и и стремительными – шаги, которыми он приближался к жене и боярам. Гнетущая тишина висела вокруг него. Вот Игорь в трех шагах от Ольги, его глаза безразлично скользнули мимо жены так, будто ее вовсе не существовало. Остановившись, Игорь гордо вскинул голову, холодным взглядом окинул безмолвную толпу бояр и лучших киевских мужей. Губы князя раздвинулись, обнажая два ряда белых ровных зубов.
– Что молчите, бояре и воеводы? – глухо прозвучал над толпой голос Игоря.– Нечего молвить или мыслите, что от вашего молчания станет легче мне либо вам? Нет, други, легче не будет никому, а потому слушайте мое слово…
Голос великого князя окреп, стал звонче и громче, его фигура напряглась, подобралась. Левая рука намертво вцепилась в перекрестие меча, немигающий взгляд был настолько тяжел, что всякий, на ком он останавливался, тотчас опускал глаза.
– …Да, империя оказалась сильнее! Да, на сей раз ромеи разбили мою дружину! Однако они победили только меня, великого князя киевского Игоря, но вовсе не Русь! Пускай стонут и рыдают по мертвым женщины – это их удел, нам же, воинам-русичам, следует помнить лишь об одном – о святой мести. Закон наших богов прост и суров: око за око, зуб за зуб, кровь за кровь! Поэтому я, великий киевский князь Игорь, снова поведу вас на империю! Но теперь поведу не дружину, не киевлян или даже полян, а подниму на Новый Рим всю Русь, все ее племена от Варяжского до Русского моря. Я двинусь на Царьград по земле и воде, встану под его стенами с моря и суши. Я снова, как некогда князь Олег, прибью на его вратах русский щит!
Великий князь замолчал, шагнул от Ольги в сторону, развернулся так, чтобы стоять одновременно лицом к толпе встречавшей его полянской знати и приплывшим с ним из похода сподвижникам.
– Я не собираюсь откладывать час святой мести ни на день, потому, бояре и воеводы, не ждите отдыха и покоя. Воевода Ратибор,– взглянул Игорь на своего первейшего помощника в воинских делах,– сегодня же разошли по всем Полянским градам и весям глашатаев, дабы скликали лучших воинов в мою дружину. Пускай вещают всем: я, великий киевский князь, зову их под моим стягом боронить славу и честь Руси, а им взамен обещаю кров и пищу, оружие и платье,милость русских богов и княжескую помощь во всех делах… Вы, воевода Свенельд и боярин Судислав, завтра отправитесь гонцами к тиверцам и кривичам. Молвите их князьям, чтобы готовились к походу и ждали о том моего слова… Ты же, воевода Ярополк,– повернулся Игорь к одному из оставленных в Киеве на время похода воевод,– готовься стать моим посланником к печенежскому кагану…
Ярополк был одним из опытнейших киевских военачальников и командовал великокняжеской конницей. За его плечами было несколько удачных походов на хазар и печенегов, те пугали его именем детей, сулили своим лучшим удальцам за голову ненавистного им русского воеводы казан золота и тюк узорчатой парчи. Более подходящего посланца к степнякам Игорь не смог бы сыскать на всей огромной Руси.
– Передашь кагану, что кличу его в поход на Византию. А дабы в корне пресечь всякие его помыслы о сговоре с империей, пускай как залог верности мне, союзнику, отправит в Киев старшего сына. Ежели каган станет отказываться от совместного похода, молви, что тогда буду считать его недругом Руси и весной брошу на его вежи и стойбища дружину. Испепелю их дотла,. а всех уцелевших ордынцев прижму к морю и перетоплю, как крыс.
Взгляд Игоря снова пробежал по приплывшим с ним военачальникам, остановился на стоявшем среди них варяжском ярле Эрике. Несколько спасшихся от разгрома в морском бою с флотом империи шнек викингов примкнули к отряду ладей князя Игоря у малоазиатского побережья и с тех пор следовали вместе с русичами.
– Что молвишь ты, храбрый ярл? Прощают ли твои боги пролитую кровь своих детей-викингов? Мирится ли твоя честь воина с позором и горечью поражения? Позволишь ли объять душу отважного сына Одина страхом или снова с мечом в руках пойдешь вместе со мной за славой и удачей?
Глаза ярла мрачно блеснули. Сильная, загорелая рука до половины выхватила из ножен меч, швырнула его обратно.
– Рус! Мои боги, как и твои, тоже требуют мести и жаждут вражьей крови. Я и моя дружина опять пойдем под русским знаменем на империю, а взамен погибших в этом походе воинов ко мне придут новые сотни викингов. Позови нас – и я с дружиной встану рядом с твоими русами!
Великий князь еще раз осмотрел застывших против него бояр и воевод. Непроницаемые лица, опущенные головы, руки на мечах.
– Други-братья! Лучшие мужи полянской земли! Вы слышали мое слово, теперь жду вашего.
Ничего не изменилось в позах бояр и воевод, ответом Игорю было всеобщее молчание. Но что бы оно ни выражало – согласие с его планами или полное его отрицание,– Игорь не волновался: он принял решение и, как всегда, был готов любой ценой претворить его в жизнь. Он усмехнулся, тронул ладонью кончики усов.
– Тогда будем считать, что разговоры окончены. Коли так, не мешкая, приступайте к делу.
Фулнер скакал рядом с кметом, стремясь держаться к нему как можно ближе. Перед выездом из замка он самым тщательным образом начистил доспехи и надраил на щите металлические бляхи, надеясь, что блеск его снаряжения сразу бросится византийцам в глаза и выдаст в нем викинга, а не болгарина. Зная, что отряд Младана подстерегает засада, Фулнер хотел этим обезопасить себя от возможной стрелы или камня пращника. Помня также, что самого кмета необходимо захватить живым, он и старался постоянно быть рядом с ним.
Небольшой отряд Младана только что оставил за спиной мелкую горную речушку и втянулся в глубокое ущелье, как одновременно с разных сторон засвистели стрелы, а из кустов спереди и сзади на болгар бросилось не меньше центурии конных легионеров. Исход боя был предрешен в первые же секунды схватки. Из полусотни болгарских дружинников больше половины сразу оказались перебитыми стрелами. Остальные, преимущественно раненые либо лишившиеся лошадей, были окружены и ожесточенно сражались посреди дороги и на ее обочинах без всякой надежды на спасение.
Мимо Фулнера и кмета за все время схватки не просвистело ни единого камня из пращи. Однако Младан столь отважно бросался в самые горячие места боя, что через несколько минут его конь был убит, а сам он получил удар копьем в плечо. Викинг, неотступно находившийся подле него, тотчас тоже соскочил с лошади, прикрывая кмета своим щитом, снова пристроился рядом и, несмотря на то что Младан вскоре оказался в центре заканчивавшейся схватки, не отходил от него ни на шаг.
Десяток последних уцелевших болгар во главе с кметом были прижаты к отвесной скале у дороги и продолжали рубиться там до последнего. Вот с Младаном лишь двое воинов, вот уже один, но упал и он. У скалы остались двое – кмет и викинг. Когда Младан, уклоняясь от направленного ему в грудь копья, на мгновение отвернулся от Фулнера, он сильным ударом секиры выбил из руки кмета меч и прежде, чем тот успел что-либо понять, обрушил ему на голову удар краем щита. В следующее мгновение на упавшего Младана набросились несколько легионеров, начали заламывать ему за спину единственную руку.
– Добрый день, кмет! – произнес стратиг Иоанн, подходя к Младану.– Оставьте его,– приказал он легионерам, возившимся с кметом.
Те, не выпуская из рук оружия, отошли недалеко в сторону. Младан поднялся на ноги, глянул на византийца.
– Здравствуй, стратиг. Ничего не скажешь, ты удачно начал этот день. Однако воинское счастье обычно переменчиво.
Иоанн в ответ рассмеялся:
– Теперь оно будет со мной надолго, кмет. И вот почему. Все твои замыслы мне известны и потому никогда уже не сбудутся, а ты сам в моих руках.
Насмешливо глядя на Иоанна, рассмеялся и Младан:
– Не слишком ли много самонадеянности в твоих словах, стратиг? Как понимаю, ты покуда лишь пожинаешь плоды чужого предательства. А вот как будешь удачлив в открытом бою с моей дружиной, покажет время.
– Никакого боя не будет, кмет. Твоя дружина разделит незавидную участь тех воинов-болгар, которые недавно были твоей стражей в замке и сейчас мертвыми валяются вокруг нас. Ты и воевода Любен задумали ударить по Черному перевалу, твоя дружина уже на полпути к нему, но вскоре воевода получит твой приказ изменить маршрут. Ты направишь Любена с воинами к Грозовому перевалу, откуда лежит кратчайший путь к побережью, и в теснинах перед перевалом Любена встретят в засаде мои центурии. Я уничтожу твою дружину, кмет, а воеводу пленю и посажу на цепь, как дикого зверя. Как нравится мой план, Младан? – довольным голосом спросил византиец.
Он надеялся увидеть кмета потрясенным, однако на лице собеседника читалось полное равнодушие. Когда Младан заговорил, его голос тоже звучал спокойно. Казалось, кмет еще не осознал до конца услышанное, не смог понять, что сегодня уже произошло и должно случиться в скором времени.
– Ты рассчитал все, стратиг, и сделал это правильно. Кроме одного: воевода Любен никогда не получит моего приказа изменить прежний маршрут. А усилить охрану Черного перевала или перехватить мою дружину на пути к нему у тебя нет времени.
В глазах Иоанна появилось лукавое выражение.
– Ошибаешься, Младан, я рассчитал все гораздо лучше, чем ты представляешь. Мной учтено даже то, что твоя семья находится в наших руках. Не забыл об этом, кмет?
Лицо Младана потемнело.
– Что ты хочешь этим сказать, стратиг?
– То, что тебе придется собственноручно написать воеводе Любену нужную мне грамоту. Иначе за твою строптивость расплатится семья. Неужели тебе не жалко жены и дочери?
Пытаясь сыграть на родственных чувствах кмета, Иоанн не знал самого главного, что было известно Младану: прошедшей ночью его семья должна была вырваться из заточения в византийском лагере и в эти часы уже пребывать на свободе. Поэтому Иоанн был немало удивлен, услышав твердый и категорический ответ кмета:
– Гибель или страдания моей семьи не заменят нужной тебе, стратиг, грамоты. А я не напишу ее никогда.