и на него злобно и угрожающе. Они провожали его до самой двери, которая потом долго содрогалась под ударами их тяжких крепких тел.
А в середине длинного пути стояло замечательное сооружение, без которого не обходится почти ни один частный дом, в черте ли города он расположен или нет. Нет, конечно, в хозяйском доме был теплый туалет, но для постояльцев предназначалась крашеная суриком будочка на задворках. О чем думал Мекин, танцуя до дощатой двери, в полной мере не известно никому. Определенное впечатление, впрочем, можно составить, прочитав дальнейшее повествование.
Итак, в холодное утро вставать не хотелось никому. Не хотелось долго, потом ктонибудь не выдерживал - но совсем не по причине холода, а по другой, не менее, а может быть, более весомой причине, вскакивал, притаскивал охапку дров, и затапливал подтопок. Часам к двенадцати становилось чуть теплее, поднимались все, неторопливо завтракали: можно было и идти в институт. Как раз начиналась четвертая, последняя пара, на которую, по здравом размышлении, чаще всего решалось не ходить.
И так шел день за днем, день за днем, утра становились все холоднее, ночные беседы все длиннее, все пронзительнее ныл ветер в щелях дощатой будочки...
А потом, исподволь, началась весна. И однажды февральской ночью Мекин, Майкл и Коля выползли из подполья в тихую ночь, под лунный свет, на улицу, покурить. Было почти тепло. Мекин машинально слепил снежок и запустил им в ствол липы неподалеку. Снежок влип в ствол, сплющился, залип, и отек, как странный гриб. Было решено соорудить снежную бабу - благо снега кругом было много, и по причине теплой ночи он приобрел пластичность почти сверхъестественную. Быстро скатали три огромных шара, и тут вдруг Мекину пришла в голову другая идея. Он уселся перед своим шаром, и принялся, словно скульптор, отсекать лишнее. Через четверть часа он оглянулся и увидел, что двое его соседей тоже увлеченно вгрызаются в шары. Коля пытался вылепить Венеру Милосскую. Майкл делал нечто абстрактное, выпятив нижнюю губу и периодически дыша на застывшие пальцы. Мекин встал, посмотрел, что же получается у него, склонил голову к правому плечу, и понял, что перед ним - недоделанный, но ясно уже проступающий - сияюще-белый, залитый лунным светом унитаз. В натуральную величину. Сзади подошел Коля, потом Майкл. Мекин молча указал на свое творение. Коля, не сказав ни слова, присел, и принялся оглаживать белые бока санитарно-гигиенического устройства. Мекин беспрекословно уступил дальнейшую отделку Коле, понимая, что у него не хватит умения завершить грандиозный замысел. Через полчаса посреди полусельской улицы высился идеально ровный, словно только что с завода, девственно чистый, неправдоподобно похожий на настоящий унитаз. При этом то, что он был сделан из снега, было тоже очевидно, и картина эта настолько выбила всех из равновесия, что все они радостно захлопали друг друга по спинам и отправились спать.
История на этом не кончается. Нет, сразу унитаз не сломал никто, хотя могли бы. Просто ночью еще потеплело. Вы вправе ожидать, что унитаз просто растаял - но нет. Фаянс мог разбиться, замерзшая вода могла отмерзнуть и утечь прочь - но унитаз стоял. Но чаша его - круглая, тяжелая, словно голова, чаша - оказалась слишком тяжелой для тонкой, любовно вылепленный шейки, и склонилась набок, словно увядший цветок. Посреди улицы, под ярким полуденным солнцем, стоял увядший унитаз. Выбравшийся из своей конуры Мекин долго смотрел на него, чему-то удивленно и умиротворенно улыбаясь. Тут вниз по улице с визгом пронеслась толпа школьников, и унитаз погиб безвозратно. Мекин судорожно дернулся вслед, сдержался, с ненавистью сплюнул, а на следующее утро угрюмо собрал свои вещи и вернулся в общежитие.
БАЛЛАДА ПРЕДСКАЗАНИЙ
Мы знаем все наперечет Определенностью измучен Летит наклонно синий плод Огромной муравьиной кучей Основа мифа - анекдот Основа анекдота - случай Достойно ль сделать выбор лучший Ничто не ясно наперед
Но за спиной чернеют ямы И голосит минутный сброд Орудие жестокой дамы Берет живущих в оборот Песок как крот больной ползет Невозвратимо и упрямо В распятие оконной рамы Ничто не ясно наперед
Смеется над прогнозом случай Как над пророком идиот Дар предсказанья прост и скучен Как хорошо известный брод Его уже никто не ждет В тени медлительных излучин Поток изогнут смят и скручен Ничто не ясно наперед
Друзья, не воздвигайте свод Во избежанье новой драмы Мы строим куры, планы, храмы... Ничто не ясно наперед
МЕКИН И ДИРИЖАБЛЬ
Мекин не любил дирижаблей в частности и воздухоплавания вообще. И на то у него были свои причины. В далеко ушедшем детстве, в результате случайной ошибки, его мечтой долго было построить огромный дирижабль, назвать его, естественно, "Нобиле", и получить за это Нобилевскую премию. Построить воздухоплавательное судно, естественно, невозможно без солидной теоретической подготовки, и Мекин, даже маленький, это прекрасно понимал. Поэтому он взялся за научные книжки сначала полегче, типа "Занимательной физики" Перельмана. Дальше, впрочем, он уже не пошел, и объяснял это так.
Первая (впрочем, и последняя) модель дирижабля была сооружена Мекиным из соломинок и папиросной бумаги. Он долго промазывал бумагу клеем, чтобы она лучше держала теплый воздух, и, наконец, остался доволен получившимся колбасообразным чудовищем. Теперь оставалось осторожно наполнить уродца теплым воздухом. И тут Мекин вспомнил картинку из Перельмана, на которой изображалась папироса, дым из которой с одного конца поднимался кверху, а с другого опускался снизу. Это должно было объяснять, что дым при прохождении через папиросу охлаждается и становится тяжелее воздуха. Мекин, впрочем, понял картинку не совсем верно, и почему-то решил, что холодным дым становится только если затягиваться. Значит, если просто выдыхать папиросный дым, то он останется теплым и дирижабль поднимется.
Итак, в один прекрасный день, точнее, вечером в сумерках, Мекин уединился во дворе за сараями, пристроил осторожно свою конструкцию на перевернутом дощатом ящике, чиркнул спичкой и осторожно втянул в себя дым. На вкус дым был отвратителен, но Мекин геройски набрал полный рот и принялся выдувать в соломинку, воткнутую в тело дирижабля. Оторвавшись от соломинки, Мекин уставился на огонек папиросы. Летние сумерки сгустились полностью и вдруг, и Мекин внезапно перестал видеть все вокруг - даже собственных рук он больше не видел, а в теплой темноте существовала только огненная горошина, неровно дышащая, медленно покрывающаяся черной коростой, в разломах которых все еще было видно пламенеющее нутро, словно новая планета остывала в судорогах материков. Мекин зачарованно сидел, сжимая догорающую сигарету обеими руками, когда на него из-за ящиков налетела разъяренная дворничиха, учуявшая запах дыма из дальнего угла двора, громко и бессвязно ругаясь, выдернула папиросу из мекинских пальцев, сшибла толстенным задом дирижабль с ящика и тут же наступила на него, продавив середину. Мекин на ощупь нашел обломки, скомкал их в один большой ком, запустил его в темноту, и, шмыгая, побрел домой.
Больше Мекин никогда не курил и не строил дирижаблей.
* * *
В час когда над миром набухали Завязи событий и чудес В час когда мазком густой эмали Месяц кверху медленно полез
В час когда звезда крутила солнце Вязла в тренажере проводов В час когда последних патагонцев Накрывала пелена веков
В час когда по яблоку скользила Тень перекрывая города В час когда сорвалась и разбила Локоть в кровь усталая звезда
В час когда в тени настольных свечек Все читали Гессе и Дюма В час когда, ветрами изувечен, Вечер клал под голову дома
Время мчалось с необычной прытью Мир застыл и ждал и трепетал Назревали жуткие событья Я не видел этого. Я спал.
ПЕРВАЯ СКАЗКА
Хорошо было в Далеком Королевстве! Посреди него стоял Королевский Дворец, окруженный прекрасным садом, в котором круглый год цвели розы и спели яблоки. И какие яблоки! А вокруг Королевского Сада текла широкая Река, по берегам которой склонялись над водой столетние ивы, умиленно глядя на скользящих по речной глади прекрасных лебедей - священных птиц отца богов Одвина.
Река начиналась из магического источника в тронном зале Королевского Дворца, и сразу текла бурно и полноводно, питая все Далекое Королевство сладкой и чистой водой. Жители Королевства верили, что источник забил из цельной скалы, когда отец богов Одвин, измученный жаждой, вонзил посох глубоко в камень. Говорили, что те, кто с детства пьет воду Реки, становится в полтора раза здоровее и в два раза сильнее, чем жители окрестных королевств. Благодаря магической воде дети не болели, домашние твари плодились на удивление, а земля давала урожай такой, что с полей окрестных королевств давно уже исчезли крестьяне, уразумевшие, что не смогут продавать хлеб дешевле, чем "эти счастливчики".
Поэтому, конечно, не один соседний король пытался хотя бы раз за свое царствование попробовать захватить магический источник. Но мудрый Король Далекого Королевства издавна дружил с могущественным Волшебником, который, хотя и учился мастерству в неведомых заморских академиях, но, до этого, родился и до десяти лет рос в городке совсем рядом с Королевским Дворцом, и, став прославленным магом, вернулся на родину и стал ее надежным защитником. Все атаки соседей магическим образом оказывались неудачными, и чаще всего царствование неудавшихся интервентов на этом и заканчивалось.
Слухи о Далеком Королевстве, о великолепном Королевском Дворце, о магическом источнике и Реке шли по всей земле, как идут круги от брошенного в воду яблока. И наконец, они дошли до Крайних Пределов, где жил тогда страшный и жадный Колдун. Он, как и Волшебник, учился мастерству в академиях, но, по слухам, был изгнан за крайнюю жадность, и за то, что постоянно воровал сладости из тумбочек соседей по комнате. После изгнания Колдун плюнул на порог магической школы и поклялся отомстить, хотя никто так и не понял, почему он обиделся на такое, достаточно мягкое, решение школьного совета. Он уехал в Крайние Пределы, и там, в полуразвалившемс