Я успел увернуться и схватить кувшин, а когда в руке кочевника блеснуло лезвие, обрушил на голову. Он хрипло застонал и, обмякнув, под звон осколков грохнулся на пол. Шрамированный на секунду замешкался, Катя в этот момент с размаху ударила его каблуком по голени. Тот зашипел и согнулся от боли, а Катя ломанулась мимо меня в дверь, обдав мятным сладковатым ароматом.
— Швора… — выругался шрамированный, хватаясь за ногу и, прихрамывая, попытался догнать, но я перехватил и сделал подсечку.
Тот с руганью грохнулся, я выдохнул —кочевники оказались слабыми противниками, но из-за спины меня хрипло окликнули. Я сжал кулаки и резко развернулся ко второму кочевнику с окровавленным лбом. Он шатается, но сжимает в правой руке нож.
— В героя решил поиграть, сопляк? — прохрипел он.
Я промолчал и согнул колени для атаки. Кочевник рванул на меня резко и умело. Увернуться я смог, но тот, что со шрамом, с пола ухватил за ногу и дернул. Я не устоял и с руганью грохнулся на спину, а шрамированный тут же поймал меня в удушающий захват и скомандовал приятелю:
— Проучи его. Не сильно, но чтобы не догнал.
Горло сдавило, легкие запекло от нехватки воздуха, а в голове запульсировало от напряжения. Я рванулся и зарычал в попытке освободиться, но кочевник держит, как клещами.
Пока я боролся с захватом, его приятель с перекошенной, окровавленной рожей оскалился, не решаясь подступиться, чтобы не получить ботинком по морде. Затем обошел сбоку и наклонился, довольно лыбясь.
— Сейчас мы тебя подправим.
Он поднял нож и покрутил перед моим лицом. В крови закипело сильнее, я снова рванулся из захвата, но кочевник оказался на удивление сильным для такого щуплого. Тот, что с ножом приставил мне к лицу холодное лезвие, но черкануть не успел — в дверях появился детина, которого я скрутил у барной стойки.
— Эй! — гаркнул он и с размаху пнул массивным ботинком того, что с ножом, по лицу.
Кочевника откинуло к стене, а нож вылетел и упал куда-то в угол. Следом в дверях возник Никифор с арбалетом и нацелил в голову шрамированному.
— Отпустил его, — приказал дед.
Под прицелом кочевник сразу присмирел и разжал хватку. В легкие полился спасительный воздух, я стал хватать его ртом, кашляя и хрипя. Детина подал мне руку, я поднялся, а Никифор пригрозил кочевнику:
— Пять секунд, чтобы вы убрались. Больше не заходите, пристрелю.
Кочевник поднялся и помог встать второму. Под пристальным контролем Никифора и его арбалета вдвоем они покинули постоялый двор, хромая и отплевываясь кровью.
— Цел? — спросил детина.
В легких еще саднило, а шея болела от захвата, но я кивнул.
— Не думал, что поможешь.
Парень неловко поморщил мясистые губы и сказал:
— Ты ж Катерину спасал. Я ж сперва подумал, ты тварь оазисная. Ну… нашивки, все такое. А ты вон, человек. Я Михаил. Можно Миха. Обращайся. И ты это… Не серчай, что я в морду тебе дать хотел.
Протянув ладонь, он широко и неумело улыбнулся, я кивнул и пожал руку.
— Андрей.
Михаил оказался козоводом с хозяйства в паре километров от постоялого двора. Раньше коз было много, но за последние два года поголовье сократилось из-за засухи и голода. Хозяйство разорилось, он продал оставшихся пятерых коз Никифору и теперь живет здесь.
Катя, дрожа как росинка на ветке, усадила меня за барную стойку и пыталась приложить к шее холодные камни, боясь, что меня поранили.
— Их же было двое… — лепетала она, пока я аккуратно отказывался от каменных компрессов. — Как не побоялся… Ой… не представляю, что было бы, если б не ты.
Мне осталось только многозначительно покашлять, а дед Никифор проговорил, снова пряча ружье:
— Да понятно, что было бы. Попортили б тебя и все. А там прямая дорога в шпильки. Сколько раз говорил, не место тебе тут петь. Но кто ж меня слушает.
Щеки Кати побелели, вместо моей шеи, она приложила камень к своей и проговорила негромко:
— Не буду я нахлебницей, дядь Никифор. Какие никакие, а рубы. Я тоже зарабатываю и помогаю.
— Стряпала бы с Полиной на кухне и была бы помощь. Ишь, самостоятельная.
Промолчав, Катя убрала камни в мешочек, и снова рассыпалась в благодарностях, краснея и пунцовея. Она бы так и продолжала, если бы Никифор хозяйским приказом не отправил её отдыхать. С разочарованным вздохом Катерина скрылась у себя в каморке.
Я проводил ее долгим взглядом. Никифор прав, ей не место на постоялом дворе. Мне самому здесь не место. И так задержался больше, чем собирался, теперь еще и шея болит. Вряд ли служебники уже напали на мой след, но рассиживаться, означает давать им время. Долго преследовать не должны, но для проформы до «Медного ковчега» точно дойдут. А тут, если не догонят, запишут, как пропавшего в песках. По идее надо дожевывать и бежать дальше, тем более солнце почти село, и пекло спадает.
Однако, когда я доел остывшую козлятину с картошкой, и поднялся, Никифор замахал руками.
— На ночь глядя? — удивился он. — После спасения Катерины и думать не смей. Я тебя не то, что ночлег за так дам, я тебе и провизии накину. Пойдем.
____________________
Ну что, с почином меня и вас. Начинаю выкладывать "дорожную историю". Пишу в конкурс, так что ваше участие: лайки, библиотеки и особенно комментарии имеют значение. Пишите комментарии под книгой, чем больше их будет, тем активнее я смогу писать — ничто так не стимулирует автора, как отклик читателя.
Плюшки для самых активных комментаров — чибик на стену после завершения книги, независимо от результатов конкурса.
Итак, вперед, в следующую главу.
Глава 2
Времени у меня не то, чтобы в избытке, но соблазн разжиться запасами убедил. Сколько предстоит идти не известно, а сух паек лишним не будет. Остается риск нарваться на служебников, с другой стороны, без воды и еды при переходе тоже тяжко. Так что согласился.
Дед Никифор повел меня в часть дома, где он живет с женой. Здесь стены, как и в столовой зоне, обшиты металлом и термоизолятом. Видимо, осталось со времен, когда он был в избытке. Сейчас такой достать сложно и разве что в Оазис-Техно. В доме чисто, чувствуется женская рука и пахнет уютом. Совсем не похоже на мою жилую капсулу человейника в Красном граде. Там только то, что нужно: кровать, комод из дешевого цемента, очаг, туалет на этаже. А здесь и печка, натуральная, каменная, и шкаф, как с картинки: деревянный дерева и со стеклянными витражами. Даже картина на стене.
Никифор заметил, как я осматриваюсь, и прищурился хитро.
— Нравится?
— Это дерево?
Дед кивнул, я постучал по дверце шкафа. Гладкая, теплая, не похожа на холодный камень или металл. Потянул носом — пахнет суховато и пряно, с примесью старого лака.
— Зажиточный у вас постоялый двор, — констатировал я, отходя и разглядывая шкаф. — Откуда все это?
Крякнув, Никифор цапнул со стола отварную картофелину и смачно откусил.
— Пойдем-ка, Андрей, — сказал он. — Вижу, парень ты хороший. Покажу тебе кое-что.
На месте Никифора я бы не стал показывать незнакомцу, пусть даже спасшему его певицу, свой дом. Так что внутренне напрягся и приготовился действовать в случае засады. Но дед спокоен, как утренняя пустыня, и чему-то ухмыляется.
Пройдя жилую часть насквозь, мы вошли в кладовку. Там Никифор дернул ручку подвала, в его темноте открылись каменные ступеньки, а дед цапнул переносную дрожжевую лампу и проговорил, щурясь:
— Не страшись, парень. Не съем.
Я усмехнулся. О каннибализме ходят разные страшилки. Особенно у девушек на этаже сборки в Оазис-Техно. Из их сплетен рождаются байки, которые уходят в народ, обрастая новыми подробностями. Особой популярностью пользуются истории, где девушку похищает каннибал, хочет сожрать, но влюбляется, и они предаются страсти. А потом свадьба.
Никифор, вроде, на людоеда не похож, впрочем, как они выглядят не знаю. Так что пожал плечами и последовал в подвал. В случае чего от деда отбиться как-нибудь сумею.
Дрожжевая лампа освещала бледным светом густую темноту, в которой серебрится седой затылок деда, сырая прохлада холодит кожу, и я непроизвольно напряг мышцы. Но пришлось довериться и спуститься за дедом Никифором метров на десять.
— У вас не подвал, а целый бункер, — заметил я, глядя на его макушку.
— Сейчас поймешь, почему, — отозвался он.
Через несколько секунд мы шагнули на утоптанный грунт, дед отошел куда-то влево, щелкнуло, нос мой защекотало сочностью, которой здесь быть не может. Через секунду подвал залило теплым розовато-желтым светом, а моя челюсть отвисла.
— Офонареть!
Подвал действительно оказался бункером квадратов на сто, сто пятьдесят. У левой стены натуральный генератор, а по остальным — баллоны, к которым подведены трубки из концентратора, тот тоже у левой стенки. А в середине бункера зелень. Настоящая живая, зелень. И не только трава, вроде мятлика, который почти не цветет, а настоящие цветы, кустики и даже дерево. Два дерева. Маленьких, но с зелеными листьями. В живую я видел только мятлик на зеленых фермах Оазис-Техно. Его ярусами выращивают для производства кислорода, как и фитопланктон прохлорококус. Этих Лютецкий производит в фотобиореакторах. Но даже на зеленых фермах я не видел деревьев.
— Они настоящие? — втягивая до сладости свежий воздух, спросил я и шагнул к деревцу, тоненькому, едва с меня ростом, но с гордо растопыренными ветками и листьями.
Лицо Никифора довольно просияло, он снова откусил от картофелины и кивнул.
— Все живое.
Осторожно я коснулся листа — прохладный, гладкий. Присмотрелся, внутри зеленые прожилки и ячейки. Создать такое в бункере невозможно.
Впечатленно выдохнув, я развернулся к деду и спросил:
— Как вам удалось? Тут же целое состояние.
Причмокивая картошкой, Никифор покивал и ответил:
— Как видишь, у меня тут кислород. А стоит он, много, сам знаешь. Приторговываю.
— Но зелень! Зелень откуда?
— Отовсюду, — многозначительно проговорил дед и помахал в сторону, где стоят два старых, обитых тканью кресла и каменный куб