Каким бы смелым ты ни был, в случае, когда жизнь твоя подвергается опасности, исчезает понятие страха как такового. Остается одно — желание выжить. Сильные выживают, слабые — нет. Эту простую философию освоили все, но только судьба решает, кому остаться.
— Ты знаешь, какой она раньше была? — Огнек продолжал говорить, в то время как Димитрия продолжала медленно отступать в неизвестном направлении. Только сейчас ей в голову пришла мысль, что в больнице помимо основной лестницы, которая находилась за спиной беженца, должна была быть еще и пожарная.
— Хранимирка была славной девочкой. — Огнек втянул носом воздух, обращаясь уже не к Димитрии — скорее, в пустоту. — Славной, но слабой. Вся ее сила заключалась в ее вере, а здесь это не работает, знаешь? Моя девочка, моя маленькая девочка… — хрипел он. — Я стрелял в нее три раза. Бог ведь любит троицу, ты слышала? Затем я подхватил ее крохотное тельце, взвалил себе на спину и понес туда, где ей смогли бы помочь. Я верил, все образуется… Знал, что вера спасет ее, и тогда уже ничто не помешает нам быть вместе… — Постепенно голос Огнека все сильнее срывался, переходя в рыдания и громкие всхлипы. Мужчина в отчаянии опустился на колени и простер к небу свою единственную руку. Димитрии он больше не замечал. Все потеряло для него значение, за исключением безобразного личика юной монашки, которая навсегда осталась для него самой прекрасной женщиной в мире.
Некоторое время Димитрия все еще продолжала медленно двигаться, но постепенно она осмелела, повернулась и резко перешла на бег. Огнек даже не пытался ее догнать.
Крепко прижимая к груди черную папку в глянцевой обложке, Димитрия неслась по белым коридорам медицинского центра, думая только о том, что Дарко был где-то рядом. Он просто не мог сесть на поезд без нее. Дарко бы так не поступил.
Как Димитрия и ожидала, пожарная лестница действительно располагалась в этой стороне здания, и, к счастью, ведущая на нее дверь была открыта. Быстро, не оглядываясь, девушка помчалась по ступенькам, перепрыгивая сразу через три, а то и через четыре. Если бы хватило адреналина, она бы сиганула вниз с лестницы в один прыжок.
Лицо плачущего мужчины до сих пор стояло перед ее глазами. Он повредился рассудком, теперь это было понятно. Но огорчило Димитрию не это — она чувствовала разочарование, связанное с тем, что она приняла Огнека за похожего на нее человека. А он был такой же как все: ненасытный хищник, потерявший всю скопившуюся в нем человечность. Он как охотник поджидал свою жертву в виде своей сумасшедшей возлюбленной всего в сотне метров от заветного подвала, где она находилась с остальными беженками, которые следующим поездом должны были тронуться и отправиться в Сибирь.
Оказавшись на улице, Димитрия поначалу не поверила своим глазам. Щурясь от холодного острого солнца, девушка глубоко вдыхала спасительный кислород. Она уже и не надеялась выбраться на свободу. Сначала она потерялась в толпе, исчез Дарко, ее затащили в грязный вонючий подвал и приковали к железной кровати, надеясь в скором времени отведать ее мясца. Потом эта сумасшедшая монашка и ее не менее сумасшедший возлюбленный… Ах, да, еще падение с пятого этажа, которое чудом не закончилось трагично.
Все это больше походило на один из тех дурных снов, что часто снились Димитрии по ночам. Слишком часто одно и то же, но Димитрия никак не могла запомнить этот сон, — потом она вспоминала лишь жуткий холод, пронзающий все ее тело, и горящие адским огнем глаза маленькой сестренки. В жизни у Весны глаза были не такие — живые. Во сне девочка превращалась в ужасного монстра, пришедшего к Димитрии, чтобы еще раз напомнить ей о том, что же она натворила.
Димитрия глубоко вдохнула уличный воздух, позволив ему беспрепятственно струиться по засоренным легким. В нем по-прежнему пахло гнилью и отходами, — эти запахи остались здесь от присутствия беженцев и уже успели застояться. И все же с пустыми улицами дышалось гораздо легче.
Ей так было спокойней — когда никого вокруг не было, когда она одна сама за себя. Она боялась одиночества, но лишь в одиночестве она чувствовала себя привычно. Вот такой вот парадокс.
Димитрия бесцельно зашагала вдоль улицы, пытаясь успокоиться и прийти в себя. На этом ее планы пока что заканчивались. В ней все еще теплилась призрачная надежда отыскать Дарко в опустевшем городе, но Огнек мог и наврать, когда говорил, что видел какого-то мужчину.
Через несколько сотен метров от злополучного сумасшедшего дома располагалась округлая площадь, посередине которой стоял покрывшийся мхом фонтан. Можно было предположить, что прежде на площади были сувенирные лавки и дорогие рестораны, рассчитанные на безмозглых туристов, но сейчас кругом валялись только остатки от былой роскоши: ножки от столов и разломанные напополам стенды для открыток.
Чуть поодаль находился вход в метрополитен: глубоко вниз уходила широкая лестница, натыкаясь на глухую темноту. Уставшая Димитрия устроилась на верхней ступеньке и посильнее натянула и без того длинные рукава огромного балахона — с каждым днем все холодало. Конечно, глобальное потепление сделало свое дело, и, если бы не оно, Димитрия сейчас умерла бы от обморожения. Но все равно — приятного было мало.
Девушка положила свой трофей — черную папку — рядом с собой и хотела уже выложить из кармана острые маникюрные ножнички, которые случайно вполне могли проколоть ей бедро, как вдруг наткнулась на предмет, которого раньше в ее кармане не было. Димитрия извлекла на свет маленькую потрепанную книжицу в кожаном переплете. На обложке стоял маленький черный крест. Это был молитвенник той самой чокнутой монашки, которая спасла ей жизнь.
Она засунула ей его специально: случайно книжица никак не могла оказаться в ее кармане. Но какова была цель этого странного поступка?
Димитрия повертела молитвенник в руках, тщательно изучив корешок, титульный лист и несколько раз перелистав книжицу туда-обратно. Внутри на знакомом ей боснийском языке были написаны молитвы. Некоторые страницы были заложены, несколько — вырваны, но ничто не указывало на то, что в этом молитвеннике был какой-то иной смысл, кроме очевидного.
Немного раздосадованная бесполезностью своей находки, Димитрия поместила книжицу внутрь папки и обхватила себя руками, чтобы согреться. Идти ей было некуда — единственные временные обитатели города готовы были съесть ее с потрохами, а Дарко пропал неизвестно куда.
Ей было нечего терять. Димитрия некоторое время смотрела вглубь лестницы, ведущей в метрополитен, а затем встала и стала спускаться вниз по ступеням. Глаза девушки загорелись каким-то почти маниакальным желанием оказаться там, в пустоте, в кромешной тьме, где не было ни единой живой души. По крайней мере, это было единственное место, где Димитрия могла быть по-настоящему в безопасности.
Шаги Димитрии глухим эхом отдавались от стен, несколько раз девушка наступала на крысиные черепа, и те в ответ жалобно хрустели. Держась правой рукой за стену, Димитрия пыталась разглядеть хоть что-нибудь в темноте, но ее зрение было не таким, как у большинства беженцев, так что, держа глаза и открытыми, и закрытыми, Димитрия наблюдала одну и ту же картину.
Где-то вдалеке капала просочившаяся под землю от долгих дождей вода, и этот звук изрядно действовал на нервы. Димитрия свернула за угол — туда, где, по ее предположению, прежде располагались пропускные аппараты и билетные кассы. Стало окончательно темно, и девушка испуганно обернулась. Ей показалось, будто она видела в темноте короткий проблеск.
Но это были всего лишь капризы ее взволнованного воображения. Подумать только, еще два дня назад Димитрия сидела в своей квартире на Дражской улице и ни о чем не подозревала! Ни о том, что ей предстояло навсегда покинуть родной дом, ни о том, что придется умирать на незнакомой земле.
Ей было девять, и они с отцом читали книги в беседке перед домом. Тогда Димитрия впервые заявила, что, когда вырастет, станет путешественницей.
— Ну, у путешественников не такая сладкая жизнь, как ты думаешь, — смеялся отец, отрываясь от книги и поглядывая на дочь из-под очков с прямоугольными стеклами. Выглядел он в них очень забавно.
— Ты просто ничего не понимаешь! — с энтузиазмом возразила Димка и мечтательно закатила к небу глаза. — Звездолеты и далекие планеты! Внеземной разум! Живая вода! Вечная жизнь! — Девочка перевела дыхание, а отец терпеливо ждал, что же еще выкинет его дочь. — На земле не останется людей, представляешь! И я буду одна бороздить вселенную на своем космическом корабле… И в честь меня обязательно назовут какую-нибудь планету.
— Так на земле же никого не останется? — удивился отец. — Кто же назовет в честь тебя планету?
— Мой муж-инопланетянин. — Димка говорила абсолютно серьезно, не замечая улыбки отца. — А то на земле ни одного нормального не сыщешь, — фыркнула она с таким видом, будто действительно знала, о чем говорит.
Отец добродушно засмеялся, а Димка только недовольно зыркнула в его сторону.
С тех пор прошло почти десять лет, и, конечно же, Димитрия изменилась. Теперь она что угодно бы отдала, лишь бы вернуть свою семью и мир на круги своя. На душе скребли кошки: Димитрии почему-то казалось, что это она одна была виновата во всем случившемся. Теперь она уже не считала свои детские фантазии чем-то забавным — наоборот, через призму ушедших лет она глядела на них с нескрываемым отвращением, как на дитя-уродца, родившегося у какой-нибудь беженки.
Забывшись воспоминаниями, Димитрия продолжала идти вперед и вперед. Ей было все равно, куда идти. По характерному стуку плитки под ногами она поняла, что вышла на платформу.
А затем в один момент ее ослепил свет фонаря, и кто-то схватил ее за плечо. Крепко стиснув зубы, чтобы не закричать, Димитрия кинулась в невидимого противника. Ей удалось повалить его на платформу, скорее, за счет того, что этот "некто" не ожидал ее нападения.