После обучения у королевских наставников, которое закончилось в пятнадцать лет, я ждала, что мне дадут обязанности Татумы, следующей в очереди на престол. Но назначения так и не было, и когда прошли месяцы, а ничего не изменилось, я решила взять себя в руки и заполнить своё время другими делами. Это было не то, чем я хотела бы заниматься, но это помогало мне сохранять рассудок.
Я поднимаюсь по лестнице. Иду в детскую, чтобы повидать близнецов.
Оландон, младше меня на год, уже проходит обучение на пост Главы стражи. Он был в ярости за меня и готов был отказаться, когда мать предложила ему это, но я проглотила свою зависть и заставила его согласиться. Она сделала это только для того, чтобы попытаться вызвать размолвку между нами, но я не клюнула на эту приманку. Татум любила моего брата или испытывала близкие к этому чувства, и она ненавидела нашу близость, почти так же сильно, как и меня.
Две няни в детской делают реверанс и продолжают уборку.
— Очаве, вылезай из проёма, — говорю я твёрдым голосом.
Очаве смотрит через плечо с невинным выражением лица, но сбрасывает его, как только видит меня, и слезает с подоконника.
— Лина здесь! — кричит он.
Оберон высовывает голову из сундука, стоящего в конце кровати.
— Лина здесь! — эхом отвечает он, и они оба торопятся поприветствовать меня, перепрыгивая через различные разбросанные препятствия.
Близнецы ещё сохраняют детскую упитанность и, к сожалению, безрассудство детей, лишенных твёрдого авторитета в их жизни. Их отец умер четыре года назад, когда они были ещё младенцами. Я, как могла, старалась восполнить эту потерю.
Я восторгаюсь их произведениями искусства и утренними открытиями, но мой разум обращается к прежним мыслям.
Я ничего так сильно не хотела, как начать учиться править. Существовало так много вещей, которые я хотела изменить. Я хотела начать сейчас. Было крайне трудно оттягивать это время. И то, как со мной обращались, не позволяло мне быть уверенной, что я проживу достаточно долго, чтобы стать Татумой.
— Оберон, — предупреждаю я.
Он хихикает и убирает деревянную игрушку со стула за секунду до того, как одна из нянечек садится туда.
— Давайте. Мы все пойдём на улицу, — говорю я, подавляя смех, увидев мгновенное облегчение на лицах женщин.
Сегодня я говорю близнецам, что они будут стражниками. Одна из матрон приюта рассказала мне об этом бесценном трюке год назад. Я хорошо знала матрону, потому что часто бывала в приюте. Иногда, чтобы помочь, но чаще всего я использовала его как прикрытие для тренировок с Аквином. Он жил в глубине каурового леса за их зданием. В обмен на молчание матроны я организовывала туда доставку тележек с яблоками. Сестра матроны была главным поваром на дворцовой кухне. Они не заговорят, если их только не заставят.
Близнецы облепляют меня, свою пленницу, с двух сторон, пока мы спускаемся во внутренние сады, не спуская глаз с воображаемого врага и признаков засады. Я сижу на низком сиденье. Оберон, мой мыслитель, вскоре устает от их игры и садится рядом со мной. Очаве продолжает колоть своего врага сломанной веткой Каура, которая слишком тяжела для него. Я устраиваюсь поудобнее, ожидая потока вопросов, который, как я знаю, уже не за горами.
— Лина, — спрашивает Оберон.
— Да, Оберон, — говорю я с улыбкой, смотря в его насыщенные карие глаза.
— Вчера няня говорила про первую и вторую, — говорит он.
Я вздыхаю. Из всех вопросов, которые задают мне дети, объяснение ротаций — самый худший. Позвав Очаве, я веду их на кухню и беру два пирога. С пирогами объяснения всегда получаются лучше.
— Можно мне немного? — спрашивает Очаве, неспособный вынести ожидание.
— Подожди, — говорю я.
Я веду их на верхнюю ступеньку, откуда открывается вид на тренировочный двор. Наблюдение за стражниками — их награда за хорошее поведение. Они машут Оландону. У него есть меч, они его любят. Я возвращаю их внимание к пирогам.
— Осолис и Гласиум как два пирога, разделенные на шесть частей.
Я разрезаю оба пирога на шесть частей и сдвигаю их ближе друг к другу.
— Осолис — горячий, полный пламени, и Гласиум — холодный. Мы делимся своим жаром с Гласиумом, а он делится своим холодом с нами.
Я останавливаюсь, чтобы ответить Оберону, когда он спрашивает, что такое холод.
— Оба наших мира вращаются, но Гласиум движется в эту сторону, а мы движемся в другую.
Я демонстрирую, вращая Гласиум влево, а Осолис вправо.
Я отталкиваю приближающуюся ручку Очаве.
— Кусочек пирога, который находится ближе всего к другому миру, называется первой ротацией. Следующий кусочек пирога — вторая, — я продолжаю нумеровать куски пирога Осолиса по часовой стрелке, пока не дохожу до номера шесть. — Сейчас мы здесь, во второй.
Я снова указываю на второй кусок и даю каждому по ложке из него.
— Когда наш мир поворачивается, мы перемещаемся на следующую ротацию, — я снова поворачиваю пирог и указываю на кусок с двумя укусами, который теперь находится дальше. — Скоро мы будем здесь. Какой это номер?
— Дри, — отвечает Оберон.
— Да, три. Запомните, Гласиум холодный, и Осолис горячий. Когда мы двигаемся от их холода, наш собственный мир становится горячее.
Я двигаю пирог на следующую позицию и смотрю на Оберона.
— Четыре, — говорит он.
Я киваю.
— Когда мы добираемся до номера четыре, мы так далеко от Гласиума, и тут очень жарко, земля опустошена огнём, и мы не можем там жить.
— Где нам тогда жить? — спрашивает Очаве с волнением в голосе.
Близнецы раньше совершали переход из третьей в первую ротацию, но они были слишком малы, чтобы помнить об этом.
— Мы снова отправляемся в путь к первой, где находится ещё один дворец. На Осолисе есть две королевские ротации. Поэтому когда одна из них оказывается в четвёртой, мы можем жить в другой.
Я даю им по ложке от того куска, который сейчас ближе всего к пирогу Гласиума.
— Почему мы не падаем, когда пирог вращается? — спрашивает Оберон.
Я сдерживаю смешок.
— Требуется много времени, целых шесть месяцев, чтобы переместиться с одного номера на другой, и три года, чтобы наш мир полностью переместился по кругу, — я делаю полный круг пирогом. — Это очень медленно, чтобы упасть.
Очаве вернулся к наблюдению за стражниками, потеряв интерес к обучению.
— А что на счёт этих кусочков, — спрашивает Оберон.
— Это пятая, — отвечаю я, указывая на кусок. — Всего несколько человек остаются там, они тушат пожары и восстанавливают дома. Там тяжело жить после ущерба, нанесенного четвёртой ротацией. В основном мы оставляем всё как есть, чтобы растения могли восстановиться. Последняя ротация — шестая, и здесь мы выращиваем нашу еду, так как каждая ротация проходит через неё, чтобы все были накормлены.
Оберон кивает, держа ручку на своём подбородке. Я отворачиваюсь от вида того, что он так серьёзно обдумывает информацию.
— Мы не перемещаемся в четвёртую, пятую или шестую, — уточняет он.
Я киваю, весьма гордясь его умом.
— Да, в первой, второй и третьей безопаснее.
На протяжении получаса мы наблюдаем, как стражники оттачивают свои защитные манёвры. Вскоре один из близнецов устаёт психически, а другой — физически. Я возвращаю их в детскую, уже составляя список ошибок, которые я увидела во время сегодняшнего спарринга стражников на мечах. Я обсужу их с Оландоном, он всегда был рад моему мнению.
ГЛАВА 02
Я должна предупредить Кедрика, что он ведёт себя крайне очевидно. Он слишком часто смотрит на меня во время полуденной трапезы. Каждый, кто проявит бдительность, увидит это, а я знаю, что двор уделяет особое внимание среднему кругу. О чём ещё они будут говорить весь день?
— Мы не встречаемся сегодня днём, Татум Аванна, — говорит Кедрик моей матери. Громко.
Я почти смеюсь от его грубого способа сказать мне, что он свободен сегодня днём. Я достаточно близко, чтобы увидеть, как поднимаются брови моей матери, до того, как она сглаживает своё выражение лица. Меня всегда напрягает, когда она с ним разговаривает.
— Как обсуждали ранее, Принц Кедрик, — говорит она. Её голос мог бы заморозить четвёртую ротацию.
Из-за ближайшего к нашему кругу стола раздаётся несколько смешков. Я скриплю зубами. Она уже много раз оскорбляла его. А он никогда не замечает её пренебрежения, что очень забавляет придворных. Хотела бы я быть достаточно смелой, чтобы рискнуть её гневом и защитить его.
Двор разрывается от шепота, и у меня нет сомнений о предмете сплетен. Они напоминают мне ящериц Теллио, которые питаются упавшими ветками Каура. Яд в их пасти — единственное известное вещество, способное разрушить непробиваемую древесину. Окружающие меня бестолковые, глупые люди больше заботятся о сплетнях и своих волосах, чем друг о друге. Они отравляют.
Мы встречаемся снаружи дворцовых стен, и я решаю взять его с собой на старое озеро. Сегодня днём меня ожидают в приюте, но матрона отлично справится без меня. Кедрик убегает от Малира и Рона, крупных делегатов, которые обычно везде следуют за ним, и мне нужно убедиться, что за мной не следят. Он будет в моём распоряжении весь день.
Когда мы обходим деревню и оставляем её позади, я всё больше осознаю, как близко он находится. Тонкие волоски на моих руках поднимаются каждый раз, когда он касается рукой моей мантии. Это происходит так часто, что я задумываюсь, не делает ли он это намеренно.
Он коротает время, рассказывая мне истории о своей семье. Я уже знаю, что у него есть младший брат, Ашон, и, конечно, его старший брат — Король Гласиума. Он смешит меня, рассказывая о выходках Ашона. Кедрику очень нравится его старший брат, хотя истории, которые он рассказывает, заставляют меня задуматься, почему. Он создаёт впечатление безжалостного и несгибаемого мужчины.
Кедрик берёт меня за руку. Я поднимаю глаза, слышу его смех и понимаю, что он задал мне вопрос.
— Извини, — бормочу я, отдёргивая руку.