ДЬЯКОН. Миш! Вот ты скажи мне, простому человеку. Ты не пробовал просто жить?
МИША. Пробовал. Сорок пять лет пробовал.
ДЬЯКОН. И что? Плохо разве? Да отлично! Утром встал, покушал. Салат любишь?
МИША (вяло). Люблю.
ДЬЯКОН. Хорошо! Со сметаной, с маслом?
МИША. С майонезом.
ДЬЯКОН. Отлично! Огурцы свежие, соленые?
МИША. Я люблю сахалинский. С лососем.
ДЬЯКОН. Нет лосося, Миша! Не завезли лосося!
МИША. Давай с солеными огурцами.
ДЬЯКОН. Хорошо! Видишь, ты уж и продвинулся. Другой бы зароптал: не надо мне огурцов, хочу лосося! А ты — правильно, нету, и ладно. По-нашему, по-православному. Еще чего хочешь?
МИША. Чаю. (Спохватываясь.) Да, кстати, хотите чаю? А то я не предложил…
ДЬЯКОН. Давай, можно чаю. Где ж хозяйка-то, Миш?
МИША. Ушла хозяйка.
ДЬЯКОН. Хорошо! Слава Богу за все. Она ушла, а мы вот пришли, все уравновешено… (К Зоологу.) Ты как, готов там?
ЗООЛОГ. Сейчас, сейчас…
ДЬЯКОН. Ты пойми, Миша: думать-то не надо. За тебя есть кому подумать. А ты будь свеж духом, вот и будет ладно…
МИША. Ты знаешь, отец дьякон, где-нибудь, может, оно и нормально. Но у нас нет, понимаешь?
ДЬЯКОН. Почему? Не уразумел.
МИША. Я сам не уразумел. Но я теперь понимаю, что если тут живешь — как-то надо понимать зачем. Иначе черт-те что. Тут для того, чтобы просто встать с кровати, надо иметь какой-то огромный стимул. Особенно если зима. Где-нибудь на Таити открыл глаза — и хочешь встать. А у нас открыл — и хочешь лечь. Это ужасное ощущение. У нас столько всего надо делать, и такого в основном неприятного, что надо знать — зачем. Понимаешь ты это? Иногда самая простая вещь такого требует напряга, и все на пустом месте, — что просто, знаешь, лег бы и лежал, и почти все так и делают. Так что если не знать зачем, — получается, как сейчас. А как сейчас — мне не нравится, отец дьякон. Слава Богу за все, служу России, но мне не нравится.
ДЬЯКОН. Эк тебя медведем-то… Правду, видно, что-то исходит.
МИША. Не говори.
ДЬЯКОН. Слышь, специалист?
ЗООЛОГ. А?
ДЬЯКОН. Он задумываться стал. Раб-то Божий.
ЗООЛОГ. Ну так это по твоей части, затем и позвали.
ДЬЯКОН. Нет, товарищ дорогой, этак не получится. Это как раз не по моей. Раз он задумался, значит, веры нет, а раз веры нет, то я пошел.
ЗООЛОГ. Дезертируем, значит?
ДЬЯКОН. Дезертируем не дезертируем, а я при убивстве присутствовать не хочу. Это клиент не мой, мне туг делать нечего, вы решайте, а я того.
МИША. Минуточку. При каком убивстве?
ЗООЛОГ. Дурак ты, отец дьякон, и шутки твои дурацкие.
МИША. Какие шутки? В чем дело?
ЗООЛОГ. Дело в том, что отцу дьякону надо отлучиться, и он сейчас отлучится. А мы потом с ним в отведенном месте поговорим. И представление на следующее звание, может статься, не подпишем.
ДЬЯКОН. А я за звездочками не гонюсь, слава Богу за все. Бывайте здоровеньки, не кашляйте. (Крестит Мишу, уходит.)
МИША. Я не понял. Объясните, пожалуйста. Я не то что возражаю, но мне надо понять…
ЗООЛОГ. Понимать тут особо нечего, Миша. Лично вам ничего не угрожает, успокойтесь, пейте чай. Мне от вас нужно очень небольшое содействие в очень небольшом вопросе.
МИША (успокаиваясь). Какое содействие?
ЗООЛОГ. Минимальное. Вы его приманите, а остальное предоставьте мне.
МИША. Так. Не понял. Еще раз. Что вы намерены делать?
ЗООЛОГ. Я не буду перед вами отчитываться, что я намерен делать. Я работаю не в такой организации, чтобы каждому кандидату филологических наук объяснять свои действия. От вас требуется очень немногое: откройте дверь и приманите животное. Дальше профессионал разберется сам.
МИША. Минуту, минуту. Вы в какой же организации работаете?
ЗООЛОГ. Слушай, у тебя голова или арбуз? Ты сразу не понял, где я работаю? Послали бы к твоему медведю зоолога из другой организации или нет?
МИША (быстро). Это ладно. Это я готов. Я уже понял, что все из этой организации, а кто не из этой организации, те из Администрации, то есть из той же организации. Но я не понимаю, что ты хочешь с ним делать.
ЗООЛОГ. Господи, тебе-то какая разница? Мы к тебе претензий не имеем, ты все делал как надо, тебя даже не лишают степени. Живи, работай, ради Бога, никто не против. Вымани медведя, и все.
МИША. А сам ты не можешь его выманить?
ЗООЛОГ. Идиот. А стрелять кто будет?
МИША. А кто будет стрелять?
ЗООЛОГ (отходя в сторону, так что зрителям и Мише становится видна огромная пушка). Я буду стрелять, я. Я зоолог, это моя непосредственная обязанность.
МИША. А почему? Почему, ты мне можешь объяснить? Что он сделал?
ЗООЛОГ. Он ничего не сделал. Но Запад, Миша, Запад.
МИША. Что у вас все Запад! Есть деньги — все делается для Запада. Нет денег — все для Запада. Что вам этот Запад, кого он колышет? Какое ему дело до моего медведя?!
ЗООЛОГ. Миша. Пока будет медведь, не будет денег.
МИША. Вы же встали с колен!
ЗООЛОГ. Так точно, встали. Встали с колен и опустились на четвереньки. Деньги нужны, Миша. А при медведе они денег не дают.
МИША. Почему?
ЗООЛОГ. Боятся. Они говорят — или медведь, или деньги. Мы не тянем больше твоего медведя, Миша.
МИША. Ну так не кормите, я сам прокормлю…
ЗООЛОГ. Миша. Пойми, дурацкая твоя голова. Я понимаю твои чувства, все дела. Я, когда у дочери пятнадцатый хомяк умер, сам задумался — может, мы что не так делаем. Но уразумей наконец: пока мы им не покажем шкуру убитого медведя, денег не будет. Они теперь умные, Миша. Они помнят, как мы вставали с колен.
МИША. Слушай, а давай покажем неубитого, а скажем, что убитого. Снимем его, допустим, когда он спит.
ЗООЛОГ. Миша. Если бы это можно было сделать, я бы так и сделал. Честное слово. Мне не тяжело, ты думаешь? Мне очень тяжело тащить сюда эту пушку. Это двадцать килограмм в разобранном виде плюс снаряд. Если бы можно его не убивать, я бы лучше, конечно, тебя. Или не тебя, мало ли. Мне, думаешь, нравится? Но надо его.
МИША. Значит, я приманиваю, а ты стреляешь?
ЗООЛОГ. Ты приманиваешь, а я стреляю.
МИША (вкрадчиво). Слушай, зоолог. Ты же по зверям специалист, верно? А что, если у меня после этого зародится там еще кто-нибудь? Шакал, гиена?
ЗООЛОГ. Это я не подумал. Это да… Но это вряд ли, Миша, честно говоря.
МИША. А по-моему, запросто. Жизнь вышла из воды, помнишь?
ЗООЛОГ. Она из теплой вышла, Миша. А у вас с завтрашнего дня отключают горячую воду.
МИША. Почему?
ЗООЛОГ. Кризис. Во всех домах давно отключили, только у вас еще держали, потому что Запад.
МИША. Понятно.
Пауза.
Значит, я приманиваю, ты стреляешь?
ЗООЛОГ. Да. Но ты не думай, я защитный костюм принес. В первую секунду не порвет, а потом я сработаю.
МИША. Ты медведей когда-нибудь убивал?
ЗООЛОГ. Одевайся, Миш, не спрашивай.
МИША (медленно надевает защитный костюм). А если он тебе являться будет?
ЗООЛОГ. Не будет, Миш. Это Ивану Грозному являлось, потому что он был половой психопат. Семь жен, прикинь, не то б давно канонизировали.
МИША. А не жалко? Он же безобидный. Даже имперца вашего жрать не стал.
ЗООЛОГ. Слушай, что ты тянешь, а? Что ты нервы мотаешь? Тебе же лучше. Сам мне потом спасибо скажешь, если выживешь. Никакого запаха, никакого мумия. Пресса придет — скажешь, сдох. Опять же никаких трат на мясо. Что, ты до него плохо жил? Давай, давай.
МИША (почти полностью в защитном костюме). Если что, позаботьтесь о детях.
ЗООЛОГ. Это будь спокоен. Мальчик и так правильный растет, а дочерью лично займусь.
МИША (к залу). Товарищи, поймите, у меня не было выхода.
ГОЛОС ИЗ ЗАЛА. Да кончай ты уже, всю душу вымотал!
МИША. Я пошел. (Ныряет в дверь ванной и через несколько секунд напряженного ожидания выныривает с крошечным медвежонком на руках. Прижимает его к груди, стоя в позе берлинского солдата-освободителя в Трептов-парке.)
ЗООЛОГ. Опусти объект.
МИША. Никогда.
ЗООЛОГ. Приказываю.
МИША. Отказываю.
ЗООЛОГ. Отпустил быстро и ушел со сцены.
МИША. Увез пушку и пошел на хер. Не отдам. (Выходит на авансцену.) Сука гадина тварь подонок мразь не отдам. Моя сука тварь гадина не отдам. Только вместе со мной. Никому не отдам, что хочешь делай, сука тварь гадина киса лапа солнышко родненький никому. Тварь падла сука любимая родная единственная не отдам. Только вместе со мной, тварь. Только вместе со мной.
2009
Сцены конца векаВремяпрепровождение в двух частях
На сцене:
ЕЛЕНА. Богатая натура. Мечется. Все ее недостойны. Прямая осанка типа «швабру проглотила», протяжные интонации.
ПАВЕЛ. Студент. В тужурке. Очки. Идеалы. Легко краснеет.
ДОКТОР ИЛЬЯ НИЛЫЧ. Пенсне, пожатие плеч, цинизм. Всё в мире имеет свои медицинские причины.
НАТАЛЬЯ. Свежая, румяная. Заливистый смех, кокетливый блеск глаз, тяжелая припрыжка.
АРКАДИЙ. Ужасный подлец. Прилизанные волосы. Раскусывают не сразу из-за серьезности манер.
ЕЛИЗАВЕТА СЕРГЕЕВНА. Возрастная роль. Такая Елена в старости. Пышная прическа, «заждалас, Сергевна, купилса, скушный». Паааузы. Голос еще более утробный, с плохо скрытым рыданием.
В зале:
ПЕРВЫЙ ИЗ ЗАЛА.
ДРУГОЙ ИЗ ЗАЛА.
ЖЕНЩИНА С ДЕВОЧКОЙ.
КРИТИК КУЗДРИН.
ПОСТАНОВЩИК.
РЕШИТЕЛЬНЫЙ.
ДРУГ ЕЛЕНЫ.
БИБЛИОТЕКАРША.
МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК.
БИЗНЕСМЕН.
ДЕВУШКА.
В телевизоре:
ВЕДУЩИЙ.
ОЛЕСЯ.
МИЛИЦИЯ, ОМОН, ЗРИТЕЛИ, БУФЕТЧИЦЫ.
В силу специфики этой пьесы никакого списка действующих лиц ни в афише, ни в программке быть не должно. «В спектакле участвуют» — и фамилии. Приводимый здесь перечень персонажей и их характеристики нужны только исполнителям и постановщику.