— Это просто догадки, — фыркнул Куско.
— Они могут быть рядом, — кивнул Альфа. — Тем не менее рассчитывать надо лишь на себя. Ложная надежда может погубить раньше, чем пуля врага.
— Так точно, сэр, — в один голос сказали оставшиеся в строю морпехи — Чарли и Эхо.
Душ ютился в тесном тамбуре почти у самого выхода из тюрьмы и по понятным причинам не разделялся на мужскую и женскую части. Раздельные согласно древним приличиям уборные можно было найти разве что глубоко под утоптанным слоем кислотной пыли, поглотившей старый город. Лима некоторое время не решалась раздеться в компании пятерых мужчин, но их далекое от любовных заигрываний настроение, а также гадкие комья грязи на коже заставили ее закрыть глаза на какие-то там нормы и принять душ. Это было блаженство! Впервые в жизни ее тело обдавали теплые струи воды, смывая слабость и хворь. Никогда прежде инкам не приходилось пользоваться такими благами древней цивилизации — только ведрами и бадьями. Лима даже пыталась растянуть это удовольствие, но все ее мысли уже устремились к грядущему бою. Сложно наслаждаться радостями жизни перед бойней — неизвестной и оттого вдвойне пугающей.
Все шестеро идущих к свободе или смерти рабов надели броню. Один комплект оказался женским — кожаная куртка с шипами имела зауженную талию, а также две выпуклые защитные пластины на груди. Рваные джинсы со стальными накладками тоже подчеркивали изящную женскую фигуру.
— Готова сражаться? — спросил у Лимы майор.
Она лишь вздохнула.
— Мы тебя защитим. — Пуно в очередной раз попытался с ней заговорить.
— Правда? — усмехнулся полковник. — А кто защитит вас?
Пуно пристыжено опустил взгляд.
Куско молчал. Он машинально проделал те же операции, что и остальные члены отряда: помылся, вытерся, надел броню, вышел за всеми на улицу. В его план захвата власти в племени этот смертельный бой не входил. Шансы на победу были, мягко сказать, сомнительные. Основное преимущество имели прожившие долгую жизнь в Пите бандиты, которые знали, что делать.
Куско механически протянул руки, когда отряд заковывали в наручники, и так же механически передвигал ноги, идя вслед за всеми, когда их вели по улицам к стадиону.
— Нам расскажут, к чему готовиться? — поинтересовался Эхо у конвоира, чем вызвал у того громкий смех.
— Может, тебе еще руки освободить? Сынам Пророка нужна забава, а не скучный тактический бой.
— Главная особенность таких схваток — неожиданность. Рабы ничего не знают заранее, — подтвердил второй конвоир. — Смотрится очень зрелищно. Вот увидите.
Он понял, что сказал глупость, но глупость забавную, и поэтому тоже рассмеялся.
Толпы текли по сторонам от идущих на бойню рабов, как потоки реки, огибающей выступ по центру своего русла. Люди метались между двумя желаниями — получше разглядеть бойцов и поскорее занять хорошие места на Арене, ведь ушлый народ собирается на стадионе намного раньше объявленного времени. Сначала все смотрят показательные бои цепных псов, потом получают бесплатную еду, ну и в самом конце вечера — вишенка на халявном торте — начинаются смертельные схватки. Поэтому та публика, что толпилась сейчас вокруг рабов, либо позабыла о начале мероприятия, либо имела какой-то корыстный интерес в этом деле — за тысячу лет азарт в людях только окреп, и многие жили ставками и всяческими пари.
Некоторые прохвосты подбегали вплотную к шести смертникам и заглядывали им в лица, пытались увидеть в них страх или отвагу. Букмекеры Пита даже смотрели на зубы будущих гладиаторов, будто те были лошадьми. В тонком искусстве ставок любая мелочь имела значение. Оглядев каждого раба с головы до ног, они пулей бежали на стадион, чтобы поскорее принять ставки с самыми выгодными коэффициентами. Простой люд не знал, кто из бойцов сильнее, у кого больше шансов, простой люд просто ставил, а пройдохи-букмекеры знали гораздо больше и подгоняли свои пари таким образом, чтобы остаться в плюсе. Они были потомками древних инсайдеров, пасшихся на фондовых рынках. Но с тех пор утекло много воды, и рынки выросли настолько, что просто лопнули от собственного давления, как и вся земная цивилизация. Теперь оставались только бои рабов.
Перейдя на северный остров по мосту, инки и марсиане увидели сверкающий вдалеке стадион. Длинная серая площадь тянулась на добрую милю к затянутой в цепи Арене. По ее краям мостились рваные палатки торговцев оружием, химией и едой. Рейдеры и люмпены со всего города текли мимо них медленным селевым потоком. Кто-то покупал в первой палатке оружие, потом с его помощью отнимал в следующей химгалятор, успевал ввести его содержимое в организм и расстрелять нескольких человек прежде, чем его настигали цепные псы, пытающиеся сохранять хоть какой-то порядок. Обстановка выглядела пугающе. Умереть мог любой. Но влекомые бесплатной едой и зрелищами то́лпы продолжали стекаться на стадион. Для их пустых, наполненных страхом жизней это был единственный яркий день во всем адском году, и плевать, умрут они сегодня или потом, главное — насладиться этим волшебным днем. Хотя бы попытаться.
Безопаснее всего на северном острове было в конвое. Шестеро смертников оказались единственными людьми в радиусе километра, которым не грозила скорая смерть. По крайней мере не раньше, чем они выйдут на Арену. Вооруженные до зубов конвоиры в стальной броне окружили их со всех сторон и всеми силами пытались продлить жизнь рабов до момента, когда им придется умирать на потеху Сынов Пророка.
Сами путники были шокированы хаосом адского фестиваля. Дрогнули даже закаленные в армейских училищах марсиане, а инки просто не понимали, что происходит. Кутерьма, звуки, краски, лица сводили с ума. Они даже не знали, идут или нет. Ватные ноги, будто отрезанные от головы, искали какой-то свой ритм жизни. Тела путников их не слушались. А что будет дальше, когда они попадут на Арену?
Надежды на Хана и Космо не оставалось.
— В таком хаосе нас даже родная мать не найдет, — сказал Альфа, когда немного пришел в себя. Быстрые, короткие вдохи и выдохи помогали ему совладать с паникой. — Нечего надеяться на помощь со стороны.
— Может, у Хана и Космо все сложится лучше, чем у нас. — Вздох Лимы утонул во всеобщем гомоне.
— Ладно, не вешать нос, — крепился Чарли. — Мы им еще покажем.
— Нам радиостанцию надо брать. Так что умирать пока рано. Не по уставу, — попытался воодушевить всех полковник.
Длинные ряды палаток закончились, и у самого стадиона обнаружилась площадка, где на почерневшем бетоне жгли резину мотоциклисты. Элита цепных псов создавала ощущение праздника. Бесплатное зрелище для идущих на стадион — мастер-класс по трюкам на двух колесах. Байки отрывались от задранных вверх трамплинов и чертили выхлопными газами замысловатые узоры в воздухе, приземлялись и делали разворот, потом снова гнали по кругу через пылающие установки какого-то дикого пиротехнического оркестра. Настоящая пламенная дорога выпускала из клубов дыма все новых покрытых шипами мотоциклистов. Огонь не обжигает, если проноситься через него с сумасшедшей скоростью. В конце этого адского коридора стоял самый высокий трамплин, отправляющий стальных акробатов на добрые пятьдесят метров вперед. Они буквально летали над головами беснующейся толпы. И это была только затравка. Сложно представить уровень поджидавшего на стадионе безумия и еще сложнее — найти способ выжить.
На самом краю острова зрелищ и развлечений, устремленного в горящий Огненный залив, с распростертыми объятиями встречал рабов огромный, на семьдесят тысяч мест, стадион. Население всего Пита в одном-единственном месте, да еще каком. То был настоящий памятник мусору, ржавчине и цепям.
— Сколько же лет этой арене? — удивился Чарли, когда их завели в темные внутренние помещения.
Морпехи помнили, как выглядели земные стадионы далекого прошлого, но даже представить себе не могли, что какой-то из них проживет так долго, ведь земная цивилизация пала пятьсот лет назад.
— Нравится? Говорят, ему тысяча лет, — словно услышал мысли невольников конвоир. — С поля он еще красивее.
— С поля?
— Ну с того места, где вас будут убивать. Хе-хе…
Каким бы приятным на первый взгляд ни показался охранник, смертникам стоило помнить, что все жители Пустоши — форменные безумцы, которые и глазом не моргнут — убьют человека. Условия жизни диктуют миру свои развлечения. Не только у падших пленников в катакомбах стиралась грань, отделяющая животное от человека. У жителей Пита, как и любого другого города на Земле, эта самая грань была сошлифована наждачной бумагой эпохи. В их мире бытовали совершенно другие понятия о добре и зле, храбрости и коварстве. Но у кого повернется язык назвать их жизни ошибкой? Они вполне себе гармонируют со средой. Точно так же с ней гармонировали древние племена, приносившие в жертву людей и поклонявшиеся якобы живой природе. Точно в такой же гармонии с самим собой жило человечество за пять-десять веков до пришествия марсиан — люди строили бескрайние вереницы заводов и убивали природу в противовес поклоняющимся ей племенам, считая, что уж они-то точно все делают правильно. И к чему это привело? К гибели природы, к краху цивилизации, вырождению убийственного для Земли человека и падению его до уровня обезумевшего животного. Вновь гармония, вновь все на своих местах и каждый по-своему прав. И пусть никто из зрителей Арены не уйдет обиженным.
— Знаете, что пугает больше всего? — задался вопросом Эхо. — Что все реально. Это происходит на самом деле.
Смертники действительно чувствовали оголенные провода жизни без всякой изоляции, какая обязательно присутствует, когда у тебя все под контролем. Даже голодая, они могли найти выход — схватить и съесть крысу. Даже убегая от каннибалов, могли собрать волю в кулак и пройти еще один спасительный километр, а потом еще и еще. Провода жизни не оголены, когда твоя судьба остается в твоих руках. Но теперь, в окружении тысяч рейдеров и цепных псов, во чреве ревущей Арены, на глазах у каких-то загадочных Сынов Пророка, жизни приговоренных к смерти уже не принадлежали им. Вот что устрашало сильнее любой опасности и выбивало землю из-под ног. Вот что убивало раньше удара врага.