Сидельцы стали переглядываться, но пока еще не решались заговорить. Всем уже было ясно, что здесь за любой шаг не в ту сторону, можно было схлопотать сто шагов “задания”.
Вдруг, вдали на обсаженном деревцами местном бульваре мигнули фары и в сторону плаца поехала какая-то машины.
“Раритет, такому лет пятьдесят,” – подумал Джек об этой модели по рисунку и яркости фар определяя их строение.
Поначалу он думал, что машина проедет мимо, но она свернула на плац и тут он точно определил модель – “стратус-торпедо”, паромасляный двигатель в триста пятнадцать киловатт, колеса семнадцать дюймов, климатическая установка би-температурного принципа.
По мере того, как автомобиль, сверкая полированными боками в свете ярких прожекторов двигался вдоль края плаца, Джек все меньше думал о том, что произойдет дальше – сейчас его интересовал поддомен модели, поскольку их было семь. И больше всего ему нравилась “мини-374682”.
Однако, это оказалась “парна-948573”. Но тоже ничего.
Машина остановилась напротив выстроившейся группы новичков, стекло передней дверцы стало опускаться и затем прозвучал усиленный громкоговорителем голос:
– Привет, ребята. Приветствую вас у меня в гостях. Уже завтра вы станете членами нашего сплоченного коллектива и поймете, что большинство распространяемых о нас слухах – вранье. Но, кое-что – правда. Крепитесь.
Окно дверцы поднялось и “стратус-торпедо” красиво отчалила в темноту, сверкнув на прощание бликами от своих бортов.
– Поняли, кто это был? – спросил охранник Санчес, выходя перед группой.
Все поняли, поэтому вопрос был риторическим.
– Да, это начальник нашей тюрьмы, сам Эдвин Ли Монтегю.
Начальник тюрьмы не обманул. Уже на следующее утро, сразу после завтрака группу новичков развели по отрядам и Джеку с Полтинником случилось попасть в один из них вместе.
Разумеется, оба готовились к каким-то неформальным “вступительным экзаменам” нового коллектива, когда новичков проверяли на стойкость.
Такое практиковалось во всех тюрьмах, где-то жестче, где-то не так строго, однако, тут оказалось иначе. Каждый коридор, закоулок, даже туалеты и душевая были напичканы камерами, однако не для пресечения возможных беспорядков – нет, начальник Монтегю был охвачен страстью контроля за каждым заключенным, чтобы любые отступления от установленного порядка переводить в неминуемые наказание, которые здесь назывались “заданиями”.
При этом, “задания” выполнялись по окончании восьмичасового дня и через час после ужина.
Заменять «заданиями» ужин и час, после приема еды, было запрещено санитарно-медицинскими правилами и заключенные тратили этот час на ремонт и подгонку спортивной оснастки – кроссовок двух типов, для ровного покрытия и грунта, футболок разного цвета с эмблемой тюрьмы, двух пар шорт, а еще двух бейсболок разного цвета и плотной куртки, на случай непогоды во время теплой, в этих местах, зимы.
С носками было проще, они были одноразовыми и безразмерными. Обычно, на одно задание полагалась одна пара, но в холодную погоду позволялось надевать сразу две.
Прятать носки для каких-то других целей, даже ношенные и даже «в хорошем еще состоянии» запрещалось.
Ограничивалось также максимальное время “заданий”. На сон у сидельцев должно было оставаться не менее трех часов и если кто-то получал слишком большое “задание”, его, по договоренности с Главным надзирателем, позволялось разбивать на части и исполнять в течении нескольких дней.
Работа здесь была малоинтересной, местные цеха занимались штамповкой простых деталей из листового металла и литьем пластиковых профилей для парочки располагавшихся неподалеку заводов.
Творческий же и даже исследовательские моменты, когда приходилось на ходу придумывать, как вскрыть тот или иной заржавевший узел весом в пару сотен килограмм, как это было на прошлом месте, здесь отсутствовали напрочь. Джек тупо, как автомат, брал из ящика заготовки, укладывал их в штамповочную матрицу и нажимал кнопку. Бац! и готовая деталь сваливалась в следующий ящик, откуда ее забирал рабочий соседнего поста.
Впрочем, Джек стал замечать, что постоянные “задания”, которые иногда начислялись просто так, значительно разнообразили его здешнюю жизнь. Пробежаться на свежем воздухе в половине третьего ночи было не худшим развлечением. Уносились прочь точившие его тоскливые мысли, особенно сильно донимавшие на третьем году отсидки в тюрьме у Гринспена.
Помимо обязательных “заданий” были также накопительные бонусы, когда по согласованию с надзирателем отряда заключенный выполнял “задания” впрок, чтобы иметь запас, который с вычетом некоторой части процентов, можно было потратить на покрытие какого-то проступка или нарушения.
Большим плюсом в самом начале было присутствие вокруг бывалых сидельцев этого заведения, которые вовремя указывали новичкам на возможные режимные ловушки. И делали они это не от избыточной доброты, а из-за существования отрядного рейтинга, от которого также зависели размеры персональных “задания” каждого заключенного.
Поэтому, тут каждый присматривал за каждым, показывая, как правильно заменить шипы на грунтовых кроссовках или подправить прокладку на летних-скоростных.
Немалым развлечением для Джека было и появление на общих построениях на плацу самого начальника тюрьмы, поскольку каждый раз он появлялся на очередном раритетном автомобиле возрастом от сорока до шестидесяти лет.
Джек досконально знал строение каждой из этих машин, как и из чего они были собраны и какой принципиальный метод был заложен в двигательную установку каждой модели. Так что он, в отличи от остальных заключенных на плацу, получал от появления начальника настоящее удовольствие, разглядывая его машину, в то время, как остальные мучились от однообразных нотаций, которые в своих регулярных выступлениях повторял начальник.
И если обычные его выступления занимали не более четверти часа, то лекции по случаю каких-то праздников, могли продлиться все сорок минут.
В этих случаях начальник выходил из очередного раритета в парадном мундире и в фуражке с высокой тульей. Довершали его наряд черные очки и белые перчатки на руках, в которых он сжимал стек.
Монтегю не спеша поднимался на украшенную трибуну и начинал выступление.
Так на новом месте пронеслись полгода. Именно пронеслись, поскольку заполненный до предела день с однообразной работой и постоянными “заданиями”, не позволяли оставаться наедине с угнетающими каждого сидельца мыслями.
День мелькал за днем, завтрак, работа, холодна вода в душе, иногда даже медосмотр, очередное выступление начальника и штамповка, штамповка, штамповка.
Одно время Джек даже переживал, что его, знающего механика, которого так ценили в предыдущем заведении, здесь использовали, как простой винтик, ведь работу, которой он занимался мог выполнять любой человек после десятиминутного инструктажа. Но позднее он возвел это в преимущество, ведь это позволяло отдыхать мыслями, просто встроившись в отработанный ритм.
Джек стал намного спокойнее и его устраивало даже то, что он почти не общался с другими заключенными, впрочем в этом не было необходимости. Здесь все оставались, как бы внутри себя без претензий к окружающим. И даже когда вдруг по результатам специальной лотереи Монтегю, отряду выпадало дополнительное “задание”, его совершенно мирно делили между теми, кто на данный момент был не слишком загружен и совсем освобождали от доли «заданий» тех, кто уже “нахватал” их себе по результатом не слишком удачной недели.
Проснувшись в очередной раз и еще не разлепив, как следует, веки, Джек помчался умываться, на ходу вынимая из коробки зубную щетку.
Далее все как обычно – душ под обжигающе холодной водой, жесткое полотенце, одноразовое белье, роба, фуражка и контроль перед зеркалом: так, вечером надо побриться, а со стрижкой дело терпит еще неделю.
– Выходи строиться!
Через несколько секунд отряд из сорока человек стоял перед входом в жилой корпус.
– Внимание, бегом марш!
После этой команды, весь отряд, как единый организм помчался с превышением установленных нормативов, при этом сохраняя строй и не спотыкаясь. Да что им какие-то триста метров до столовой, если каждый день у них набиралось по пять, а то и десять километров “заданий”.
В столовой тоже было все, как обычно. После объявления температуры еды и соответствующего ей нормативу, весь отряд ел поглядывая на двух “отрядных хронометров” – Чистого и Парагона, которые обладали феноменальным внутренним чувством времени и при их участии, отряд терял на штрафы всего несколько секунд времени.
– Закончить прием пищи, выходи строиться!
Все это происходило уже более полутора сотен раз и Джек при этих командах уже давно не испытывал никаких эмоциональных окрасок. Но вдруг, перед входом их отряд был встречен Главным надзирателем заведения, которого заключенные видели, едва ли не реже чем, начальника тюрьмы. Поэтому, построившись, настороженно переглянулись.
– Джек Ривер! К начальнику тюрьмы! – хрипло прокричал Главный надзиратель. – Остальным – по работам!
Отряд тотчас развернулся и быстрым шагом направился в сторону цехов и вскоре ритмичный грохот шагов стал затихать за углом столовой.
– Пойдем, я провожу, – просто сказал Главный надзиратель и приподняв фуражку, почесал макушку. – Сегодня духота будет.
Джек не знал, что и думать. Они шли по главной аллее по направлению к административному комплексу, где располагались все управляющие службы.
Прежде Джек издали лишь иногда наблюдал за происходившей рядом с этими корпусами жизнью, пробегая по грунтовой трассе, тянувшейся вдоль пятиметровой бетонной стены с колючей проволокой. И реагировал он на это – никак. Ну, ходили там люди и ходили, а он бежал по разбитой тропе и бежать ему еще километров пять и потом еще драить грязные шипованные кроссовки.
Теперь же он смотрел на административные здания другими глазами – его там ждало «новое что-то». Хорошее или плохое? Об этом он должен был узнать уже через минуты.