И ведь как плохо они с Деви расстались. Девушка почувствовала себя преданной и использованной, сбежала от него как от маньяка, коллекционера гиноидов. А потом угодила в лапы охотника за головами. Хуже и придумать нельзя. Но спасибо толкающей на подвиги эволюции: за неимением возможности просто сесть и умереть, Амдэ продолжал путь в надежде как-то выправить ситуацию.
Разломанный на две части ховерборд не позволял нормально парить, и чинить его не было смысла – начались высокие развалины, скачущие на метр вверх-вниз. Гораздо легче просто разбиться. А потом следопыт и вовсе потерял обломки борда, когда в очередной раз лишился сознания.
Время окончательно перестало идти вперед и разошлось на множество изогнутых потоков. Измученное сознание перескакивало с одного такого потока на другой, перестав четко воспринимать мир. Время суток и разные локации сменяли друг друга запутанной чередой, переплетаясь как с пережитыми Амдэ событиями, так и с еще не произошедшими. Можно сказать, благодаря безумной нагрузке его разум наконец сбросил оковы иллюзорности – майи, освободился от суеты и пребывал во вселенской суперпозиции над всем, везде и сразу. И на фоне черного, опустевшего подсознания появлялись разнообразные комбинации прошлого и будущего, словно всполохи салютов, – яркие, светящиеся точки символизировали прозрение и быстро гасли, ведь прозрение невозможно поставить на паузу, его можно лишь запечатлеть в памяти, как мимолетную вспышку молнии.
Амдэ обогнул Пит по широкой дуге, не приближаясь к нему ближе нескольких километров. Признанная столица Пустоши выглядела спокойно и даже умиротворенно. Шутка ли, туда должны были поступить усиленные вирты, дарующие еще больший кайф, еще большее наслаждение. Отличный аналог химии, которая, в отличие от них, убивает. Вирты гуманны, они никого никогда не прикончат, только сведут с ума. И чем мощнее они заряжены, чем большее удовольствие они приносят, тем быстрее сводят с ума – своей красотой. Бедные человеческие отбросы. Бедный народ Земли. Но, чтобы заглянуть за грань жизни, необязательно терять разум. Амдэ познал всю сущность безумия и небытия, всю прелесть картин прошлого и вспышек будущего без всяких пагубных виртов. Он достиг всех высот и низин, которых безуспешно пытались достичь виртоманы, и что он там увидел? Что почувствовал? Ничего. Его сознание просто разлетелось на фрагменты еще сильнее, чем его разносят вирты. Теперь, чтобы заново себя собрать, необходимо было отбросить фата-моргану, выдумку воспаленного разума, и вновь окунуться в суету жизни, погрузиться в нее с головой. Тогда и только тогда можно вновь обрести себя. Люди заперты в чертовом тупике, из которого нет выхода. Человеческое сознание, как мотылек, бьется о стенки реальности и не может сквозь них пробиться, потому что все бытие – замкнутая сама на себя бутылка Клейна. Постигнув пределы собственного безумия, Амдэ тем же путем стал возвращаться обратно в себя и понял, что все это время оставался внутри этой бесконечной бутылки, внутри нейронов своего мозга, которые невозможно никак покинуть.
Идя по следу своего скорпиона, он пересек реку, что раньше звалась Невой, и едва не поймал пулю от засевших на берегу рейдеров. В иной момент жизни он ввязался бы в перестрелку, с радостью отвлекаясь от груза прошлого, и уложил бы всю банду, пополнив затем собственные припасы и обзаведясь ценным хабаром, но сейчас он плевать хотел на изгоев Пустоши, чисто на мышечной памяти увернулся от пуль и пошел дальше.
А дальше было сложнее. Спустя десять километров «знаки» Денди закончились. Амдэ вернулся немного назад и изучил каждое из возможных направлений следования скорпиона, но тщетно. Спасительная дорожка из испражнений закончилась. Следопыт корил себя за то, что не кормил Денди впрок, чтобы тот мог оставить больше следов. Верный питомец выдохся одновременно со своим хозяином. Все походило на конец прекрасной истории.
Порой даже в самых опасных ситуациях, когда жизнь следопыта висела на волоске, он нутром чуял, что выживет. Сколько раз вражеская пуля пролетала в считанных сантиметрах от его головы. Взять даже последний поход – удивительных спасений хватило бы на девять жизней. Но теперь к Амдэ пришло то самое чувство фатализма, ускользавшее от него прежде. Стоя на бетонном возвышении к югу от Пита, он понял, что погибает. Прекрасный во всей своей трагичности вид раскинулся перед ним на десятки километров. Руины старого мира, прожженные ядерными войнами и беспощадным солнцем, медленно тонули в багряном мороке вечности. Пройдет миллион лет, и на поверхности планеты от них не останется и следа. Последние заводы испустят угарных дух и покроются толстым слоем пыли. С годами пыль утрамбуется и станет новой землей. Ветер перемен – это не аллегория, а суровая данность. И какая по большому счету разница? Миллион лет или одна минута? Сейчас Пустошь есть, а закрой глаза – и в твоем внутреннем мире, который, на минуточку, важнее и объективнее всего остального, все исчезнет, испарится, покроется пылью забвения.
Амдэ возвышался над ставшим ему родным миром и последний раз осматривал его, с ностальгией вспоминая каждый прожитый в этом кошмаре день. Последняя капля силы выбежала слезой из его глаз, он повалился на бетон, а потом сполз с возвышения на землю, ту самую, что погребает под собой все, вообще все.
Интересно, каково это – исчезать? Наверное, точно так же, как засыпать. Следопыт закрыл глаза и стал ежесекундно проверять свое сознание, задавать безмолвный вопрос: «Жив ли я?» И получал положительный ответ в виде собственных мыслей. Он мыслил – следовательно, существовал. А потом над ним склонился Всевышний. Как позже оказалось, торговец Али. Выплывая из моря яркого света, он выглядел сошедшим с небес ангелом, и Амдэ улыбнулся, предполагая, что испускает дух. Но он ошибался.
Али, как и любой другой доживший до своих лет путешественник, верно определил смертельную усталость путника и напоил его водой в кредит. Путник ничего не понимал, а просто жадно глотал. Его разум, собравшийся в единое целое перед предполагаемой смертью, снова распался на части, как еще пару часов назад. Амдэ жадно пил воду и наслаждался тенью, бросаемой на него двугорбым оленем торговца. Огромные тюки хабара создавали огромную тень. Это было прекрасно.
Наконец Али заметил гниющую рану на руке следопыта и внимательно ее изучил.
– Хорошо тебе досталось, – произнес он.
Это были первые человеческие слова, услышанные Амдэ за прошедшие несколько дней. Подумать только, последний раз он общался с Деви, с самой Деви. И вот теперь его познавшие блаженство уши были оскорблены словами какого-то торгаша. Умереть, когда последнее, что слышал, был ее голосок – бесценно, а вот теперь умирать расхотелось. Следопыт разозлился на Али за то, что ему теперь вновь придется искать девушку, а уже потом умирать. Торговец тем временем продолжал:
– Я знаю только одну тварь, способную так укусить. – Он показал на рану. – Светящийся волкогав. Как ни обрабатывай, сколько ни пей лекарств, одно дело – помрешь. Давно она тебя?
– М-Месяц назад, – смог выговорить следопыт. Слушать оказалось намного легче, чем говорить.
– Долго протянул. Дам тебе еще пилюль, чтобы продержался до вечера. Днем умирать как-то не с руки. А в остальном прогноз печальный. Если у тебя случайно нет тучелиста, пиши пропало. Только это растение может вывести яд.
– Есть, – удивился Амдэ, глотая таблетки. – Случайно есть.
– Что-то я не вижу, – засомневался Али.
– Лежит, точнее, стоит в надежном месте.
– Тогда советую тебе быстрее туда добраться.
– Непременно. – Амдэ с трудом поднялся на ноги. – Но сейчас у меня более важные дела. Спасибо за воду и обезболивающие, только мне нечем заплатить.
Оборотливый торговец пристально на него посмотрел.
– Я заметил у тебя два лазера. Не в моих правилах лишать путников средств защиты, но из-за руки ты можешь пользоваться только одним. Так что для тебя это ничего не изменит.
Амдэ оценил хитрость торговца и отдал ему один лазер. На этом они распрощались.
Пока смерть с недовольным видом курила в стороне и нервно поглядывала на часы, ожидая, когда перестанут действовать таблетки, следопыт продолжил поиски Деви. Удивительно, но, путешествуя по Пустоши вместе с ней, он не задумывался, как сильно она ему дорога. Понял это он только за два долгих дня расставания, когда чем сильнее хотел ее отыскать, тем отчетливее осознавал свои чувства. Жаль, что она махнула на него рукой. Наверное, вычеркнула из своей жизни и позабыла, как звать… Хотя, если их чувства взаимны, Деви должна была пересмотреть отношение к найденным у него чипам гиноидов, вспомнить его объяснение, услышанное ею краем уха перед тем, как ее сцапал охотник, и простить Амдэ за… тут даже не за что было прощать. Если разобраться в ситуации, эти восемь чипов делали его еще большим романтиком, чем можно было представить.
Оставалось только найти Деви.
След скорпиона уже давно оборвался, но следопыт догадывался, где мог ждать Каспер – к востоку от бара «Мир-2», именно там он нанимал охотников. Какой-то карьер, о котором сказал Байер. Следопыт никогда там не был, но примерно представлял расположение этого добывающего руду чудовища, с точностью до пятидесяти квадратных километров. Такую относительно небольшую область можно исследовать за пару лет, но Амдэ понимал, что у него остается лишь несколько часов, и задействовал свое последнее оружие – интуицию.
Можно сколько угодно верить в невероятные способности влюбленного сердца, но следопыту просто повезло наткнуться на укравшего Деви охотника. В конце концов, Пустошь только на первый взгляд выглядит однородным пространством с грудой развалин. На самом деле в ней не так много удобных тропинок и безопасных проходов, а два на первый взгляд одинаковых участка руин различаются тем, что один из них заминирован рейдерами по самое не балуйся, а второй относительно безопасен и даже ими не простреливается. Если отсечь все опасные тропы, то следопыту было не так сложно наткнуться на лагерь Радиона. Вероятность всего один к трем, может быть, к четырем.