— Ты чертов плут! Строишь себе карьеру на трупах и на чужой боли! И после этого я вижу все в черном цвете?
— Я смотрю, заточение повредило твой разум, друг, — продолжал ехидничать Юрас. — Поэтому и хочу вытащить тебя. Сначала тебя. Для Инки я работу еще не придумал. Но мы о нем обязательно позаботимся. Когда придет время.
— Знаю я, как ты о нем позаботишься. Уже бы давно «позаботился», не будь с ним меня.
— Думаешь, я хочу его убить? — Старик изумился очень наигранно. — Вы же теперь сидите в разных камерах. Инка в здании напротив один-одинешенек и все еще жив. Хотел бы — убил.
— Не так просто. У тебя более тонкая игра. Ты все делаешь исподтишка.
— Не понимаю, о чем ты, — теперь Юрасу хотелось отмахнуться от него, как от грязной мухи, словно вся гнусность сидела именно в словах Матфея, а не в том, кого они обличали. — Инкам нужна вода, и это не обсуждается. Это приказ.
Старик протянул Матфею ключ от кандалов, но тот никак на это не реагировал. С убийственной для себя прямотой он скалился в лицо своему самому опасному врагу во всей Пустоши.
— Ну хорошо. Не хочешь по-хорошему, значит, будет по-плохому. — Юрас позвал морпеха. — Этот краснокожий отказывается выполнять приказ командира Браво, который я передал.
Солдат не стал разбираться и огрел Матфея плетью, которой раньше наказывали провинившихся инков. Несмотря на запекшуюся кровь на концах плетки, уже многие годы такое наказание не применялось. Племя жило как большая семья и мирно улаживало конфликты, а преступления среди этих людей были так же редки, как богатство и излишки еды. Но в семье не без Юраса.
— Людям нужна вода! — рычал он в паузах между ударами плетью. — Неужели у тебя нет совести? Ты готов принять на себя все эти жертвы?
Теперь полувождь говорил достаточно громко, чтобы проходящие мимо инки слышали его обличительные слова. Матфей, в свою очередь, не мог ничего возразить. Все его силы уходили на сдерживание горячей, разливающейся по телу боли. Таким вот нехитрым приемом его авторитет среди соплеменников опустился на достаточно комфортный для Юраса уровень. Теперь бунтовщик просто обязан был подчиниться, иначе его честное имя пострадает от мелочного людского презрения. Ведь людям проще смотреть себе под ноги и ненавидеть кого-то за мелкие прегрешения, чем поднять голову и бросить вызов настоящему злу.
С тех пор Матфею пришлось в одиночку ходить по двадцать километров на север, очищать воду на станции и возвращаться обратно. Первые дни его беспокоили только рад-комары и мимикрирующие под древесную кору тараканы. Они нападали по одиночке, словно пьяницы, поздней ночью выходящие из сонного бара, и не представляли большой опасности для вооруженного ножом человека. Вопреки холодному расчету Юраса никаких каннибалов поначалу не наблюдалась, и Матфей из раза в раз возвращался с полной канистрой воды. Куда делись все дикси, стало понятно, когда исполняющий обязанности вождя посетил собрание марсиан.
Началось все с того, что к концу первой недели черно-белые люди стали вести себя раздраженно. Со стороны это походило на болезненную акклиматизацию и общее замешательство в пугающем, чужом мире. Даже для инков он был ужасен, хотя они здесь родились. Что уж говорить о марсианах, успевших вкусить лучшей жизни. На седьмой день после ухода отряда их нервозное состояние начало вызывать вопросы в рядах краснокожих. Инки могли горбатиться пусть даже на злых, но адекватных захватчиков, однако с сошедшими с ума вооруженными до зубов солдатами ничего общего иметь не хотели.
— Может, они подхватили земной вирус, который сводит с ума всех, кто здесь не родился? — предполагал Дром, брат-близнец ушедшего в поход Космо.
— Чертовщина какая-то, — отвечал один из стариков. — Смотри, как побелели. На них лица нет.
— И дерганые. Боюсь, как бы не начали в нас стрелять.
Стелилась темная ночь последних дней октября, но люди еще не спали. В это время летом еще высоко стоит солнце, а поэтому биологические часы не давали себя обмануть ранним заходом светила. Даже массовый стрекот сверчков не навевал мысли о сне под прицелом свихнувшихся марсиан.
— Я пойду разузнаю, в чем дело, — деловито пробубнил Юрас. — Не думаю, что морпехи заболели. Скорее всего, пришли плохие новости от отряда.
Он был прав, но только в общих чертах. Про плохие новости он не угадал, потому что не пришло вообще никаких новостей, и это делало ситуацию куда страшнее. Вечернее собрание марсиан было в самом разгаре, когда он вошел в бывшее жилище вождя, ставшее теперь штабом. За плывущей в воздухе голограммой квадранта северной части Восточного полушария Земли сидели Браво, Фокстрот и Оскар. За их спинами в тусклом свечении факелов виднелись еще несколько силуэтов, но буквы у них на груди оставались неразличимы. Присутствующих было немного — из оставшихся десяти солдат двое всегда охраняли лагерь, а еще один следил за всем с вышки.
— Люди обеспокоены. — Юрас объявил цель своего визита.
Футуристическое изображение, переливающееся неоновым светом на металлических экзоскелетах, соседствовало с огнями факелов, отбрасывающих танцующие тени на старый деревянный пол и бетонные стены комнаты. Еще больше эклектики добавлял задвинутый в угол алтарь бога Ойла. Горячо почитаемый каких-то десять дней назад идол теперь казался вышедшим из моды анахронизмом, иными словами — вернулся к состоянию простой груды мусора, коей и был когда-то.
Браво бросил на Юраса озадаченный взгляд и не стал тянуть резину.
— Отряд не выходит на связь.
— Но ведь в первый вечер они сообщили, что миновали реку.
— Ну да. И с тех пор ничего.
Ошарашенный Юрас — отец одного из участников похода — осмотрел комнату и, не найдя лишнего стула, сел на ближайший ящик с оружием. Пончо напускало на него флер загадочности, а под определенным углом даже мудрости.
— И что, никак нельзя узнать, где они?
— Мы отслеживаем их маячки. — Браво обвел пальцами непонятные старым глазам Юраса знаки на порхающей в воздухе карте. — Отслеживали… до недавнего времени.
— С ними мой сын! — Старик вскочил на ноги, скорее наигранно, чем искренне. Он не чувствовал смятения, но знал, что должен его показать.
Таков удел всех серых и беспринципных лидеров. Они не чувствуют, зато знают.
— Мои соболезнования, — бросил Браво и тут же подумал, что не следовало рубить с плеча. Надо было начать издалека, объяснить ситуацию, и вообще нет доказательств, что все в отряде мертвы.
Пока подполковник искал другие слова, перед глазами старика пролетела вся жизнь, но не от испуга. Конечно, он мечтал сделать сына вождем, благо тот родился в нужное время, но своя рубашка в любом случае ближе к телу. Плевать, что будет, когда ты умрешь. Сын или не сын — тебя это уже не коснется. Зато теперь до конца жизни Юрас сможет править остатками племени сам. Безраздельно. На его лице блеснул таинственный огонек радости, но вскоре закопанная в чертогах подсознания человечность возобладала над всем остальным. На одну минуту он почувствовал себя простым инком. Из пробитой дубовой бочки с чувствами брызнул фонтан любви к сыну и истязал прогнивший разум Юраса до тех пор, пока он его не заткнул. В жизни нужен только холодный расчет, а все остальное вредит.
Придя в себя, он увидел обступивших его морпехов.
— Не надо было так резко, — качал головой Оскар.
— У нас нет доказательств, что они мертвы, — уточнил Браво и повел взглядом в сторону Фокстрота, чтобы тот обрисовал ситуацию.
Солдат склонился над картой и увеличил тайгу незамысловатым движением руки.
— Вот здесь, — показал он. — Красными точками отмечены места последнего контакта с каждым из десяти членов отряда.
— Ничего не понимаю, — смутился Юрас. — Вы же сказали, с ними не было связи.
— Он имеет в виду маячки в экзоскелетах, которые пеленгуются с Корабля.
— Сейчас над планетой нет работающих спутников, — продолжил Фокстрот. — Солнечные вспышки быстро их уничтожили, а строить защищенную от заряженных нейтронов технику научились только на Марсе. Короче, из всего, что может принять сигнал с Земли, там только наш современный звездолет. Но он кружит вокруг планеты и пролетает над нашими широтами только в определенное время.
— Фокстрот говорит, что отряд мог пытаться наладить связь и после первого дня, но Корабля не оказалось над ним в нужный момент.
— Так они могут быть живы! — спохватился Юрас и тут же представил, как теряет место вождя.
Фокстрот показал на голограмму.
— Как я уже говорил, красными точками на карте отмечены последние координаты экзоскелетов. Корабль фиксировал при пролете. Никаких жизненных показаний. Будто в них вообще нет тел.
— Мы думаем, их могли съесть, — резанул Браво. — Даже если кто-то из отряда выжил, то без брони и вездеходов, которые тоже лежат теперь мертвым грузом, до Шпицбергена им не добраться. В лучшем случае вернутся сюда или спрячутся в каком-нибудь городе. Но это рассуждения из области фантастики. Никаких доказательств, что они живы, у нас нет.
Юрас только теперь разглядел красные значки поверх тайги, изучая карту, как музейную ценность.
— Странный след, — задумался он. — По одной точке каждые двадцать километров, а в конце сразу две. А что это за черное пятно?
— Озеро.
— Они могли уплыть?
— В радиоактивной воде? Вряд ли.
— И что теперь делать?
Морпехи переглянулись, думая, стоит ли говорить инку о своем новом плане, взвешивали все за и против. Обмен тяжелыми взглядами наконец закончился едва заметными кивками.
— Понимаешь, какое дело, — обратился к Юрасу Браво. — Если отряд мертв, значит, семена они не привезут.
— Это логично, — ответил опешивший старик.
— Но мы все равно хотим отсюда убраться. Ракету надо подготовить к отлету.
— Вас не накажут за дезертирство?
— Пусть сначала достанут. Взлетим на ракете, Корабль пристыкует нас к себе, и когда оставшиеся на нем пилоты поймут, что с нами нет семян, мы уже возьмем его под контроль. Там есть ресурсы и пища. Главное, что мы не хотим подыхать на этой грязной планете.