо вам большое! Вы ж меня практически с того света достали…
Отчасти она была права. Если бы состояние сосудов ухудшилось, со временем Клавдия бы пережила свой инсульт. И что особенно страшно — женщина могла умереть от такого состояния.
— Напоследок, настоятельная просьба, — произнёс я. — Жирное, жареное, острое не кушать. Солёным тоже не увлекаться. Как дальше вас лечить, я передам Василию Ионовичу. И по дому бегать не рекомендую. Пока что ложитесь, не нагружайте организм после длительной болезни.
Я уложил Клавдию и вышел с Ловицким на улицу. Запирая дверь, заметил, что мой новый начальник молча смотрит в одну точку и даже не пытается что-то сказать.
Странно, секундомер больше не тикает.
Я взглянул на циферблат и заметил, что время остановилось ровно на пятнадцати минутах. Не может быть такого… Я потратил лишние пять минут на то, чтобы поднять Клавдию и рассказать о будущей схеме лечения.
— Филипп Артурович, чего ж вы замолчали? — поинтересовался я. — Что? Не уложился я в ваш график?
Да и чёрт бы с ним! Зато человеку помог. Плевать я хотел на эти дурацкие стандарты и испытания. Жизнь человека превыше всего.
— Да нет, господин Мечников, — очнулся Ловицкий. — Вот, видите? Ровно пятнадцать минут. Ваша взяла — успели.
Мы выдвинулись назад — к амбулатории. Какое-то время Филипп молчал. Только я никак не мог понять, что его так шокировало. И почему он солгал мне? Я ведь по недоброму блеску его голубых глаз понял, что он изо всех сил хочет меня завалить.
— Филипп Артурович, что происходит? — прямо спросил я. — Вы остановили секундомер раньше времени. Не нужно меня обманывать. Спор — есть спор. Не нужно мне поддаваться — это оскорбительно.