У входа застыли два станковых пулемета с детинами, закованными в броню из навешенных друг на друга кустарно обработанных железных пластин. Чуть дальше, в тени колоссального барбакана, стоял человек в бронежилете и держал по дробовику на каждом плече. Внешне он походил на рейдеров Пустоши, только бросался в глаза оранжевый ирокез — видимо, атрибут какой-то высокой касты, да татуировки на неприкрытых броней руках. Еще одним отличием его от изгоев-рейдеров был взгляд — спокойный, холодный, без признаков помешательства.
— Вот те нате, целая делегация, — прозвучал его натужный, неожиданно писклявый голос. — Вход платный.
Закутанные в балахоны морпехи переглянулись. Чтобы у них не появилось желания совершить какое-то непотребство, за спиной охранника появилось полдюжины рейдеров с автоматами.
— Курс у нас сейчас пять киловатт за человека или один химгалятор. Можно еще заплатить по пять килокалорий, но вы, ребята, не похожи на богатеев с консервами. Воду больше не принимаем, простите. Появились кидалы, которые что-то в нее подмешивают. — Главный охранник цепных псов тараторил на странном, едва понятном наречии всеобщего языка. — Вам, деревенщинам, так уж и быть, сделаем скидку десять процентов. — Он игнорировал завернутых в тряпки солдат и говорил почему-то исключительно с инками.
В последний день октября не то чтобы сильно пекло. Солнце готовилось вновь нырнуть на поиски жемчуга — ночных звезд, поэтому краснокожие кутались в шкуры и выглядели как настоящие аборигены. Все живущие под дневным солнцем земляне отличались пунцовой кожей, марсиане же в данном отношении выделялись на общем фоне, но пока что это скрывали, закрыв лица балахонами.
— Нам плевать, что вы там прячете. — Охранник словно прочитал их мысли. — Я смотрю, вы люди неместные. Оплата у нас прямо здесь, а потом атом-детектор, чтобы не протащили в город ядерное или химическое оружие. Все остальное только приветствуется. Ну так что, как вас рассчитать?
В ответ тишина. Морпехи не спешили рассекречивать себя и пытались молча обдумать дальнейшие действия. Телепатией они не обладали, но все шестеро думали об одном и том же — разведку боем провести не удастся, как и поднять на уши целый город в поисках заветной радиостанции. Теперь самым правильным решением было отступить в Пустошь и, доедая остатки рыбы, придумать какой-нибудь план. Только вот рейдеры оказались против.
— Чё молчите? — насупился главный. — Рабы, что ли, беглые?
Цепные псы сделали несколько шагов вперед и окружили путников. Морпехи и инки с ними бы справились, да только два гиганта с тяжелыми пулеметами порвут их на куски примерно за две с половиной секунды. А если не потратят время на затяжку сигаретой, то и за полторы. Да, эти больные на голову создания, живущие в отравленной атмосфере, наполняли свои легкие табачным дымом.
— У нас есть вода, — выступил вперед Куско. В общении с себе подобными землянами инки более надежные переговорщики, чем марсиане.
— На хрен нам ваша вода? Я же сказал! — Охранник передернул затвор автомата.
— Стойте! — закричала Лима. — Мы не рабы. У нас у самих есть рабы — вот эти шестеро. — Она показала на закутанных в балахоны солдат, чем вызвала у некоторых из них приступ ярости.
В любой другой ситуации бравые марсиане выбили бы весь дух из своей пленницы — дерзкой девчонки, но теперь они сами стали заложниками ситуации и оказались в полной зависимости от краснокожих собратьев. Вот она, расовая теория во всей красе, бьющая бумерангом по затылку своих ревностных апологетов.
— У меня есть алмазы. — Лима сняла с шеи связку утрамбованных до самого плотного состояния родственников и попыталась оторвать от нее мешочек с одним камнем. Увидев это, охранник нагло вырвал из ее рук ожерелье.
— Сойдет. Заставили вы нас понервничать, поэтому скидки не будет, — довольно изрыгнул он и сделал шаг в сторону, чтобы предоставить путникам проход.
Возможно, ему не пришло в голову, что такие ценные ожерелья могут носить все замотанные в шкуры инки, а может, он помнил, что работает простым охранником на довольствии и должен хоть иногда пускать гостей в город, чтобы они вдыхали в его умирающее тело новую жизнь. К тому же половину награбленного пришлось бы отдать Пророку, а встречаться с ним цепной пес не хотел.
— Девочки Пита к вашим услугам, — хмыкнул он и, посмотрев на Лиму, добавил: — И мальчики, конечно, тоже.
Пройдя через детекторы ядерного и химического оружия, путники оказались на площади, лениво раскинувшейся на несколько сотен метров. В свободном пространстве недостатка не было. Даже ссохшийся в десять раз город представлял собой просторную территорию для изрядно поредевшего населения мира.
Когда отряд отошел от ворот на несколько метров, Чарли схватил Лиму за шею и придавил к стене крепости.
— Ты что себе, тварь, позволяешь? Это мы-то рабы? — второй рукой он сжал ее дернувшуюся вперед руку.
С трудом стоявший на ногах Пуно бросился к ним, но Хан удержал друга от напрасных жертв. Куско же отреагировал не так решительно.
— Спокойно, — заговорил полковник, не давая никому снять капюшоны. — Она помогла нам попасть в город. Сейчас мы все в одной лодке и должны действовать заодно. Ты меня понял?
Чарли немного остыл и стал медленно разжимать горло девушки.
— Да, сэр.
Он отступил назад, не отрывая взгляда от пытавшейся откашляться Лимы. Только теперь Куско подошел к ней и дернул ее за руку. Никаких споров с Чарли, никакого выяснения отношений. Даже никакой заботы о будущей жене. И схватил он ее почти так же грубо, как майор.
— Какой план? — спросил он у Альфы.
— Осмотримся для начала, — мудро заключил полковник.
Группа из двенадцати путников двинулась через площадь. По обеим сторонам от них стояли самодельные жилища люмпенов — сложенные, как карточные домики, из кусков пластика и плексигласа, скрепленные цепями. Через реку, на соседнем острове, возвышался коптящий завод по выпуску этих самых цепей и прочих примитивных изделий. Черную металлургию невозможно перепутать ни с какой другой. Весь чертов остров по левую руку от входа в крепость покрывали раковые опухоли производств и метастазы ревущих конвейеров. Нижнюю его часть перекрывали ближайшие к площади здания, но верхушки заводов нависали над ними черной пастью готового к броску каннибала.
Путникам открылись пугающие масштабы города. Он стоял на трех островах, каждому из которых отводилась своя особая роль. На главном острове жили отбросы некогда величественной планеты, они торговали на маленьких рынках и пьянствовали в отвратительного вида борделях. На юго-западе, по другую сторону канала, производились стальные конструкции, двигатели внутреннего сгорания и всяческие цепи — для мотоциклов, приводов и бензопил. Третий остров, на северо-западе от первого, отводился под развлечения. Расклеенные всюду афиши рекламировали зимний сезон гладиаторских сражений. Вход туда ничего не стоил, и разрешалось делать ставки на понравившегося тебе раба. Можно было даже выставлять на бой своих собственных — было бы желание. На разогреве перед битвами на арене планировались гонки на мотоциклах. «Лучшее зрелище на всей Пустоши! Двухколесные бестии из стали, двигателей и цепей, рожденные прямо во чреве Пита!»
Городская жизнь могла бы захватывать дух, не будь такой пугающей и гротескной. Всюду сновали отморозки с оружием, грабили и убивали прямо на глазах у других горожан, а охрана никак на это не реагировала. В отсутствие всяких законов действовал только один — плати за удовольствия или сдохни. Был еще третий вариант — уйти и слоняться по Пустоши, как сотни сошедших с ума изгоев, вынужденных доживать свои дни без пищи, воды и химии в надежде, что им улыбнется удача и получится подстрелить кого-нибудь с ценным хабаром. Тогда они проживут на несколько дней дольше и смогут поиметь на одну женщину больше, чтобы цикл смертей и рождений не прерывался даже в таком испорченном и загрязненном мире. Великая романтика Пустоши, чтоб ее.
Город, как муравейник, петлял многочисленными дорожками и проходами между обвалившихся зданий. Они громоздились друг на друге, как сброшенные в одну выгребную яму скелеты с пустыми глазницами. От домов остались лишь несущие каркасы, торчащие из земли, словно кости древнего динозавра на выставке, собранные воедино и висящие в воздухе благодаря силе стальных цепей. Весь город — настоящий музей древности, а его здания — экспонаты в коллекции потерянного прошлого, настоящего и будущего. Вопреки логике Пит продолжал жить и давать жизнь многим людям в своей особой реальности, где все самое невероятное и безумное на самом деле уже произошло.
В узких улочках было не протолкнуться от мусора, грязи и человеческих испражнений, а широкие улицы пестрели лавками местных торговцев. Торговля во все времена оставалась главным двигателем прогресса, а теперь стала главной витриной упадка — продавались те вещи, которыми тысячу лет назад побрезговали бы даже бездомные у помойки. Никаких новых товаров, никакой нормальной еды. Даже вода в желтых бутылках торговцев могла убить за несколько дней. Но куда деваться умирающему от жажды путнику, испытывающему дефицит киловатт? Одичавшие бездомные торговались за каждый лишний глоток, за каждый обрывок некогда чистой одежды — лохмотья, пережившие уже добрый десяток владельцев. Продавались даже камни необычной формы, обломки зданий, заточки из чьих-то костей по ничтожно низкой цене. Единственное, чего было впрок, — оружие. Оно валялось на каждом шагу, ржавое, гнилое, с застрявшими в затворе гильзами и разорванными стволами. Наиболее уцелевшее и очищенное от ржавчины уходило за пару глотков воды. Завод на южном острове производил средства умерщвления с какой-то невероятно высокой скоростью. Каждый бездомный носил с собой по стволу. У людей не было крова и еды, из одежды ничего, кроме трусов, но из них обязательно торчал пистолет. В такой обстановке все до единого жители Пита превращались в рейдеров, ведь отобрать что-то силой мог даже ребенок, хладнокровно наставивший на тебя ствол. В воздухе помимо привычного всем жителям Пустоши блевотного запаха гари стоял резкий пороховой дух. Тут и там слышались выстрелы, люди развлекали себя как могли.