окументация, которая содержится в личных архивах Сталина и Молотова, представляет собой исключительно важный, но не исчерпывающий источник"[72].
До сих пор практически недоступны архивы МВД, Главной военной прокуратуры СССР, Военной коллегии Верховного суда СССР, Прокуратуры СССР, Верховного суда СССР. Полуоткрыт доступ к архивам МИД СССР и МО СССР[73]. Особая тема – это современное состояние архивов КГБ. Даже в период архивной “оттепели” конца 1980-х – начала 1990-х гг. было невозможно получить документы, раскрывающие связь партийных и карательных органов на протяжении всего советского периода.
В последние годы набирает силу кампания по новому засекречиванию документов под видом сохранения государственной тайны (срок для нее установлен в 30 лет) и тайны личности (срок в 75 лет). Сам закон “О государственной тайне” от 21 июля 1993 г. ничего секретного не содержит. Однако в извечных российских традициях, когда дело доходит до его реализации, первоначальный замысел существенно искажается. В комиссии, которые определяют документы, подлежащие новому засекречиванию, входят не независимые эксперты, как это принято в цивилизованных странах, а те же самые работники государственных архивов и заинтересованных ведомств (прежде всего ФСБ - МВД), т.е. тех самых ведомств, которые не только не выполнили указ Президента РФ о передаче архивов КГБ и МВД в ведение российской архивной службы, но стремятся (причем неясно, кто санкционировал это их право) засекретить даже те редкие свидетельства о своей деятельности, сохранившиеся среди материалов партийных и государственных органов. В Государственном архиве Новосибирской области партийные документы конвертуются и безжалостно прошиваются суровыми нитками, тем самым им наносится невосполнимый ущерб, так как они в большинстве своем находятся в ветхом состоянии, написаны от руки или отпечатаны на тонкой и плохой бумаге. Активно конвертуются документы и из случайно оказавшегося там фонда фельдсвязи ОГПУ - НКВД, занимавшейся перевозкой секретной и строго секретной документации партийных и советских органов.
Тем не менее, после указа Президента России от 24 августа 1991 г. о передаче архивов партии и госбезопасности в ведение российской архивной службы появились реальные возможности для научного изучения механизма сталинской власти. Огромное количество документов по советской истории, в том числе по сталинскому периоду, опубликовано. Использованные автором источники можно сгруппировать следующим образом:
1. Официальные партийные материалы.
- Это стенограммы съездов, конференций и пленумов ЦК ВКП (б), а также опубликованные постановления ее Центрального Комитета. Не все вопросы повестки дня этих заседаний стенографировались в равной мере. Так, не стенографировался первый и основной вопрос "Сообщение Ежова" на июньском (23-29) пленуме ЦК 1937 г., который сыграл решающую роль в подготовке Большого террора, потому что именно после этого пленума была принята целая серия постановлений Политбюро, дававших органам НКВД карт-бланш на проведение массовых репрессий. Первое в этом ряду - постановление Политбюро "Об антисоветских элементах", принятое 2 июля 1937 г. - через два дня после окончания пленума. В информационном сообщении о пленуме, опубликованном в газетах, этого пункта не было. Пленум обсуждал первый вопрос в течение четырех дней, но стенограмма обсуждения отсутствует. Она не велась, на что есть прямое указание в сохранившихся и в настоящее время рассекреченных материалах пленума[74]. В своих выступлениях на официальных заседаниях представители партийно-государственной номенклатуры – от Генерального секретаря ЦК партии Сталина до секретаря местного партийного комитета - не только отчитывались о проделанной работе, но подчас раскрывали подлинные мотивы своих действий и секреты своего руководства, оставляя таким образом ценнейшие исторические свидетельства о механизме принятия решений.
2. Делопроизводственные материалы высших и местных партийных и государственных органов.
- Из документов высших партийных органов особого внимания заслуживает документация Политбюро ЦК РКП(б)-ВКП(б), которое являлось неконституционной, но официально признанной верховной властью в СССР. Общая характеристика этих документов (повестки дня заседаний Политбюро и их протоколы, постановления Политбюро, доступные для исследователей подготовительные материалы к протоколам Политбюро и его комиссий) дана составителями сборников документов “Сталинское Политбюро в 30-е годы”, “Политбюро ЦК РКП(б) – ВКП(б): Повестки дня заседаний. 1919 – 1952”. Каталог. Т. 1 - 3, а также в исследовательских трудах российских и иностранных авторов[75].
В качестве примера источниковедческой характеристики этих документов может служить их анализ, проведенный академиком Н.Н. Покровским для первой половины 1920-х гг. В результате подтверждается вывод о конспиративном характере коммунистической власти и о высшем внелегальном положении Политбюро в системе этой власти. Все остальные ветви власти – исполнительная (СНК), представительная (ВЦИК, ЦИК СССР), судебная (Верховный суд, Верховный трибунал) – одинаковым образом руководствовались обязательными к исполнению директивами от Политбюро. Наиболее интересным является вопрос о подготовке этих директив, связанных прежде всего с конкретной проблемой выработки в 1922 – 1925 гг. политики по отношению к церкви и религии. Перед нами таким образом предстает «главное сакрализованное действо наивысшего органа власти, в результате которого разнобой мнений и подходов нескольких человек преосуществляется в непререкаемую и непогрешимую волю партии, пролетариата и всего прогрессивного человечества»[76]. Однако с изменением состава Политбюро во второй половине 1920-х и в 1930-е гг., особенно положения во властных взаимоотношениях членов и кандидатов в члены этого высшего органа коммунистической власти, меняется и характер его документов – усиливается порядок неформализованного принятия решений, в результате которого в протоколах отражаются не все принимаемые решения, а предварительная работа по их подготовке часто вообще не фиксируется. С этим выводом согласуются наблюдения О. Кена и А. Рупасова за меняющимся соотношением заседаний Политбюро, практикой опроса его членов и решений этого органа. Исследователи пришли к заключению, что по крайней мере с середины 1930-х гг. «существо постановления вырабатывалось и утверждалось на неформальной встрече нескольких руководящих деятелей, после чего аппарат ПБ придавал им законность, проводя опрос остальных членов Политбюро, либо оформляя их в виде «решений»»[77].
Что касается стенограмм заседаний Политбюро в 1920-1930-е гг., то они велись в исключительных случаях. Так, за 1930-е гг., по данным О.В. Хлевнюка, из Президентского архива в РГАСПИ передано всего несколько стенограмм. Это заседания по "делу Сырцова-Ломинадзе", по "делу Эйсмонта-Смирнова-Толмачева", обсуждение вопросов проведения некоторых политических и хозяйственных кампаний (уборки урожая, изучения "Краткого курса истории ВКП(б)")[78].
В настоящее время открыты для исследователей "особые" протоколы Политбюро - так называемые "особые папки"[79]. Знакомство с протоколами Политбюро, в том числе и с содержанием "особых папок", подтвердило догадку о том, что и в "особых папках" фиксировались не все решения, которые принимало руководство страны во главе со Сталиным. Так, безуспешными будут попытки найти среди этих материалов следы подготовки к заключению советско-германского пакта от 23 августа 1939 г. Все это не только дополнительно подтверждает вывод о том, что по многим кардинальным вопросам жизни страны решения принимались устно и не всегда оформлялись как решения высших партийных органов, но и усиливает значение того факта, что и само Политбюро, именовавшееся в сталинский период в секретной переписке "инстанцией", в действительности не всегда выполняло роль главного органа в системе сталинской власти. Особое место среди документов, необходимых для понимания механизма сталинской власти, занимают документы Секретариата ЦК и прежде всего Бюро Секретариата - Секретного отдела - Особого сектора, раскрывающие практику секретного делопроизводства и тайной инфраструктуры власти. Именно через эти структуры в центре и соответствующие им структуры в местных партийных и государственных органах велась вся переписка вышестоящих органов с нижестоящими и наоборот. С начала 1930-х гг. таким образом передавались не только все секретные и строго секретные документы, но и осуществлялась переписка по мобилизационным вопросам. Сложнее обстоит ситуация с документами, в которых раскрывается собственно деятельность этих структур – если с некоторыми из них - Бюро Секретариата и Секретного отдела, переданными в Центральный партийный архив Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС, можно в настоящее время познакомиться в РГАСПИ, то вопрос о материалах Особого сектора ЦК по-прежнему является открытым. Остается слабая надежда на то, что эти материалы, не подпавшие под рассекречивание (если они не подверглись уничтожению и были переданы в свое время из Общего отдела ЦК КПСС), стали предметом "Временного регламента использования документов с информацией, относящейся к тайне личной жизни граждан", утвержденного приказом директора РЦХИДНИ от 7 декабря 1994 г. Этот регламент включает также "документы структур аппарата ЦК КПСС и Исполкома Коминтерна, учреждений и организаций КПСС, ведавших кадрами и другими отраслями деятельности"[80].
Непростая ситуация с соответствующими материалами сложилась и на местах. Так, в Государственном архиве Новосибирской области широко представлены материалы партийных и государственных органов (в том числе и вышестоящих), которые проходили через особый сектор Западно-Сибирского крайкома ВКП(б) и секретную часть Западно-Сибирского крайисполкома Советов. Однако документы о деятельности и структуре самих этих подразделений, их связи с соответствующими структурами вышестоящих партийных и государственных органов буквально исчисляются единицами.