Домой в то лето она вернулась сама не своя. Именно тогда, наверное, и начались те изменения, которые повлекли за собой, зацепили, потащили череду других. А все из-за какого-то гроба.
Гроб, в котором сидела Димитрия, был побольше того, что временами всплывал в ее памяти. Это, скорее, была могила для разума, чем для тела. Решетчатого оконца, вырезанного в двери, девушка из-за темноты видеть не могла, но ясно его себе представляла.
В камере стоял застарелый запах, чувствовалось, что его тщетно пытались перебить хлоркой.
Димитрия немного поерзала на скамье и, не размыкая глаз, стала ощупывать пространство вокруг себя, чтобы убедить себя, что пространство вовсе не узкое и не темное, как ей казалось. Клаустрофобия — ей не нравилось одно это слово. Оно словно служило диагнозом неизлечимой болезни, клеймом, позором. А Димитрия не привыкла проявлять слабость, даже если находилась наедине с самой собой.
И тут ее пальцы вонзились во что-то липкое. Трудно было представить себе, чем это могло являться.
Димитрия поднесла руку к лицу и принюхалась. Пахло человеческой кровью — даже ее слабое обоняние смогло отличить этот запах от тысячи других.
Девушку прошиб холодный пот.
Вполне возможно, что после вторжения уже некому было заботиться о помещенных в эти камеры, отчего они в скором времени умерли… Димитрия с ужасом представила себе красочную картину, как в каждой камере — во множестве камер на нескольких этажах — сейчас находятся разлагающиеся трупы. Вот чем в здании так разило. Смертью.
Прошло, наверное, около часа. Девушка и сама не заметила, как голоса, доносящиеся из открытого подвала, постепенно сошли на нет. Может, беженки решили отдохнуть, кто знает. Затем вновь послышались чьи-то шаркающие шаги, а после раздался знакомый звук чиркающей спички, и сквозь толстые прутья решетки стал пробиваться тусклый огонек, похожий на светлячка.
В окошке показалось уродливое лицо Хранимиры. Оно было крайне сосредоточенным и серьезным. Она поднесла свою ручную лампадку к самому носу, чтобы понять, все ли в порядке с ее пленницей и не совратил ли ее за это время дьявол. Судя по тому, как девушка испуганно жалась к стене, монашка поняла, что дьявол до нее еще не добрался.
Несколько раз перекрестив отделяющую их дверь, Хранимира неторопливо отперла замок, а затем величаво проплыла в камеру, заинтересованно оглядываясь по сторонам. За все это время она не произнесла ни слова.
Наконец блеклый свет лампадки осветил предмет, которого так испугалась Димитрия. Человеческие останки.
Но все же они были относительно "свежими": кое-где проглядывались еще не сгнившие куски мяса. Вряд ли все это лежало здесь с начала вторжения.
Их приносит сюда монашка, догадалась Димитрия.
И тут одна несущественная мелочь привлекла внимание девушки, отчего она даже сначала не поверила своим глазам. Позабыв про страх, она приблизилась к тому, что когда-то, наверное, было тазобедренной костью. Облеплявшее кость мясо не только уже начало гнить, но и проявляло признаки жизни…
— Личинки… — прошептала Димитрия. — Не может быть…
Но все же могло. Личинки шевелились, копошились и выглядели очень довольными своей жизнью.
Хранимира уже заметила, как на прекрасное ангельское личико ее пленной снизошло озарение, дарованное ей самим Богом. Беженка не знала и не понимала, что такого важного Димитрия нашла в каких-то там личинках, но ее волновала совсем другая сторона вопроса.
"Господь избрал нас, чтобы мы помогли ей выйти на нужный путь. Да, мы спасем ее".
Открытие так поразило Димитрию, что она была не в силах рационально мыслить. Раньше она думала, что все живое на земле стремительно погибает, самоуничтожается. Исчезли все животные, птицы, в считанные месяцы перевелась вся рыба. Посланцы потрудились на славу — они отравили всю планету. Но где-то осталось стремление к жизни.
Внезапно Димитрия поняла еще кое-что важное.
Это слишком очевидно, уговаривала она себя, такого не может быть, повторила она в который раз, но истина от этого не менялась. Вирусы выжили в этом мире точно так же, как и личинки. А это значит, что еще был шанс все восстановить.
Массовые эпидемии в начале войны, болезни, от которых повально умерло двадцать процентов населения земли, — вирусы перехватили у человека венец царствования. Теперь невидимые силы руководили брошенной планетой. Непобедимые, неприхотливые. Им нужен был организм-хозяин, а остальную работу они выполняли сами.
Димитрия в отвращении отдернулась от гниющей плоти и уставилась на монашку.
— Где выход из здания? — жестко спросила она. Девушка не планировала умирать в дурдоме, имея на руках такие сведения, которые она смогла бы выложить на слете. Это пригодится им даже не меньше, чем мое тело, не облученное радиацией, ликовала Димитрия.
Хранимира смотрела на пленницу, широко раскрыв глаза, как будто действительно не понимала, о чем та говорит.
Димитрия подлетела к беженке и схватила ее за грудки. Маленькая легкая беженка тут же задергалась, пытаясь высвободиться. Но напрасно.
— Где. Выход, — раздельно произнесла Димитрия, но от Хранимиры по-прежнему не было никакой реакции.
Монашка ждала от своей пленницы чего-то другого. В ее напуганных до смерти глазах плутало почти что вожделение перед девушкой, которую она чуть было не убила, пустив на нее мощнейшую струю воды из шланга. В былые времена такой сильный напор ставили, только если пациент был слишком буйный или же он отказывался давать какие-либо показания. Все это не афишировалось, конечно же.
"Мы помогли ей стать блаженной. Наша доброта спасла ее от адских врат".
— Чего ты от меня хочешь? — раздраженно прорычала Димитрия, не выпуская грязные лохмотья Хранимиры.
Та молчала.
Левая рука монашки незаметно поднялась и осторожно вложила Димитрии в боковой карман маленькую невесомую вещицу. Девушка этого даже не заметила.
Неожиданно Хранимира заговорила:
— Мы всегда знали, что Господь не забывал о нас… Он обещал нам славу, и он снизошел до нас, прислав нам ангела… — Беженка без малейшего сопротивления Димитрии подняла сухую руку и нежно провела ей по гладкой коже Димитрии. — Господь не позволит нашему имени затеряться… О нас будут писать книги и слагать легенды… Мы участвовали в священном действе… После все изменится…
Хранимира явно молола какую-то чушь. Затем ее речь сменилась бессвязным бормотанием — она обращалась уже не к Димитрии, а к самой себе.
— Чего ты от меня хочешь?! — уже начиная терять терпение, перебила ее девушка надрывным шепотом.
Словно в страшном сне на лестнице вновь раздались шаги. Кто-то уже точно знал, куда нужно идти.
Монашка резко развернулась в ту сторону, от которой доносился звук, а затем повернулась обратно, взглянув на Димитрию обезумевшими глазами. Она схватила ее за плечи и довольно-таки сильно для своего хрупкого вида встряхнула.
— Мы поможем. Мы знаем, где выход.
И они помчались по коридорам. Димитрия чувствовала, как хрустит под ногами разбитый вдребезги кафель, и слышала тяжелые быстрые шаги позади себя в темноте. Лампадка осталась в камере вместе с личинками и страхами Димитрии.
— Они знают, что мы помогаем, — сказала Хранимира на бегу, громко пыхтя. — Они нас накажут. Ох, как накажут.
Димитрия сразу вспомнила о той беженке, что поймала ее, около которой еще крутился мальчик-дьяволенок, а затем о той, коренастой, что ощупывала ее в подвале. Наверняка их преследовала сейчас одна из них.
Впереди себя Димитрия видела только пустоту, но ведшая ее монашка зрела перед собой божественный ореол из света и тепла. Ноги сами несли ее, а на лице расплывалась блаженная улыбка. Как бы все ни сложилось потом, свою миссию она должна исполнить до конца.
Но тут Димитрия поняла, что Хранимира вела ее вовсе не к выходу — они летели куда-то вверх по этажам, преодолевая один лестничный пролет за другим. Пару раз девушка чуть не навернулась, но вовремя удерживалась на ногах, прислуживаясь к топоту ног позади нее.
"Куда же она меня ведет?" — этот вопрос посещал Димитрию уже не в первый раз.
На каждой лестничной площадке располагались небольшие оконца, через которые в помещение врывались небольшие порции солнечного света. На последнем этаже Беженка остановилась, шустро начав отпирать засовы, которые сдерживали самое большое окно.
Не прошло и минуты, как окно было открыто, и в помещение ворвался свежий воздух.
— Ну, ангел, лети, — сказала беженка и толкнула Димитрию в проем.
Затем она затворила створки, заперла все замки, два раза перекрестилась и приготовилась встречать опасность лицом к лицу.
Глава девятая
Димитрия думала, что умерла. По крайней мере, эта мысль была единственной, что крутилась у нее в голове.
Своего тела она не чувствовала. Руки онемели, ноги тоже отказывались подчиняться.
Димитрии всегда хотелось узнать, каково это: быть распластанной на асфальте, упав с пятнадцатиметровой высоты. Теперь она знала.
И все же что-то было не так. Что именно, девушка понять не могла. Лежать было слишком мягко, а боли почти не чувствовалось. В том-то все и дело, что Димитрия вообще ничего не чувствовала.
Веки налились свинцом. Еще никогда Димитрии так не хотелось открывать их.
Пусть все будет как будет, думала она.
Легкое дуновение ветерка всколыхнуло растрепавшиеся волосы, и Димитрии показалось, будто на свете остались только они вдвоем — она и ветер. Больше никаких звуков слабому слуху девушки различить не удалось. Но если сейчас она находилась на улице, то почему не было слышно голосов беженцев?
Ах, да, поезд уже ушел.
И даже если случится чудо, и ей удастся собрать себя по кусочкам, а затем отыскать Дарко, то время по-любому безвозвратно потеряно. На слет им уже не успеть.