Тихо ругнувшись, я шепотом спросил:
— Ты чего тут?
— Давай заведу, — отозвался тот и жестом показал, чтобы я сдвинулся на заднее сидение.
Косясь на окно, за которым служебники уже нетерпеливо переступают с ноги на ногу, я отодвинулся. Миха запрыгнул на сидение, чуть не снеся меня рюкзаком, что-то поковырял под коробкой зажигания, чирканул, заискрило, и дрезина завибрировала тихим, низким гулом.
Я присвистнул впечатленно, а Миха быстро объяснил:
— Я часто беру дрезину у Никифора. Все ее поломки знаю.
После чего, дёрнул рулевую перекладину, и дрезина с места рванула на бархан, раскидывая в стороны брызги песка. Меня до боли вжало спиной в упорную дугу, специально толстую, чтобы пассажира не срывало при езде, волосы затрепало, от ветра заслезились глаза.
Ухватившись за боковую ручку, я проорал на ухо Михе:
— Сколько дури в этой дрезине?
Тот замысловато рулил по песчаным волнам, он крикнул через плечо:
— Не знаю! Верблюдов сто! Может больше!
— Ого!
— Ага! Никифор в неё артефакт мощности загнал! Точнее, он купил, а я монтировал!
— Хреновый, ты козовод, я сморю! — проорал я ещё громче, потому что дрезина загудела отчаяннее и пошла на бархан, размером с постоялый двор.
Миха загоготал и прокричал так же через плечо:
— А то! Батя так и говорил! Вот я остатки коз Никифору и продал! Механика мне ближе!
Водил дрезину Миха так же ловко, как и завел. Мы быстро преодолели пару больших барханов. Но когда забрались на вершину второго, и дрезина замедлилась, порыв ветра в спину принес недобрый запах, который не перепутать.
— Погоня, — коротко сообщил я.
Миху это известие почему-то развеселило, он хохотнул и отозвался:
— Ещё бы! Держись!
После чего вдавил две педали на полную. Дрезина взвизгнула, как испуганная девчонка, чуть утопилась в песок, а после рванула вниз, на миг встав на дыбы. Меня чуть не выкинуло из сидения, еле успел схватиться за боковые ручки.
Отплевываясь от мелкого песка, поскольку намордников мы не надели, я вывернул голову назад. По песку за дрезиной тянется длинный, продолговатый след от магнитной подушки.
— Миха! Мы наследили!
— А?
— След, говорю, за нами!
— А… — многозначительно протянул Миха и резко крутанул рулевую перекладину.
Дрезина заложила крутой вираж, и детина пустил её по кругу на скорости. Секунд за десять он исчертил песок кругами и полосами, затем снова пустил дрезину вперёд, на этот раз не так быстро, чтобы она не раскидывала под собой песок.
— Пускай поищут, хе-хе, — усмехнулся Миха и плавно повел дрезину в сторону каменистой поверхности.
Над ней мы полетели чуть быстрее, затем свернули к дороге и какое-то время мчали по ней. Когда темно-лиловое небо с бледной полоской у самого горизонта стало светлеть, я сказал:
— По дороге ходят автоматоны. Не наткнуться бы.
Миха озадаченно хмыкнул и отозвался:
— Точно. Ходят. Хотя в такую рань не должны. У нас мимо «Медного ковчега» первый идет в шесть утра.
— Он же не из воздуха появляется, — проговорил я, цепляясь за боковые ручки. — Значит откуда-то выезжает раньше. На те, что ползут из града плевать. Но они и на дороге есть.
Немного подумав, Миха кивнул.
— Есть паровые станции. Там заряжаются дрезины попроще, которые без солнечных панелей. По идее, автоматоны там тоже могут подпитываться.
Выплюнув песок, я отозвался:
— О том и речь. Если какой-нибудь слезет с зарядки и поползёт на встречу, приятного мало.
— Почему?
Покосившись на кудрявый затылок Михи, я сперва решил, что он шутит. Но тот молчит, значит и правда не в курсе.
— В автоматоны встроены визионы. Работают на артефактах связи, — пояснил я. — С их помощью Лютецкий пользуется спутниками.
— Я думал, они после коллапса не работают, — удивился Миха.
Я покривился.
— Лютецкий их приспособил.
Пришлось Михе согласиться и снова увести дрезину с дороги на песок. К этому моменту от «Медного ковчега» мы улетели километра на четыре, служебники до сих пор не появились, значит потеряли след. Удивительно, что Лютецкий до сих пор не потерял ко мне интерес. На его месте, я бы давно решил, что сам исчезну где-нибудь в пустыне. Его внимание намекает — мой проект в нем всколыхнул интереса не меньше, чем производство кислорода для его пент-хауса. Из чего следует, погоню он не прекратит, и нужно где-то пересидеть, пока мультимиллиардер не решит, что я помер.
Мчались мы на дрезине ещё пару часов, пока взошедшее солнце не начало палить, как адская домна. Натянув капюшон с козырьком, я крикнул Михе в ухо:
— Надо переждать жару.
Он покивал и указал куда-то правее со словами:
— Там за дорогой есть скалы. К Сопочке мы же не поедем?
Служебники в первую очередь будут искать меня на следующем постоялом дворе, так что я отозвался:
— Не поедем.
Крутанув рулевую, Миха направил дрезину правее. На дорогу въехали через выпил в бетонном блоке заграждения и в напряжении мчались до следующего выпила справа, надеясь не наткнуться на автоматон.
Выпил нашелся через полверсты в тот момент, когда за поворотом послышался характерный дребезжащий звук автоматона, который сгребает песок с дороги. Миха свернул, и мы снова помчали по песку.
К скалам, которые оказались останками небольшого бетонного строения, мы подъехали, когда солнце напекло макушку даже через внутреннее покрытие капюшона. Миха спрятал дрезину в тень под обветренный, полуобсыпавшийся козырек, который когда-то был то ли навесом, толи частью балкона. И прикрыл её ветками перекати-поля.
— Не то, чтобы совсем не видно, — проговорил он, довольно оглядывая своё творение, — но лучше, чем ничего.
Внутри скал оказалось прохладно и немного сыро, пористый бетон ещё не потерял остатки ночной и утренней влаги. В углу обнаружились циновки, глиняная миска и небольшое кострище. На мой вопросительный взгляд Миха ответил:
— Козы иногда далеко забредали. Приходилось ночевать. Вот я тут себе и обустроил.
— Мудро, — согласился я и сел на одну из циновок. Зад заныл, сидения на дрезине жесткие, при долгой езде можно отбить все по самые гланды.
Чтобы разогнать кровь, поднялся и стал разминаться. Миха бросил под ноги массивный рюкзак. Опершись плечом на бетонную стену. Он стал жевать сухой картофель, который доставал из кармана, и внимательно наблюдать. Потом проговорил:
— Вот почему ты меня скрутил. А на вид, вроде, самый обычный. Давно занимаешься?
— С детства, — ответил я, переходя к отжиманиям. — Опекун приучил.
— Родители где?
— Не знаю.
— Жаль.
— Я как-то смирился, — отозвался я, выдыхая и мысленно отсчитывая десятое отжимание. — Бросили и бросили. Видимо были причины.
Жуя, Миха впечатленно покачал головой.
— Крепкий ты парень, — констатировал он. — Если бы меня батя бросил, я бы… Не знаю. Огорчился бы, ей богу.
Поднявшись, я ухватился за арматурину под потолком и стал подтягиваться, выдыхая слова:
— Спа…си…бо… За по.мо…щ. А тебе… обратно… не надо?
Миха покривился и ответил:
— Не. На постоялом дворе я лишний рот. Пускай Никифор и Полина с козами возятся. Им толка больше. С тобой отправлюсь.
Появление попутчика сперва озадачило. Знать я его не знаю, попробуй пойми, что выкинет по дороге. С другой стороны, дрезину он завел и пока помогает. Так что я кивнул и сказал:
— Погоня не смущает?
— Ты это видел? — вопросом на вопрос ответил Миха и показал надувшийся бицепс.
Я хмыкнул и промолчал. Его энтузиазм и вера в себя забавляют — если мне удалось его скрутить, несмотря на наличие бицепсов, которые вообще-то побольше моих, то со служебниками ему точно не справиться.
Спрыгнув с арматурины, я растряс руки и размял шею. Когда хотел снова присесть на циновку, с наружи донёсся звук, не похожий на звуки пустыни.
Я насторожился.
— Слышал?
Миха самозабвенно жевал картошку, он поднял взгляд и помотал с набитыми щеками головой.
— Пойду проверю, — проговорил я и бесшумно двинулся к выходу.
Глава 4
Жара над пустыней к этому времени поднялась такая, что в Красном граде прячутся в рабочих или жилых человейниках. Там есть система вентиляции, за счет которой они охлаждаются. А артефакты усиления распространяют прохладу по смежным корпусам. Здесь же, в пустыне такого никто не видел отродясь, и я, пыхтя и пропитывая потом футболку, прижался к стене боком.
Миха скрылся за камнем и настороженно оттуда выглядывает, взглядом показывая, что готов к немедленным действиям.
Я прислушался. Звук идет конкретно от места, где он оставил дрезину. Вариантов несколько и все они не сулят ничего хорошего, разве только что это верблюд, который сбежал от хозяина. Но верблюд зверь ценный, если он сбежал, значит хозяин идиот, что не уследил за такой драгоценностью. Так что я беззвучно вытянул нож из ножен на бедре и перехватил для атаки.
Когда за стеной зашуршало совсем близко, я осторожно выглянул.
Никого. Только одинокая дрезина прячется под покрывалом из перекати-поля. Пришлось на пальцах покинуть укрытие. Глянул вокруг: следов нет, а тот, что оставила дрезина уже понемногу затягивает песком.
Уже решил, что показалось, но звук снова донесся, на этот раз со стороны дрезины. Крадучись, я приблизился и, укрылся за ее передом. Шуршать продолжало, и я аккуратно начал выглядывать из-за дрезины, медленно и бесшумно, сжимая рукоять наготове.
Взгляду постепенно открылся песок, слева от дрезины какая-то жестяная крышка, затем пучок перекати-поля, а у самой дрезины, прислонившись к ней, засела спина в лохмотьях.
Пока я прикидывал, сразу окликнуть или обезвредить, а уж потом разбираться, фигура резко развернулась и кинулась на меня. Свой рефлекторный рывок ножом я успел прервать лишь в момент, когда нос уловил знакомый запах. Вывернувшись, я пропустил противника мимо, цапнул за руку и вывел в захват. Через секунду застыл лицом к лицу к Кате, приставив нож к ее горлу.