— И что же в ней такого особенного? — заинтересовалась я, отрываясь от своих безрадостных мыслей. Все красивенькое и оригинальное я действительно люблю.
— А вот представь себе — она вся из себя такого розового цвета, а вместо клавиши Enter написано «Да, я хочу этого», вместо Backspace — «Упс», а вместо цифр — черненькие такие точечки. Посчитал их, и не надо заморачиваться, какая там цифра нарисована, а наглядно видишь, четыре точки или пять. Я бы себе такую купила. Ты не знаешь, может, уже где-то продают?
Я не знала, и Ленка стала рассказывать мне разные новости дальше. Мы уже приехали к метро и неторопливо шли к торговому центру, на первом этаже которого торговали продуктами, а два других этажа занимали небольшие торговые площади с бутичками разной направленности. Я твердо решила порадовать себя какой-нибудь кофточкой, ведь для души-то я так ничего и не купила. Поросенок, конечно, чудесный, задорный пятачок, толстая попка, но ведь его на себя не наденешь! А так хочется какую-нибудь классную обновочку. Да и палантина с брелочком у меня больше нет, а это тоже требует утешения.
— Ленк, а знаешь, у меня сегодня такой роскошный палантин прямо в магазине свистнули. И брелок с очаровательной хрюшкой… — начала я делиться с подругой переживаниями.
— Ой, Алиска, смотри, какой диванчик! — вдруг закричала Ленка и, ухватив меня за руку и не слушая про несчастье, постигшее меня в «Ашане», потащила в мебельный отдел.
Сюда я заходить не собиралась — вроде бы ни к чему. У меня и так есть вся необходимая мебель, и захламлять свою половину оганезовской комнаты чем попало я не собираюсь. Но Ленка так целенаправленно неслась куда-то в глубь салона, лавируя между креслами и журнальными столиками, что я невольно заразилась ее охотничьим азартом.
— Ты глянь, какая прелесть! — радостно верещала она, подбегая к ярко-красному кожаному дивану совершенно сумасшедшего дизайна и запрыгивая на него с ногами. — Родная Италия, штук сто, наверное, стоит! Ой, нет, он наш, российский, и на него ломовая скидка! — закричала она еще громче, приглядываясь к табличке на спинке дивана рядом с собой. — Прикинь, всего-то тридцать тысяч рублей! Да это ж просто даром! Надо будет завтра же привести сюда Васечку, показать ему, пусть он нам дивасик купит. Ух ты! Класс! Я буду в черном пеньюарчике сидеть на красной лаковой коже и попивать шампусик! А Васечка — пивасик! Супер! Полный улет!
Я окинула взглядом красный диван, Ленку на нем и двинулась к выходу. Диван как диван, ничего особенного. Мне, например, кофточка нужна, а я тут с диваном время теряю. Ленка догнала меня и, хватая за руку, взволнованно заговорила:
— Алиска, мне позарез нужен этот диван. Только как его заполучить?
— Ты ж зарплату получила, вот и покупай, — дала я подруге дельный совет.
— Ага, тебе легко говорить, а меня Васечка теперь каждый день у метро встречает. Говорит, что так денежки целее будут, а то мне сколько ни дай, я все потрачу. А может, все же купить дивасик-то? Васечка, конечно, расстроится, но не попрет же он его назад? Или попрет? Как быть-то, я прямо не знаю. Дешево-то как! Ладно, пойдем, в «Эконику» заглянем. Мне в прошлый раз накопительную дисконтную карту дали с десятипроцентной скидкой и еще какую-то карту обещали дать, «Просто так подарочек» называется. Интересно же, что они там дают в подарок. А вдруг клевые сумки или лаковые пояса?
Кофточку я все-таки купила, поэтому домой возвращалась вполне довольная собой. И босоножки по Ленкиной дисконтной карте тоже купила. Не упускать же случай? Ехала на Чистые Пруды и сама на себя радовалась. Умница, красавица, будущая знаменитость. Ни секунды не сомневаюсь в том, что рано или поздно сделанные мною фотографии появятся на страницах глянцевых журналов, и все будут говорить: «Посмотрите, вон идет та самая Алиса Гришечкина, которая снимала Бейонсе Ноулз в том синем платье с гипюровыми вставками, которое так ей идет. Умеет Гришечкина найти подход к знаменитостям, выискать нужный ракурс и подобрать крутой наряд!»
И что с того, что мой путь к славе лежит через фоторепортажи об открытии лесозаготовительных комплексов в Сибири и цветоводах-любителях? Главная заповедь современной продвинутой девушки, которая делает себя сама, — искать во всем позитив. Именно так я и поступаю и, что самое главное, всегда нахожу. В смысле — позитив. Ну, или почти всегда, что в принципе одно и то же.
Когда я приехала в Москву из Белого Городка, я не думала, что мне сразу все преподнесут на тарелочке с голубой каемочкой. Моя тетушка Зоя Ивановна работает бухгалтером в Издательском доме «Здорово живешь», она и пристроила меня на должность фотографа в новостной отдел одной из дочерних газет холдинга.
Как тетя Зоя уверяла, пристроила по большому блату, хотя позже выяснилось, что вакансия фотографа в «Зеленом листке» пустовала целый год — не находилось дураков на блатное место. Но, в конце концов, надо же с чего-то начинать? Не могу сказать, что я и раньше особенно надрывалась, а с прошлого года, когда мне подняли зарплату на пять процентов, все стало вообще замечательно.
В редакции я познакомилась со второй своей лучшей после Ленки Синицыной подругой — Наташкой Оганезовой. Наталья пишет хлесткие статьи на все без исключения темы и имеет комнату в двухкомнатной коммунальной квартире. Да, кстати, история обитателей коммуналки заслуживает особого внимания и отдельного рассказа.
Когда-то квартира на Чистых Прудах не была коммунальной, а принадлежала целиком и полностью Наташкиному деду, генералу Оганезову, и его семье. Главному квартиросъемщику повезло — он умер незадолго до перестройки и всех безобразий, которые стали твориться в стране, так и не увидел. Поэтому жилье приватизировали в равных долях его наследники — жена Ольга Дмитриевна и дочка Людочка.
Пользуясь связями покойного мужа, Ольга Дмитриевна пристроила дочь в МАИ, где военную кафедру возглавлял старинный друг генерала. И уже на втором году обучения Людочка выскочила замуж за хилого очкастого отличника Леву Каца, который мечтал посредством родственных связей с Оганезовыми избавиться от гнета докучливого военрука.
Заморочив голову легкомысленной однокурснице рассказами про авиацию Третьего рейха, отличник Лева быстренько заделал Людочке ребенка, и Ольге Дмитриевне ничего не оставалось, как принять пронырливого Каца в лоно семьи. Но расчетливый Лева не мог предположить, что насмешки военрука над его никчемностью в деле защиты отечества и сутулой сколиозной спиной ничто по сравнению с тиранией новоявленной тещи. Нет, тещи, конечно, бывают разные, но Леве не повезло в этом отношении больше, чем кому бы то ни было.
Генеральша сразу же невзлюбила тщедушного очкарика, который мало того что регулярно забывал гасить за собой свет в уборной, еще имел наглость тратить часть своей повышенной стипендии на покупку книг. И потому Оганезова-старшая пилила зятя с утра и до вечера, требуя обеспечить всем необходимым молодую жену, будущего ребенка и ее, пожилую вдовую женщину, которой не на кого больше опереться. К тому же Ольга Дмитриевна легла костьми, но не позволила дочери взять фамилию Левы, мотивируя это тем, что сын флейтистки и конструктора летательных аппаратов им не ровня.
Однако это обстоятельство ничуть не мешало вдове генерала гнать несчастного родственника разгружать по вечерам вагоны, и раза два Лева даже ходил на станцию, поддавшись на крики и плач родни. Но после этих походов студент стал чахнуть на глазах, пропускать занятия в институте и впадать в беспросветный пессимизм на заднем дворе винного магазина в компании таких же, как и он, разуверившихся в жизни друзей, обретенных у железнодорожных терминалов.
От окончательного угасания Наташкиного отца спасло только отчисление из вуза и весенний призыв в армию, из которой в семью Оганезовых Леонид Кац больше не вернулся. После бесславного бегства молодого отца от трудностей семейной жизни Ольга Дмитриевна осталась в семье за главную. Она пристроила внучку в садик, а Людмилу в райвоенкомат, где Наташкина мама имела непыльную работу и стабильный сезонный приработок, маскируемый под благодарность за содействие в оформлении нужных документов, дающих возможность сыновьям знакомых избежать тягот воинской службы.
Жизнь в семье Оганезовых потихоньку налаживалась. Год летел за годом. Зимой бабушка водила внучку на хор и в бассейн, летом всей семьей выезжали на дачу в Загорянку. Так бы они и жили, ругаясь по мелочам и сплачиваясь, когда приезжали погостить родственники из Чебоксар, но тут случилось непредвиденное.
Когда Наташка заканчивала десятый класс, бабушка решила сделать в квартире ремонт. Это была самая большая ошибка в жизни генеральши, но тогда Ольга Дмитриевна еще об этом не знала. Услышав краем уха про затевающееся мероприятие, непосредственный Людмилин начальник порекомендовал Оганезовым отличную бригаду рабочих-отделочников, ремонтировавших квартиры самых уважаемых людей района. Генеральша с радостью согласилась, и в тот же вечер к Оганезовым пришел Богдан Осипович Жок.
Раздевшись в прихожей, прораб обстоятельно развесил на плечиках ратиновое пальто, вставил принесенные с собой распорки в надраенные до зеркального блеска ботинки, достал из портфеля и надел на ноги домашние тапочки и отправился осматривать фронт работ. Ольга Дмитриевна в расчете на скидочку семенила за прорабом и, заламывая руки, причитала о полной невзгод и денежных затруднений жизни двух одиноких женщин, безо всякой помощи поднимающих болезного ребенка.
Прораб прошелся по генеральским хоромам, по достоинству оценил трехметровые потолки с лепниной, двадцатиметровую кухню и две комнаты, довольно запущенные, но с большими окнами, выходящими в тихий зеленый двор. И сделал соответствующие выводы. И уже на следующий день расторопные рабочие завезли шпаклевку, штукатурку, обои, лаки, краски, плинтуса и прочие строительные материалы. Богдан Осипович ремонтировал квартиру любовно, как для себя, попутно обхаживая уставшую от одиночества Людмилу.