— И кстати, — обратился охранник к рабам, — завтра на выходе примите душ и получите новую одежду с броней. Надеюсь, она окажется по размеру. Уж простите, выбирали на глаз.
Охранник самодовольно плюнул в одну из камер и направился к лестнице, ведущей наверх.
— Мы им что, циркачи какие? — негодовал Куско. — Зачем такой марафет?
— На нас будет глазеть весь город. — Альфа перекрикивал идущий с улицы гул.
— Мы им не актеры, — рявкнул Чарли и продолжил с жадностью уминать бобы.
Остальные морпехи и инки тоже уплетали за обе щеки, а когда еда закончилась, принялись вылизывать консервные банки. Последние перед закрытием тюрьмы на зиму дни они не могли есть даже подземных крыс, ведь все их тоннели заледенели. Заиндевели и катакомбы. Все парапеты и стены. Измученным темнотой и недоеданием пленникам приходилось спать прямо на льду. Из-за этого их силы иссякали еще быстрее, а ночь перед боем они и вовсе провели на ногах — лучше не выспаться, чем подхватить тяжелую пневмонию и гарантированно умереть.
На удачу, кроме консервов возле каждой камеры появилось по банке с водой. Чистой, исцеляющей, дорогой. А наверху ждали теплый душ и броня по размеру. Все ради зрелища на потеху публике. Рабы почти не имели шансов устоять перед закоренелыми преступниками, поэтому на них даже никто не ставил. Сыны Пророка, организовавшие схватку, всеми силами пытались уравнять шансы. Плевать они хотели, кто победит и получит свободу. В любом случае этот кто-то долго не проживет.
— Значит, проигрыш в казино спас нам жизнь? — Куско сообразил одним из последних.
Остальные лишь развели руками. Обстоятельства последних шести недель казались им слишком безумными, чтобы воспринимать их здраво.
— Как ни крути, нас затягивает в жернова, — вздохнул Эхо. — Не одно, так другое. Как по чертову сценарию, в котором нам обязательно надо пройти через ад.
Он в точности сформулировал уже давно сложившееся мнение остальных.
— Чертовщина какая-то, — вздохнул Альфа. — Не ожидал, что с нами это произойдет… Помните дом на Марсе? Летную школу? Как готовились к полету за семенами, к спасению метрополии?
Его сослуживцы молча кивали, хотя их кивки не были видны во мраке. И полковник чувствовал обратную связь, будто видел их, сидящих позади себя в темноте.
— Потом приземление на космодроме, — продолжал он, — чертова бойня в лагере, поход через лес, битва с мутантами и бегство, еще раз бегство… Стоило появиться лучу надежды, как за ним следовали новые проблемы. Словно кто-то всесильный следит за нашими жизнями и ведет по узкому коридору, полному препятствий, как в тараканьих бегах. Помните, что мы подумали после проигрыша в казино?
— Что убьем этого красножопого, — не стал церемониться Чарли.
— А теперь? — спросил у него полковник, будто разыгрывая театральную миниатюру.
Майор этого вопроса и ждал.
— А теперь ни черта не понятно, — выплеснул он из себя. — Наша судьба… как это называется… предрешена.
— И я о том же, — кивнул Альфа, зная, что все почувствуют это его незаметное в темноте движение головы.
Пуно подполз к решетке своей камеры, чтобы оказаться как можно ближе к морпехам.
— К чему вы клоните? — осторожно спросил он.
— А ты еще не понял? — ухмыльнулся полковник. — Хотя… ты же из племени. Многого вы, ребята, не знаете. Наверное, думаете, что все происходящее с нами уникально и неповторимо? Что во всем белом свете только мы шестеро — избранные?
Инки переглянулись. Они не знали, уникально это или нет. Их скучные, однообразные жизни не с чем было сравнить. Может, любая жизнь за пределами родного дома протекает именно так? А может быть, вообще любая жизнь протекает уникально и неповторимо? Их кругозор не отличался большой широтой.
— А я знаю, — продолжил Альфа. — Хорошо учился в школе. Вы, наверное, даже слова такого не слышали. Но это не ваша вина. Не обижайтесь. Так вот перед военной школой я много чего узнал. В том числе филологию и драматургию. И знаете, что я скажу? Все, что происходит в жизни, — чертова драматургия. Это все уже где-то было. Жизнь забавляется с нами. Всевышний демиург играет в тараканьи бега и следит, чтобы мы не сошли с намеченного пути. Даже слова «драматург» и «демиург» очень похожи. Не находите совпадение странным? Это вовсе не совпадение.
Чарли подошел к командиру сзади и попытался что-то сказать, но замер в нерешительности. Его рука так и зависла протянутой вперед в каких-то сантиметрах от плеча Альфы, который, уловив лишь логическое развитие своих мыслей в гудящей тишине, продолжил бороться с напряжением наилучшим для себя средством — говоря. Чтобы слова выходили из него и не так давили на голову.
— Но даже не попади мы в эти безумные передряги, произошли бы другие. В такой пестрой компании, как наша, среди людей с самыми разнообразными несочетаемыми характерами начались бы интриги, ссоры. С некоторыми обязательно произошли бы несчастные на первый взгляд случаи. Не отвлеки нас мутанты и рейдеры, мы по уши завязли бы в человеческой грызне… Мы невольно разыграли бы что-нибудь из Шекспира. Жизнь — повторение одних и тех же сюжетов. Да… Какого философа потерял Марс, не правда ли? — усмехнулся в конце своей речи полковник.
Его речь побудила Лиму к первым за долгое время словам.
— Я все это видела, — сказала она тихо. Никто не смог точно ее расслышать, но по обрывкам слов все поняли, о чем речь. — Я видела нас в тюрьме перед каким-то торжественным пиршеством. Только пировать будем не мы, пировать будут нами.
— Когда ты это видела, Лима? — сжал ее плечи Куско. — Что там было еще? Каждая мелочь может оказаться решающей.
— Я… не знаю. Не помню, где именно. Странно.
Послышался до боли знакомый и ставший уже родным высокомерный смешок.
— Это называется дежавю, — издевательски прыснул Чарли.
— Лима действительно видит будущее! — вступился за нее Пуно. — Она предсказала ваш прилет. И вспышку Солнца через три… уже через полтора месяца!
— Да, вспышку ты предсказала, — согласился Альфа. — Ну, если есть что сказать по поводу завтрашнего боя, с радостью тебя выслушаем.
Но Лиме нечего было добавить.
— Я… не знаю, — вымолвила она.
— Может, ты не предсказываешь будущее, а просто чувствуешь, что написано на обратной стороне воображаемого листка с твоей ролью? Читаешь между строк палимпсеста. Замечаешь черный, пропечатанный насквозь нарратив. Каждый может предсказывать то, что уже было и будет миллион раз. Наверняка в каждом племени есть некто, предсказывающий появление дьяволов, скорый конец света и вспышку на Солнце, которое, блин, каждый год вспыхивает.
Лима залилась незаметной на ее коже краской и, закрыв лицо волосами, села на заиндевевший пол камеры. Лед нес в себе много проблем, но главного достоинства у него было не отнять — он превратил смердящие нечистоты под ногами в относительно чистую твердую поверхность.
Сидящие через пару пустых камер от них Ментос и Кола не могли ничего расслышать из-за шума предпраздничного хаоса в Пите, а когда к вечеру город затих в радостном предвкушении и в катакомбы вернулась привычная тишина, белокожие и деревенщины уже замолчали. Расстроенные тем, что не удалось подслушать чужой разговор, Ментос и Кола попробовали чем-то задеть этих рабов, вывести их из себя, заставить проговориться, но шестеро уставших невольников не реагировали на крики шумящих вдалеке провокаторов. Вдалеке — это значит в десяти метрах по прямой через боковые решетки камер. За месяц в тюрьме члены отряда отвыкли от широких просторов, и даже десять метров казались им каким-то огромным путем всей жизни, важной вехой для переезжающего из одной камеры в другую раба. Привыкшим к лесному раздолью инкам эта метаморфоза нравилась куда меньше, чем выросшим в коридорах марсианской колонии белокожим. Те вспоминали свое бедное детство — ведь в солдаты берут не самых состоятельных граждан. Долгие вечера с выключенным электричеством, которое экономили ради гидропонных теплиц. Все как в ледяной преисподней Пита, с той лишь разницей, что воздух дома был теплее, вместо дерьма на полу лежали ковры, а вместо крысиных кишок — игрушки.
Но все плохое рано или поздно заканчивается. Даже рабство.
Время неумолимо, и поэтому решающий день в жизни отряда наступил. Ночь длилась неизмеримо долго и наверняка осталась бескрайней в каком-то отпочковавшемся от нового дня измерении. Все самые важные моменты жизни остаются в своих собственных бесконечных циклах переживаний, застывая круглыми виноградинками на постоянно разрастающихся гроздьях мультивселенной. Это известный факт.
Начало нового дня обдало пленников потоком бодрящего зимнего воздуха. Цепные псы открыли настежь ворота тюрьмы, и теперь два мира, свободных и рабов, разделенных толстым слоем земли, начали смешиваться в удивительном миксе духоты и разности температур. Легкие пленников наполнялись леденящими душу и тело выбросами заводов. Словно специально роза ветров повернула ураганный бутон на север, и тюрьму накрыла серая ядовитая буря, заслонив собой даже солнце. Но ветер не дал задержаться этой массе над Питом, а уносил гущу тяжелых металлов все дальше от города.
Через короткое время буря развеялась, и, выходя в непривычно яркий свет улицы, пленники увидели в крайнем помещении тюрьмы обещанный им теплый душ. Рядом лежала и броня для схватки. Хорошая новость — рабами они быть перестали, плохая — они должны были умереть.
— Нам нужен план. — Голос Чарли дрожал. Былая дерзость майора блекла в тени большой опасности.
Альфа помнил о шестерых уведенных в рабство ребятах из их группы и пытался понять, стоит ли ждать от них помощи.
— Троих морпехов забрали плантисты, — размышлял он вслух. — Я так понял, они используют рабов для выращивания еды где-то на юго-западе. Далеко отсюда. Боюсь, ушедшие с ними морпехи даже не знают о схватке.
— Хана и Космо вроде купили местные, — предположил Пуно, чем сразу же навлек на себя гнев Куско.
— С чего тебе знать?
— Показалось по одежде покупателей. Все местные так одеваются.