– Своими глазами, если можно так выразиться, я видела только высасывающие душу кошмары, – холодно ответила девушка, следуя за своим пленителем. – Мы с сестрами находимся по другую линию этого невидимого фронта записи и просмотра. Схематикам просто невыгодно показывать нам результат нашего же труда. «Киловатты на ветер», – так они говорят.
– Ничего страшного бы не произошло, – задумался Амдэ. – Вы бы просто зарядили вирт обратно его же полем.
– А КПД? Коэффициент полезного действия всегда ниже ста процентов. Даже если мы перезапишем увиденное, заряд вирта уменьшится.
– Но обладая мудростью сотен поколений гиноидов, ты знаешь, как он работает? – дошел до самого интересного следопыт.
– Знаю. Тебе что, захотелось углубиться в это прямо сейчас?
– Я могу не дожить до конца этого часа, так что хотелось бы напоследок узнать секрет самого загадочного продукта Пустоши.
Они спустились на первый уровень и с облегчением ощутили под ногами твердый слой спрессованной вискозы, доведенной до состояния усиленного бетона. Больше никто не мог подкрасться к ним снизу. Вдобавок они уже вплотную подобрались к стене города, заставленной тысячами трансформаторов и генераторов силовых полей, – проще было поджариться, чем атаковать с этой стороны. Открыты беглецы оставались только сверху и с правого бока, что было относительно безопасно. Теперь их никто не мог застать врасплох. Более того, наемники даже не могли их разыскать – звон в ушах следопыта почти прекратился.
– Самое время рассказать, – повторил он.
– Ну ладно, – запыхавшаяся от беготни 9-6-9 попыталась восстановить дыхание. – Вирт – это система воздействия на кору головного мозга посредством звука, цвета и электрических импульсов, в первую очередь импульсов. Радужные картинки с очков проникают через глаза в сознание зрителя и усиливают эффект. Ты когда-нибудь его надевал?
– Нет, боялся стать виртоманом.
– Тогда сложно будет объяснить. Это что-то вроде сна. Вирт не показывает информацию напрямую, а стимулирует мозг на работу как природную нейросеть, генерирующую исключительно приятные ощущения. Вспомни свой самый чудесный сон…
– Мне снятся только кошмары. Как и всем обитателям Пустоши. Поэтому прекрасные грезы виртов так ценятся.
– Ну тогда представь, каким бы он мог быть… Так вот со временем мозг человека начинает адаптироваться к потоку информации и поворачивает течение сна в нужное ему русло, задействовав самые приятные ощущения. Это что-то вроде компьютерной игры, которой можно управлять во сне. Погоди, я не могу так быстро бежать.
Следопыт замедлился, чтобы не сбить 9-6-9 с мысли… если гиноиды вообще были способны сбиться с мысли. Она продолжила:
– А все эти прелести радужной жизни создаются путем инвертирования наших чувств и эмоций, записанных во время создания вирта. Что-то вроде суперсимметрии Вселенной, где для каждой позитивной частицы должен существовать негативный близнец. Или как негатив пленочной фотографии… Или, если очень грубо упростить, как глазное яблоко, переворачивающее картинку вверх ногами.
– Но как эта штука работает? – остановился Амдэ. – Я имею в виду техническую часть.
– Перцептрон, – ответила девушка. – Модель восприятия информации мозгом. Ее улучшенная версия лежит в основе чипа «Эварист-10» – основного элемента вирта. Без этого кристаллического микропроцессора все остальные составляющие шлема – просто груда бесполезных электросхем. Чип излучает сигналы одновременно на всех возможных частотах и улавливает ответные колебания мозга, ведь мозг генерирует электричество. Не умей этот «Эварист-10» работать со всем многообразием сигналов в каждый момент времени, ничего бы не вышло. Только обход парадокса электрочастотных суперпозиций сделал вирты возможными.
– Красивое название – Эварист, – оценил следопыт. – Откуда оно взялось?
– Без понятия, – пожала плечами гиноид. – Я далека от обладания абсолютным знанием.
– И солнечные вспышки не портят электронику в этих шлемах? – удивился Амдэ.
– Портят, но только второстепенные модули, которые легко заменить. Основной чип состоит из кристаллического вещества, которое работает по аналоговому принципу.
– Ниссаниум? – вспомнил следопыт.
– Да. Откуда ты знаешь?
– Благодаря этому веществу я и попал в Хель. Передал от могильщиков.
– Так ты еще и контрабандист, – хмыкнула 9-6-9.
– В деле спасения мира все средства хороши. Ладно, тише. Впереди что-то странное.
Киберлабиринты закончились, и впереди показался призрак оружейного завода старинного образца, какие сплошь и рядом смолят небо над Питом. Но в отличие от своих собратьев, этот завод был разрушен. Его обгорелые стены дымились, как угли, окалины на станинах еще пузырили от порошка из огнетушителей. Судя по всему, он взорвался меньше суток назад. Амдэ почему-то был уверен, что взорвался. На его конвейере фантомами усопших надежд застыли скелеты недоделанных пулеметов. Какая-то великая сила противилась производству оружия в Хеле. Интуиция не подвела следопыта. Теперь он вспомнил, что видел чертежи этого завода в тайном убежище «Гаммы». Там же лежали и схемы взорванного на его глазах завода двигателей в Тале.
– Тут был пожар, – наивно сказала гиноид. Она еще не знала о заговоре тайной организации.
– Пожар – лишь следствие, – проговорил Амдэ.
– Что же было причиной?
– Та самая сила, которая совсем скоро уничтожит всю Пустошь.
Не желая во второй раз попадаться на удочку собственной глупости, следопыт быстро посеменил мимо. Не хватало еще, чтобы схематики увидели в нем смутьяна, вернувшегося на место своего преступления, и арестовали, как совсем недавно плантисты Тала. Он бросил взгляд на кибернетические лабиринты Хеля с его тысячами мини-фабрик, объединенных одной общей целью создания виртов. Эти заводы никто не взрывал. Откуда такая избирательность? Кто позволил приспешникам «Гаммы» брать на себя божественную роль и решать, что может производиться в городе, а что нет?
Обойдя взорванный оружейный завод по широкой дуге, следопыт наконец увидел спальный район, где располагалось жилище Байера. А ведь хирург тоже состоял в гамма-подполье. «Хорошо устроился, докторишка, – подумал Амдэ. – Прямо возле пустой части Хеля, где схематики скорее всего попытаются построить новые фабрики и где так легко будет их уничтожить. И ведь уничтожил он уже запущенный завод, с первыми детенышами-автоматами во чреве конвейера. Какими надо быть садистами, чтобы так хладнокровно губить плоды человеческого труда?»
Следопыт поделился своим видением ситуации с 9-6-9, но она скептически отнеслась к его теории заговора.
– Может, это просто роковое стечение обстоятельств? Схематики хоть и корчат из себя самых прожженных умников, но деградировали ненамного меньше остальных обитателей Пустоши. Просто им есть чем прикрыться – компьютерами, распределенными сетями и цифровым кладезем знаний. Но в глубине души это такие же разложившиеся создания, как и пресловутые потребители виртов.
– В этом и смысл саботажа, – не унывал Амдэ. – Все выглядит как случайный подрыв. Я бы сам не поверил, если бы не увидел такую же диверсию в Тале собственными глазами. Кто-то специально взрывает заводы, не дает городам обрести независимость от своих соседей. Вот символ этой организации. – Амдэ показал гиноиду кольцо с буквой гамма.
В ее глазах вспыхнуло удивление.
– Это ключ! – воскликнула она. – Я ловлю исходящий из него электромагнитный сигнал.
– Ага. Знаю, – самодовольно сказал следопыт. – Он открывает двери в их секретные логова. Надеюсь, сейчас мы узнаем подробности.
Домик хирурга располагался у стен купола наряду с остальными жилищами Хеля. Схематики, словно пчелы, понастроили тысячи сот по краям своего кибернетического улья. Конвейерные линии технологически развитых производств занимали основной объем города, оставляя для спальных районов лишь опасный периметр вдоль защитного барьера. Одна над другой громоздились сбитые из всякого хлама хижины. Целые жилые кварталы были шириной в один дом, зато тянулись на сотни метров вверх и в стороны. Безумнее всего смотрелись последние ярусы почти под самым куполом, они нависали высоко над головой, и казалось, оттуда вот-вот кто-нибудь выпадет и раздавит тебя.
Скорее всего, верхние хижины пустовали, потому как из них никто не выпадал. Следопыт со своей заложницей и скорпионом прошел мимо последнего в этом районе завода печатных плат и оказался в тесном подбрюшье кибернетического чистилища. Как и всегда, вся подноготная сверхразвитого мирка раскрывалась в таких незаметных и тщательно скрываемых местах. Все ресурсы богатого Хеля уходили на производство виртов и поддержание активности купола, а простым техникам не доставалось даже жалкого киловатта. Трущобы не видели солнца, прозябали в отблесках далекого зионового свечения самого сложного производства планеты; каждый день из города отправлялись караваны с новыми виртами, но рабочие не могли похвастаться богатством. Да и какое богатство могло быть в Пустоши… Бедного от очень богатого отличало только наличие еды на два дня. Судя по настороженным взглядам из хижин, еда у них была. Опыт подсказывал следопыту, что совсем без еды взгляды людей становятся безумно-свирепыми.
– Вот этот адрес, – махнул рукой Амдэ. – Осталось пятнадцать минут.
9-6-9 безмолвно пошла за ним. Пчелиные соты, эти фавелы тридцать первого века, были тесно связаны паутиной узких проходов, которые можно было преодолеть, только будучи скалолазом. К счастью для Амдэ, его цель жила на втором уровне из добрых пятидесяти. Дверь хирурга крепилась петлями к мощному столбу, державшему весь дом, а заодно и несколько соседних жилищ. Следопыт увидел два хорошо спрятанных провода и не стал стучать. Вместо этого он достал перстень с гаммой и начал искать, куда бы его приложить.
– Тут энергозамок, – шепнул он гиноиду.
Найдя выемку, он вставил в нее печатку, и дверь отворилась. Изнутри на них уставился Байер – седой врач в очках и с хитрым прищуром. Мятый белый комбинезон мешковато сидел на его костлявом теле. Гости зашли внутрь и быстро закрыли за собой дверь. На ближайшие пятнадцать минут они были в безопасности.