Приосанившись, Миха хрустнул шеей и выпятил грудь, будто собрался на шагать на параде в честь основания Оазис-Техно.
— У меня с детства руки к этому стоят. Дядька еще был. Неродной. Друг бати. Он любую шестерню так присобачит, что лет сто без скрипа будет шпарить. Он когда нам на ферме собрал паровую мотыгу, ну, чтобы не самим корячиться, спину гнуть, а чтоб само катилось и пахало, я в диком восторге был. Он был механиком. Настоящим. В смысле в Красном граде учился. Как увидел, что у меня любая шестерня в руках оживает, научил всему, что знал. У меня и так перло в этом деле, а с его наукой вообще стал докой. Какие там козы… Батя ругался, что из-за меня ферма Пароварниковых под откос пойдет. Да видать прав он был.
— Жаль твою ферму, — с сочувствием проговорил я.
Тот отмахнулся.
— А мне не жаль. Ферму у бати хотели купить кочевники. Чтобы точку бивака обосновать. Огромные рубы предлагали. Могли бы Натуську, невесту мою, свозить в Красный град, вылечить от песчанки на них. А он в позу встал и отказался. Так что шмора с этой фермой.
На это осталось молчаливо покивать. Таких историй по миру ходит немало. А песчанка зараза такая, что лечится легко, но, если не лечить — ничего хорошего. Вызывает ее песок, который в далеких двухтысячных впитал частицы инсектицида. В Красном граде антидоты есть в медпункте каждого человейника. На ферме среди пустыни такому взяться негде.
— Сожалею о твоей невесте.
— Спасибо.
Обернувшись к Кате, я спросил:
— А ты что расскажешь?
Катя подошла ко мне и селя рядом на циновку, Миха при этом зыркнул хмуро, но промолчал, а она вытянула ноги и стала разминать икры, видимо, затекли от езды в багажнике.
— Да что рассказывать? — с кроткой улыбкой ответила она. — Как зовут меня вы знаете. А что было в прошлом, то не важно. Воспитывал меня с трех лет Никифор с Полиной. Пою красиво. Больше и нечего сказать.
— Ты и сама хороша, — ляпнул я и отвернулся, чтобы по глазам не поняла, что мне неловко.
Катя хихикнула, а Миха покосился на меня сурово, как экзаменатор. Неловкую паузу я прервал словами:
— Тогда сделаем так. Миха, сможешь закрепить артефакт на дрезине? Тогда вытащим ее на солнце, пускай копит заряд. А как спадет жара, двинемся в путь. Идет?
По лицу Михи скользнула тень, взгляд стал цепким, будто и впрямь проверяет меня на пригодность, но все же кивнул и подошел, протянув руку.
— Давай артефакт, — проговорил детина. — Присобачу.
— Спасибо, — поблагодарил я, передавая артефакт. — Как справишься, толкни меня, выведем на солнце. Я пока покемарю.
— А если служебники нагрянут? — так же хмуро поинтересовался Миха, всматриваясь в сиреневые переливы внутри шестеренок.
Я, укладываясь на бок, ответил:
— Не нагрянут.
— С чего такая уверенность?
— Им нет интереса за мной гнаться так далеко, — пояснил я. — То, что они притащились в такую даль, как «Медный ковчег», уже слишком много для моей чести. Разработки они, скорее всего нашли и сожгли. А без ресурсов Оазис-Техно я для них пыль.
— Смотри сам, — буркнул Миха и бережно убрал артефакт в карман.
Когда он вышел, я сомкнул глаза и попытался подремать, но запах Кати слишком яркий и близкий, что значит, сидит и испытующе смотрит на меня. Судя по всему, надеется, что я передумаю и кинусь в сомнительный поход ради спасения того, что осталось от человечества.
Как она сверлит взглядом, я ощущал спиной. Прошли пара минут, и я произнес, не разлепляя век:
— Я не передумаю.
— И очень зря, — донеслось за спиной совсем близко, Катя заерзала, я уловил движения воздуха — она придвинулась ближе. — Откуда ты знаешь, может на севере что-то есть. Ты же там не был.
— Если бы было, туда бы добрался Лютецкий, — снова привел я бетонный аргумент.
— А если он не знает?
— Если он не знает, то я футболист. Знаешь, что такое футбол? Игра такая, мячик ногами гонять надо. С его деньгами он бы первым там был. Катя, все хотят верить в лучшее, но ты, вроде умная. Сними розовые стекла с глаз и посмотри на правду: грады и пустыни это все, что осталось от мира.
За спиной послышался горестный вздох, Катя всхлипнула:
— Ты совсем ни во что не веришь! И даже не пытаешься помочь!
Меня аж перевернуло, обернувшись к ней, я оказался так близко от лица, что разглядел крошечные черточки у глаз, что говорит — Катя любит посмеяться.
— Да ладно? Меня уволили из Оазис-Техно и преследовали как раз за то, что пытался помочь. И я очень даже верю. В науку, в артефакты, в человеческий организм.
— И все равно не хочешь искать северные земли, — надув губы, не отступила Катя.
— Потому что это сказки! Выдумка! Байки для тех, кто верит в землю обетованную! — не выдержал я.
— Ты все равно пойдешь на север, — упрямо заявила Катя и поднялась, отряхивая со штанин песок.
— И не подумаю.
— Посмотрим.
Глава 5
Проводив взглядом подтянутую фигуру Кати, которая вышла наружу, я перевернулся поудобнее. В проходе видно, как Миха возится с дрезиной. Он быстро обошел ее, подергал рычаги, потом завел, а когда она поднялась в воздух, нашел камни и подставил под нее. Затем снова отключил и лег под дрезину. Выполнял он это, как прожженый механик, который знает где, какая деталь у аппарата.
В полудреме и медленно моргая, я наблюдал, как он ловко раскрутил нижнюю коробку, вложил в сердцевину дрезины артефакт и так же умело завинтил. Такой скорости я не видел даже в Оазис-Техно на этаже механиков. А они там верблюда съели на этом. Потом я все-таки задремал и во сне видел каменистую пустыню, а в дали что-то зеленое. Вроде бы даже пытался к бежать к этой зелени, но ноги вязли в чем-то. Потом снилась Катя в коротенькой юбке и тонкой маечке, Лютецкий, которого в живую никогда не видел, только на картинках и баннерах. Дальше пошел сумбур из песка, дрезин и пчел, во главе которых почему-то Никифор с пчелиными крыльями.
Сколько проспал не знаю, но проснулся от того, что в плечо мягко, но настойчиво толкнули. Отрыв глаза, обнаружил над собой встревоженное лицо Кати.
Она шепнула:
— Мечников, вставай.
— Уже обед? — попытался пошутить я и сел, сразу размяв шею и плечи.
В дальнем углу Миха на циновке тоже дремлет, откинувшись на стену и придерживая широкой ладонью рюкзак. Мясистые губы пошлепывают, а из груди доносится негромкий, но плотный храп. Катя быстро переместилась к нему и тоже осторожно потрогала за плечо. Детина, не открывая глаз, отмахнулся от нее, как от прилипчивой песчинки, и перевернулся, пряча ладони подмышками.
Катя всплеснула руками и уже настойчивее потолкала его в спину со словами:
— Миха, просыпайся.
Тон девушки насторожил, через секунду я стоял во всей готовности с рюкзаком на спине.
— Что такое? — спросил я.
— Служебники, — коротко ответила Катя.
Я покосился на проход. Судя по солнцу, там примерно полдень, значит я не просто дремал, а неплохо доспал то, чего не хватило ночью. Ветер гонит песок с бархана на бархан, горизонт плавится маревом, кое-где торчат верблюжьи колючки и катятся сухие кусты.
— Тебе сон плохой приснился, Катенька? — чуть расслабившись, поинтересовался я и спустил рюкзак с плеча.
Но Катя толкать Миху стала с двойным усердием, а мне бросила через плечо:
— Они еще за барханами. Но минут через пять, максимум десять, будут тут.
От ее толчка в поясницу Миха недовольно заворчал и нехотя сел, надув сонно губы, как большой круглолицый ребенок, которого разбудили спозаранку и гонят умываться.
— Катя, да ну что ты заладила? — простонал он, протирая кулаками глаза. — Какие служебники? На кой им в эту дыру?
— Это хороший вопрос, — согласилась она. — Можете мне не верить. Но когда они сюда вломятся… В общем, я предупреждала.
Девушка выглядит взволнованной, щеки розовые, то ли от жары, то ли от нервов, прядь из низкого хвоста выбилась и прилипает ко лбу. Ее дорожная сумка уже на плече, а спина покрыта камуфляжной желтовато-коричневой мешковиной. Значит и правда собралась в дорогу.
Прищурив один глаз, я побежденно выдохнул и проговорил:
— Ладно. Схожу проверю, что тебе там примерещилось в пустынном мареве.
Бросив рюкзак в угол, я вышел из укрытия под раскаленное до бела солнце. Макушку нагрело моментально, я вытер лицо от песка, который тут же снова на него налип, и трусцой побежал к ближайшему бархану, утопая ногами в рыхлом песке.
С высоты обзор всегда лучше. Хотя и меня будет заметно отлично. Но только в случае, если Катя и впрямь что-то видела. Что вряд ли. Лютецкому нет резона посылать служебников так далеко ради поимки рядового работника. Разве что сами служебники хотят выслужиться и получить повышение, а значит прибавку к кислородному пайку, провизии и рубам.
Склон бархана я преодолел быстро, но упарился и взмок, как батрак на зеленой ферме. Взобравшись на его вершину, приложил ладонь козырьком ко лбу и окинул взглядом песчаный горизонт. Он весь плавится и плывет, в этих сполохах померещиться может что угодно.
Я хмыкнул под нос с усмешкой:
— Эх, Катенька.
Но когда собрался спускаться, нос уловил то, чего не должно быть в пустынном воздухе. Повернув голову, я вдохнул сильнее и прикрыл глаза. Стою я как раз под ветром, и нос отлично считывает металлический запах, приправленный малиновым, к которым прибавлены терпкие, резкие частицы мужского пота.
— Да ладно… — не поверив собственному носу, пробормотал я и разлепил веки, чтобы пристальнее вглядеться туда, откуда ветер несет запахи.
Марево размазывает горизонт, не удивительно, что с первого раза я ничего не заметил. Но теперь, присмотревшись, разглядел вдалеке небольшое облачко песчаной пыли. Оно движется быстро, распуская желтые клубы по сторонам и, судя по размерам, Катя права: доберется оно сюда минут через пять-семь.
— Вот швора… — выругался я и развернувшись, сиганул с бархана.
Скатившись по горе песка, я рванул к руинам, а когда вбежал под их тень, скомандовал и закинул рюкзак на спину: