Разумеется, он бьёт кулаком. Я уворачиваюсь и отступаю. Мне нужно отвести его от стены, чтобы не оказаться прижатой к ней. Он нахмуривает брови и следует за мной к центру. Вот он, тот самый недостаток мозгов, о котором говорил Осколок. Я улыбаюсь ему, дразня его. Он нападает. Я делаю финт влево, а затем разворачиваюсь вправо. Я следую за ним вплотную, как и в случае с Лавиной, и когда он поворачивается, я уже в нужном мне месте.
Я перекрещиваю левую ногу за правой, чтобы набрать силу, и наношу мощный удар. Он приходится ему под подбородок. Я отпрыгиваю в сторону на случай, если у него более твёрдая голова, чем я предполагала. Пошатываясь, он пятится назад и прислоняется к стене.
На этот раз я не жду, чтобы воспользоваться своим преимуществом. Я перемещаюсь к его слабой стороне. Он спотыкается, ища меня. Я позволяю ему увидеть меня, ожидая тычка слева. Он приходит, неконтролируемый и медленный, как и говорил Осколок.
Я уклоняюсь и бью его в горло, недостаточно, чтобы поставить его на колени, но достаточно, чтобы отвлечь.
Я бросаюсь к стене позади него.
Он медленно поворачивается, хватая ртом воздух. Время подходит идеально.
Я высоко подпрыгиваю и отталкиваюсь от стены обеими ногами. Крутясь в обратную сторону к нему, я широко разворачиваю левую ногу. Она попадает в его всё ещё поворачивающееся лицо. Крушитель делает полный круг и падает на пол лицом вниз. Я мягко приземляюсь на пальцы ног и отхожу на небольшое расстояние, кладя руки на бёдра.
Толпа хранит молчание. Никто больше не смеётся.
Мне приходится отдать должное Крушителю. Он пытается подняться. Возможно, ему помогает то, чего у него с избытком. Высокомерие.
Я обхожу его и позволяю ему встать на колени. Просто потому, что мне так легче. Как только он поднимает голову, я наношу удар. Он пытается свести руки вместе, но я с силой развожу их в стороны, чтобы он не смог поймать меня в ловушку, и бью головой по прямой в его нос. Повсюду брызжет кровь.
Я заправляю часть волос за ухо и отступаю. Он слегка покачивается, но не падает. Серьёзно? Это один из немногих случаев, когда мне хотелось бы быть сильнее. Я наношу ещё один удар ногой по его голове.
На этот раз он остаётся лежать.
Царит долгая, тягучая тишина. Даже колокол звучит не сразу.
Распахивается дверь.
Когда я достигаю двери, толпа приходит в себя от шока. Арена взрывается. Я мало что понимаю, но достаточное количество Брум скандирует одно слово, и я могу его услышать.
— Мороз! Мороз! Мороз!
Моё имя гремит по всему подземному пространству. Можно сказать, что реакция, когда я покидаю ринг, отличается от той, когда я на него входила.
Двое мужчин протискиваются мимо, чтобы оттащить Крушителя, и смотрят на меня так, будто у меня выросли две головы. Я игнорирую их. Некоторые в Клетках в шоке смотрят на меня. Другие отводят взгляд. Встречаются открытые рты, но нет насмешек.
— Показала им, милая, — кричит Трюкач, гогоча от радости.
Я ухмыляюсь ему.
Алзона и Кристал дико радуются, когда я дохожу до своей скамейки. Ещё одна ухмылка расползается по моему лицу. Осколок и Вьюга быстро улыбаются мне, каждый из них сосредоточен на своей разминке. Я забыла, что им всё только предстоит. Я была чересчур сосредоточена на своём собственном бое. Лавина удивляет меня, крепко обнимая меня, но тут же опускает обратно. Я в удивлении смотрю на его изрезанное лицо и дарю ему неуверенную улыбку, на которую он не отвечает.
— Ты сделала это!
Подходит Алзона. Я рада, что мой успех помог ей поставить на место Хейла после его унизительных комментариев.
Я пожимаю плечами.
— Ты бы не отправила меня на бой, если бы я не могла этого сделать, правда?
Я уже знаю ответ.
Она не моргнула и глазом:
— Конечно, не отправила бы.
Лавина издает недоверчивый звук. Даже Кристал закатывает глаза. Я бросаю на Алзону язвительный взгляд и поворачиваюсь посмотреть на следующий бой, замечая при этом угрожающие взгляды из казармы Хейла. Я отключаюсь от них. Если я могу игнорировать взгляды ассамблеи и придворных дворца, то могу игнорировать и злобные взгляды горстки мужчин.
Вьюга и Лёд побеждают своих оппонентов. Осколок и Шквал — нет.
Мы возвращаемся в казарму. Уже вечер, но света достаточно, чтобы видеть, куда мы идём. Улицы снова заполнены людьми. Мне это нравится больше, чем когда улицы пусты. Дороги кажутся более опасными, когда вокруг никого нет. Алзона болтает всю обратную дорогу, пребывая в восторге от победы в трёх боях. Я так понимаю, это не совсем обычное дело. Осколок плетётся следом. Оба его глаза опухли. Я осторожно оттаскиваю его на середину тропы, пока он не врезался в повозку.
— Может мне не следовало ставить тебя против Убийцы, но мы нам так фартило, — продолжает болтать Алзона.
Я никогда не видела её такой разговорчивой.
— Может? — взрывается Вьюга. — Убийца — лучший боец на соревнованиях. Что, по-твоему, должно было случиться?
Осколок хмурится, глядя на Вьюгу. По крайне мере, я думаю, что он хмурится. Вьюга не замечает.
— Это была глупая ставка. Ты проиграла деньги, потому что стала слишком самоуверенной. Снова.
Подключается Лёд:
— Ага, а Хейл велел Убийце устроить разнос нашей казарме, потому что Мороз надрала задницу Крушителю.
Какое-то мгновение она смотрит на них, но она слишком довольна общим результатом, чтобы, как обычно, огрызаться. Я рада, что кто-то доволен. Я устала. Бой был захватывающим. Это был порыв, шок, перегрузка моих чувств. Это было выживание. Это было видение своей жизни как крошечного пятнышка на ладони гиганта. От всего этого женщина может устать. Я не знаю, как другие так живут. От недели к неделе. Одно дело — сразиться несколько раз, совсем другое — заниматься этим всю жизнь. И у меня такое чувство, что остальные уже давно в этой игре, не имея никакого представления, удастся ли им победить на ринге каждый раз, когда они спускаются по этим пяти ступенькам.
Я… рада увидеть казармы. Никогда бы не подумала, что скажу это. Всё, чего я хочу, это смыть толстый слой пота со своего тела. Даже то, что придётся использовать крошечную ванну в умывальной комнате, не отбивает у меня желание. И в кровать! Звучит идеально. Я начинаю идти по коридору, но останавливаюсь, когда в дверной проём столовой просовывается рука.
— Куда это ты собралась, девчушка?
Я смотрю на угловатое лицо Льда, а затем через плечо на остальных мужчин, которые всё так же серьёзны. Алзона и Кристал не обращают на них внимания, усаживаясь на места вокруг стола.
— В свою комнату? — уточняю я со щемящим чувством в животе.
Лёд щёлкает языком и встаёт на моём пути.
— Думаешь, раз ты надрала сегодня на ринге кому-то задницу, ты стала частью команды?
Я пожимаю плечами. Эта мысль не приходила мне в голову. Ну, может самую малость.
— Дай мне кое-что сказать тебе, девчушка. Ты никогда не будешь одной из нас, — говорит он, наблюдая за моей реакцией.
Я хмуро смотрю на него, не обращая внимания на болезненный укол.
— То есть, — он делает паузу и долго, надменно смотрит на меня. — Пока не выпьешь с нами! — кричит он и разражается смехом.
Мужчины позади меня вторят ему.
— Ты бы видела своё лицо, — хохочет он. Он поворачивается, разводя руки в драматическом жесте. — Серьёзно, я чуть не подумал, что ты собираешься убить меня.
— Ты такой козёл, Лёд, — кричит Алзона, не поднимая глаза от бумаг, лежащих перед ней.
Похоже, она ведёт подсчеты.
Лёд тащит меня к столу, и мужчины окружают меня. Осколок тянется под стол, за которым Кристал готовит нам еду, и достаёт несколько бутылок. Я сглатываю нарастающее беспокойство. Я догадываюсь, что это такое.
Вьюга берёт одну бутылку и зубами отрывает пробку.
— Когда мы думали, что тебе двенадцать, такое не приходило нам в головы. Но Осколок сообщил нам, что тебе уже девятнадцать, — бормочет он с некоторым трудом из-за пробки во рту.
Я поднимаю бровь, глядя на Осколка, а он лишь пожимает плечами и усмехается.
— Тебе девятнадцать? — перебивает Кристал.
Я киваю.
— Кыш, девчушка. Только для бойцов, — говорит Лёд.
Только от людей из Внешних Колец я слышала слово «девчушка». Лёд, должно быть, из здешних мест. Судя по речи Вьюги и Осколка, я полагаю, они более образованы. Если Гласиум похож на Осолис, то бедняки и тут не получат школьного образования.
Кристал закатывает глаза и уходит.
— Я не понимаю, как тебе может быть девятнадцать, — продолжает Вьюга. — Но это не важно. А вот что важно, так это посвящение в нашу…
— Снежную стаю? — предлагает Шквал.
— Нет, это глупо, — говорит Вьюга.
— Что по поводу ледяной команды? — спрашивает Лёд.
Осколок прочищает горло.
— Думаю, мы отклоняемся от темы. Как насчёт того, чтобы остаться просто стаей?
Его слова встречают одобрительное бормотание.
Я чувствую, как моё сердце начинает биться. Сейчас я больше напугана, чем когда входила сегодня в яму. Я смотрю через стол на Шквала в поисках подсказки, его лицо обычно самое выразительное. Он краснеет и отводит взгляд. Он начал так вести себя последние несколько дней.
Осколок наполняет шесть маленьких бокалов. Каждый берёт по одному, и с немалой долей ужаса, я делаю то же самое. Мужчины поднимают напитки. Я знаю, что это! Это тост. Аднан, один из делегатов, невнятно произнёс один из них на моём запоздалом дне рождения.
В этот раз никаких речей.
— Сиськи и задница! — кричит Лёд.
Пока я в замешательстве наблюдаю, они поворачиваются друг к другу и дважды чокаются бокалами. Я поворачиваюсь к Вьюге, который смеётся надо мной.
— Ты чокаешься бокалом сверху, а затем снизу. Сиськи и задница. Понимаешь? — объясняет он, пока остальные гримасничают от вкуса напитка.
Какие мерзкие слова. Однако я зашла слишком далеко. Я чокаюсь с Вьюгой, послушно пробормотав «сиськи и задница» к всеобщему веселью, и проглатываю жидкость.
Глаза слезятся, горло обжигает жидкость. Этот алкоголь в десять раз хуже того, что я пила в замке. Я несколько раз кашляю и ударяю себя в грудь, поднимая пустой бокал. Комната ликует. Может быть, теперь я могу идти. Я пытаюсь встать. Лавины рукой толкает меня обратно.