Станьте частью чего-то большего
Разговоры на болезненные темы неприятны, но все равно каждый раз, когда после бесед с доктором Райаном выхожу из его скудно обставленного кабинета, я чувствую себя хорошо. В этих разговорах я осмеливаюсь показывать свою уязвимость, а ведь на такое я не решался уже очень давно. Годами пытался подавлять в себе неуверенность и чувствительность. И становилось только хуже. Пробовал достичь гармонии, уравновешивая свою уязвимость и мягкость суровостью. А в результате стал слишком суровым, забыв сохранить хоть немного места для чувствительной стороны своей натуры.
Живя так, я врал самому себе.
Американский профессор Брене Браун много лет изучает феномен уязвимости. Несколько лет назад она включила в свое исследование опрос, целью которого было узнать у людей, что для них означает «быть уязвимым».
Вот некоторые из ответов:
просить о помощи;
проявлять инициативу с целью заняться сексом;
быть отвергнутым;
провожать или подвозить человека, с которым у вас недавно начались отношения;
просить прощения;
состоя в отношениях, первым признаться в любви;
говорить «нет»;
выполнять упражнения в тренажерном зале, будучи в плохой форме;
быть уволенным;
быть вынужденным уволить своего наемного работника;
влюбиться;
звонить человеку, который переживает недавнюю кончину кого-то из своих близких;
пробовать что-то новое.
По мнению Браун, стараться избегать перечисленных ситуаций — это нормально: из-за них может возникать чувство, будто мы теряем контроль, невольно выходим из зоны комфорта и становимся уязвимыми. Но в качестве примера того, причиной чего эта стратегия избегания иногда может послужить, Браун приводит современных взрослых граждан США, среди которых больше обремененных долгами, страдающих ожирением и наркоманией, чем было в предыдущих поколениях американцев. Для этих людей все привычнее становится стремление достигать невозможного.
А именно — подавлять в себе неприятные чувства.
Браун утверждает, что желание быть безупречными и во всем добиваться совершенства сбило нас с пути. По ее словам, это ярко проявляется, например, в тщеславии, толкающем на пластические операции. Пора прекратить говорить нашим детям, что они совершенны, считает Брене Браун. Напротив, лучше объяснить, что хоть до совершенства им и далеко, но они все равно уже обладают способностями, с помощью которых можно жить полной жизнью как в удачные периоды, так и в нелегкие времена. Браун отмечает, что неприятные чувства и тяжелые испытания неизбежны. Это неотъемлемая часть путешествия под названием «жизнь». Но из всех этих проблем можно извлечь нечто полезное. Порой они даже придают нашей жизни больше смысла. Кроме того, считает Браун, пора перестать думать, что наши решения не имеют значения для окружающих. Не надо притворяться, будто никто не видит, что именно мы делаем.
Нельзя быть самонадеянным, нужно воспринимать других как попутчиков, проявляя к ним внимание и сочувствие, которые мы и сами хотим получить от окружающих. Никто из нас не рождается с гарантией того, что жизнь будет долгой и счастливой. Но вместе, действуя на благо друг друга, мы можем создать неплохое общество, в котором даже одиночка, привыкший гнаться за материальным благополучием, начнет все отчетливее понимать, что такое настоящая, полноценная жизнь.
Проще говоря, надо поверить, что мы хороши уже такими, какие есть.
Думаю, Брене Браун права: пусть это звучит банально, но надо научиться принимать себя таким, какой ты есть. Надо согласиться с тем, что уязвимость — это совершенно нормально. И что порой я могу быть чувствительным, как маленький мальчик, которому, чтобы снова встать на ноги, нужна помощь окружающих.
Деревья, которые колыхались на ветру, не всегда пребывают именно в таком состоянии; так же и я бываю разным. Я многогранен.
Я
есть
Я.
Раз в неделю в комнате с телевизором, расположенной рядом с кухней, мы по вечерам смотрим фильмы. Сегодня нам показывают «Клуб “Завтрак”», блокбастер нашей юности. Хорошо, что можно вот так иногда почувствовать, что такое нормальная жизнь. Почувствовать, что не одним только наркоманам нужно искать выход из бедственного положения.
Когда герой Эмилио Эстевеса появляется в двери с сигаретой во рту и уже намеревается пуститься в ставший знаменитым танец (в этой сцене подростки, которых в наказание заставили провести выходной в школе, решили устроить сумасшедшие пляски, чтобы не было скучно), мы вдруг слышим грохот из кухни.
Что это было?
Я встаю, иду на кухню и вижу, что Люси лежит без сознания на полу около раковины. Губы у нее посинели. Она не дышит.
«Нужна помощь!» — кричу я, а потом вспоминаю алгоритм «дыхательные пути — дыхание — кровообращение», то есть последовательность этапов, необходимых для спасения человека, о которых я узнал на курсе оказания первой помощи в армии. Вижу, что шея женщины согнута, голова опирается о кухонный шкаф. Аккуратно передвигаю Люси в центр комнаты, чтобы действовать было удобнее. Отклоняю ее голову назад, давая дыхательным путям возможность открыться. Щупаю пульс. Но не уверен, что чувствую его. В отчаянии похлопываю ее по лицу, зову по имени. И снова никакой реакции. Держу руку над ее ртом. Дышит ли она? Смотрю на ее грудную клетку. Двигается ли? Запрокидываю голову женщины еще дальше. Собираюсь зажать ей нос и начать искусственное дыхание рот в рот, как вдруг глаза Люси широко распахиваются, и она изо всех сил пытается сделать вдох. Сознание вернулось, но не совсем. К нам прибегает медсестра, которая всегда дежурит в доме; она переводит Люси в безопасную позу и накрывает одеялом.
Проходит несколько долгих тревожных минут, и за Люси приезжает скорая помощь.
Кажется, в их глазах страх. Две женщины среднего возраста, две сестры, которые пробыли здесь столько же, сколько и я, сегодня уезжают. Отправляются в «трезвый дом», что-то вроде места временного проживания, где они будут вместе со своей семьей на протяжении переходного периода. За ними станут присматривать и определят, готовы ли они вернуться к обычной жизни.
— Надеюсь, в этот раз все пройдет как надо, — говорит один из сотрудников нашего центра, махая двум сестрам на прощанье.
«В этот раз»?
Оказывается, большая часть людей, с которыми я здесь соседствую, побывали в «трезвом доме» кто два-три, кто четыре, а кто и пять раз. Судя по всему, мое нахождение здесь — это только первый шаг. Настоящая работа начнется, когда я вернусь домой.
Помню тот первый раз, когда Люси оставила для меня свободное место рядом с собой на одном из сеансов групповой терапии. Не знаю, было ли это проявлением эмпатии или я ей понравился. По ее виду невозможно было догадаться, что она проходила реабилитацию уже несколько раз. Что испробовала, как она сама однажды призналась, почти все.
— Эта реабилитация у меня будет последней, — сказала Люси.
Тот период, на протяжении которого я регулярно бегал до железных ворот и обратно, закончился! Дело в том, что удовлетворен еще один мой письменный запрос. Мне разрешили бегать по утрам по ту сторону забора. Выхожу за ворота с непередаваемым чувством свободы. И с улыбкой от уха до уха. Кажется, будто отчетливо слышу призывы на молитву, вижу величественные горы Гиндукуш и ощущаю запах пыли, которая взвивалась, когда я бегал по утрам вокруг военного лагеря в Кабуле. Для меня все еще удивительно, что в стране, охваченной войной, каждый день можно было найти такой промежуток времени, в течение которого красота природы пребывала в покое. Всего несколько коротких часов, прежде чем вновь начинал грохотать оркестр боевых действий, мир демонстрировал свою чистоту. Природа была просто природой, а мне выпадал шанс быть ее частью.
Бегу вдоль забора по узкой асфальтированной дороге. Думаю о том, что в повседневной жизни в Норвегии барьеры между мной и природой возникали слишком часто. Сворачиваю на дорогу, ведущую налево, и оказываюсь возле невысокого, поросшего деревьями холма, на который я имел обыкновение с жадностью смотреть со стула для размышлений. Ненадолго останавливаюсь, гляжу на освещенный прожекторами особняк с его колоннами и башнями. Думаю о нас, обитателях этого дома. О том, что мы стали в чем-то похожи на героев «Клуба “Завтрак”». Понемногу нам удалось осознать, что у нас больше общего, чем казалось на первый взгляд.
Они стали похожи на меня.
А я — на них.
Я стал человеком, который кивает, выражая понимание, когда другие о чем-то говорят. Человеком, который протягивает руку помощи. Хвалит других, когда им удается довести обсуждение какой-нибудь болезненной темы до конца. Их совершенно не интересует, из-за какой беды я оказался здесь, а меня не интересует, как сюда попали они. Им известно, что я тренер по мотивации. Что зарабатываю на жизнь, помогая людям добиваться успеха. Но меня здесь никто не критикует за то, что, занимаясь этой темой, я сам умудрился попасть в такое незавидное положение. Наоборот, меня просят провести здесь лекцию. Сразу же чувствую необходимость пояснить им, в чем заключается моя деятельность. Я помогаю не тем, кто в беде, болен или страдает наркоманией. Кроме того, каждый раз, когда становится очевидно, что человеку нужен не я, а скорее психолог или психиатр, я направляю такого клиента к соответствующему специалисту. Об этом тоже не забываю рассказать обитателям центра реабилитации. Однако доктор Райан все равно считает, что мне стоит провести занятие по мотивации. Он думает, это будет полезно для всех и в немалой степени для меня.
Что ж, тогда я это сделаю.
Никакого принуждения.
В первую очередь надо просто исследовать несколько новых путей.
К счастью, Люси через пару дней вернулась. Говорит, что врачи не смогли определить, почему она упала в обморок, но предположили, что причина была в пониженном артериальном давлении или падении уровня сахара в крови. Во время одного из перерывов мы с ней садимся поболтать. Она дает мне конверт. Говорит, что там записка для меня. Раскрываю конверт и нахожу внутри плотный лист бумаги с написанными на нем словами:
«Дорогой Эрик,
спасибо, что спас мне жизнь.
Можешь считать меня одной из своих самых близких подруг.
С наилучшими пожеланиями,
Люси Дал».
Замечаю, что взволнован не только я, но и все остальные; они как будто ждут какого-то развлечения. Настороженно хлопают в ладоши, а я встаю и подхожу к белой доске. Беру маркер. Возможность держать что-то в руке вызывает у меня чувство уверенности. Объясняю, что то, о чем собираюсь говорить, необязательно применять именно здесь, в центре реабилитации; можно воспринимать это как инструменты, которые пригодятся позже, дома. Затем начинаю говорить о зоне комфорта. О том, что у нас, людей, есть безумно сильная тяга к наиболее безопасным действиям. Рисую схемы, пишу несколько ключевых слов. Продолжая рассказывать, чувствую, что нервозность ослабевает. Объясняю, что все мы ленивые существа, руководствующиеся привычками, и выйти за пределы чего-то уже усвоенного нам очень нелегко.
— В борьбе за то, к чему стремимся, привычки порой становятся нашими самыми стойкими врагами. Когда есть выбор между легким и трудным путями, мы почти всегда выбираем первый, — говорю я. И добавляю: — Да, именно так.
Далее рассказываю, что значит плыть по течению и против.
Разумеется, прилагать усилия и плыть по реке вверх труднее, чем двигаться вместе с потоком вниз.
— К сожалению, большинство из нас в конце жизни скажут, что пройденный путь можно назвать просто неплохим, — говорю я. — Некоторые будут утверждать, что их жизнь всегда была несладкой, а кто-то скажет, что прожил как нельзя лучше.
Прерываюсь и смотрю на группу, наблюдающую за мной. Судя по выражениям их лиц, им интересно, они хотят знать, чем еще я могу поделиться. Желают мне добра. Два-три человека даже что-то записывают. Это вселяет в меня уверенность, необходимую для того, чтобы рассказать еще кое-что.
— Вот в чем парадокс: у этих последних, которые утверждают, что прожили замечательную жизнь, когда-то бывали очень нелегкие времена, — говорю я, рисуя на доске большую волнистую линию. — Возможно, побеседуй мы с этими людьми, они поведали бы, что поднимались на труднодосягаемые вершины почти столько же раз, сколько спускались в самый низ. Эти люди рассказали бы, что выходили далеко за границы своей зоны комфорта, с трудом пробирались через джунгли под названием «неизвестность» и что длилось это порой долго, а иногда не очень. Им довелось испытать более широкий спектр эмоций, чем любому другому человеку, и я считаю, что это обязательное условие, без которого по-настоящему хороших периодов в жизни не будет. Такие люди живут более насыщенно, чем все остальные.
Смотрю в глаза мужчине, который работает в сфере финансов. Говорю об относящемся к его деятельности понятии «волатильность», связанном с переменчивостью в области инвестирования. Добавляю: жизнь — это путешествие, которому свойственна волатильность, то есть склонность иногда становиться лучше, а иногда — хуже.
— Чем сильнее эти колебания, тем более полной жизнью вы живете, — произношу я и поясняю, что неприятные чувства могут в дальнейшем привести нас к хорошим результатам. — Может, неплохо было бы избавиться от боязни этих контрастов и использовать их как мотивацию? Когда настают тяжелые времена, можно допустить мысль, что дальше будет только лучше, разве нет? Наверное, стоит предпочесть такой подход, если жизнь стала трудноватой. Может, желание устроить пробежку в сильный мороз появляется потому, что мы заранее начинаем думать о приятном горячем душе, под который станем, вернувшись домой? Нужно держать в уме следующее: жизнь будет радовать нас, только если мы осознаем, что иногда в ней будет происходить нечто неприятное. Необходимо найти в себе смелость не отбрасывать мысли о поставленных целях, о том, к чему стремитесь. В противном случае разобраться в своей жизни будет трудно.
Далее я спрашиваю людей, каких целей они станут добиваться, когда вернутся домой после реабилитации. Кто-то желает улучшить отношения с детьми. Другие стремятся снова найти любовь. Или стать более успешными в финансовой сфере. Говорю, что суть не в том, какого конкретно результата они хотят добиться, а в том, чтобы иметь смелость мысленно не отказываться от цели, не переставать хранить ее в своем сознании.
Рассказываю, как некоторые из моих клиентов — высококлассные профессионалы в своих сферах — говорили мне, что продуктивнее всего им удается работать тогда, когда они понимают истинную ценность своей жизни. Эти люди часто вспоминают, что каждый из них — всего лишь один из семи миллиардов жителей Земли. И что путешествие под названием «жизнь» у любого из нас может быть только одно.
Один путь.
Один шанс.
— Если учесть, что, например, самые успешные спортсмены прилагают огромные усилия, находясь при этом в экстремальных условиях, то будет ли излишней требовательностью к себе наше стремление каждый день выполнять повседневные задачи чуть лучше, чем вчера? — говорю я, устремляя взгляд на футболиста, и добавляю: — Нет, такие требования можно считать обычными.
Затем рассказываю о своем дедушке, который когда-то признал, что ему не удалось прожить жизнь так, как хотелось бы, то есть он оказался, очевидно, недоволен пройденным путем; а еще дедушка говорил, что было много такого, чего он так и не попробовал или хотел бы сделать по-другому. О нем у меня остались только хорошие воспоминания, однако все равно его итоговая оценка собственной жизни подтолкнула меня к тому, чтобы свою прожить по-иному.
— Я хочу воплощать мечты в реальность, а не просто держать их в голове.
Далее говорю, что когда-то обрел привычку визуализировать свое будущее.
Правда, в последние годы это было трудно. Тем не менее рассказываю, что мысленный образ моего будущего вдохновлен индийским мудрецом Садхгуру[17].
Представляю, как стою на большой сцене в Лондоне и говорю так же легко, спокойно и мудро, как этот человек. Моя мечта — накопить такой большой багаж знаний, чтобы можно было расслабленно сидеть, как Садхгуру, в мягком кресле, положив одну ногу на подлокотник, и два часа говорить без необходимости взвинчивать себя, доводя энергичность до высокого уровня и пытаясь таким образом добиться максимальной продуктивности.
Рассказываю пациентам центра реабилитации, что, помимо прочего, рисую в своем воображении, как становлюсь лучшим отцом в мире. И даже лучшим дедушкой в мире. Визуализирую себя преодолевающим километры льда и снега, а затем достигающим Южного полюса и от радости поднимающим руки.
Представляю, как легко обхожусь без болеутоляющих. Далее рассказываю про то, как прыгал с парашютом и осваивал свободное падение в 1990-х. Объясняю, что как я шаг за шагом визуализировал удачный прыжок, так и любой из нас может мысленно нарисовать путь к желаемой жизни. И в основном все дело во внутреннем диалоге, в том, чтобы заменить негативные мысли позитивными, отбросив «не могу» и сделав выбор в пользу «могу».
Чувствуя прилив сил, делаю паузу; затем, пользуясь моментом, начинаю отстукивать правой ногой неровный ритм. И пою:
«Друзья готовы выручить меня…»[18]
Мне не очень хорошо удается попадать в ноты, а может, и вообще не удается (зависит от слушающего), но я уверен, что большинство наблюдающих за мной поймут, что это песня «Битлз».
Киваю, машу руками, словно дирижер, в надежде, что остальные присоединятся. Вся группа улыбается. Люди потихоньку начинают подпевать. Попадать в ноты у них получается так же плохо, как и у меня.
Но все равно звучит очень мило.
— Достичь того, о чем я сказал, без помощи других будет невозможно, — продолжаю я. — Не знаю ни одного человека, которому время от времени не нужна была бы чья-нибудь поддержка. Пора понять, что просить помощи — это не стыдно. Без этого никто обойтись не сможет. Так устроена жизнь.
Объясняю, что не имеет значения, от кого или чего вы получаете помощь, — это могут быть друзья, семья, коуч, книги, приложения в смартфоне, фильмы, музыка или, если уж на то пошло, центр реабилитации. Главное — чтобы это по-настоящему меняло вас и ваше понимание происходящего.
— Слушайте, — говорю я, — у меня нет сомнений в том, что в жизни очень важно не терять связь с собственными чувствами. Все мы, присутствующие здесь, оказались в этом центре реабилитации каждый по своей причине, у каждого из нас свои проблемы, свое прошлое, мы из разных стран, разного возраста, пола, профессий, и, может быть, то, что мы здесь собрались, можно воспринимать как дар? — продолжаю я. — По крайней мере, у меня именно такая точка зрения.
Затем я благодарю всех за то, что выслушали меня.
В маленькой комнате воцаряется молчание.
Я шагал туда-сюда, жестикулировал, впервые за много лет прилагая огромные старания, и в итоге проговорил дольше часа. Не знаю точно, какой будет их реакция. Закрываю глаза, чтобы не сразу столкнуться лицом к лицу с моментом истины.
К счастью, не проходит и секунды, как в маленькой комнате для групповой терапии вдруг звучат аплодисменты. Открываю глаза, чувствуя, как меня переполняют эмоции.
— Можно было бы почаще такое устраивать, — говорит парень, который до реабилитации был профессиональным футболистом.
— Вот это да! — произносит кто-то другой.
— Это потрясающе, Эрик, — говорит еще кто-то.
Они встают и по очереди обнимают меня. Потом мы все выходим из комнаты, и одна из врачей останавливает меня.
Видимо, я во время выступления сказал что-нибудь нехорошее или неподобающее.
— У вас, вне всякого сомнения, дар, — говорит она. — А еще дар в том, что вам было необходимо пройти через все это.
— Что ж… э-э, спасибо, — произношу я.
— Когда вернетесь домой, наберитесь смелости и расскажите людям о том, что вам пришлось испытать, — добавляет она. — Пообещайте мне, что так и сделаете.
Это мой последний вечер здесь. Только что закончился прощальный ужин, и сейчас мы стоим на газоне перед особняком. Темно и прохладно, но небо чистое, усеянное звездами. Люси приготовила несколько фонариков, тех самых, из бумаги, которые, когда поджигаешь их пропитанную воском нижнюю часть, поднимаются в воздух. Люси говорит, я очень много значу для всех обитателей этого дома. Надеется, что фонарики станут освещать предстоящий мне путь. Я понимаю, что, как ни странно, буду скучать по всем этим людям. Большая часть из них прожили здесь столько же, сколько я. За эти два месяца мы стали друзьями. Одна женщина-терапевт соглашается со словами Люси. Говорит, для этой группы я стал особо важным дополнением. Возможно, такое здесь в определенный момент слышит каждый пациент. Но я все равно тронут. Мы больше не разделены на «своих» и «чужих».
Теперь есть только «мы».
Стоя на газоне, каждый из нас держит в руках по зажженному фонарику. Начинаем отсчет. Потом все отпускают фонарики, не следуя какой-то конкретной очередности.
Люси обнимает меня и говорит, что нам надо и дальше поддерживать связь. Наблюдаем за плывущими в воздухе фонариками. Как же это красиво! Скоро они скроются из виду. Меня переполняет чувство благодарности.
Тяжести у меня в животе больше нет.
Теперь я могу вернуться домой.
Мотивационный тренинг
Не так давно рано утром я проснулся сам. Для меня это не очень характерно — без будильника я не просыпаюсь, — поэтому в те редкие дни, когда пробуждение случается естественным образом, я чувствую больший душевный подъем, чем обычно. В подобных случаях понимаю, что поспал столько, сколько мне действительно нужно, и что накануне поступил правильно, решив лечь в постель пораньше. В комнате кромешная тьма. Ни звука. Положив руки на живот, я несколько секунд смотрел в потолок, затем вылез из кровати, неслышным шагом прошел в ванную, довольный мыслью о том, что следую намеченному режиму. Далее медленно оделся и вышел в коридор. Решил не отвлекаться на проверку уведомлений и сообщений в мобильном телефоне. Оставил его лежать на столике. Затем, двигаясь бесшумно, обулся, надел куртку, шапку и неторопливо спустился на первый этаж. Открыв наружную дверь, сразу вдохнул холодный воздух и направился в сторону леса. Вот-вот должно было взойти солнце, однако пока что все равно было темновато. Когда я уже вошел в лес, светило появилось на горизонте, и небо мягко засияло оттенками розового и красного. Деревья были припорошены легким ночным снегом, снег на узкой тропинке скрипел под ногами. Мысли возникали в голове медленно. Я просто шел, позволяя органам чувств воспринимать нюансы холодного зимнего утра, и вскоре приблизился к покрытому льдом заливу Осло-фьорд. Я находился в более или менее спокойном состоянии, которое длилось с момента пробуждения и до той минуты, когда я уже почти дошел до мыса, где обычно поворачиваю обратно. Было впечатление, словно у меня своего рода транс: я как бы видел себя со стороны, наблюдал за этим движущимся человеком, медленно идущим по лесной тропе недалеко от фьорда в те минуты, когда ночь уступала место утру. Я был частью природы, и сама природа ощущалась во мне.
Когда шел от мыса, случилось неизбежное — как раз то, чего мне меньше всего хотелось. Голова начала гудеть от мыслей.
И они были невеселые.
Из-за этого я изменил темп, пошел чуть медленнее. Направил внимание на работу ног, а именно на мышцы бедра и голени. Уловил то, что ощущают стопы в ботинках. Заметил, что справа от пути, по которому я иду, из снега торчит какая-то растрепанная соломинка. И снова вернулся к отчетливому ощущению всего, что меня окружает. Ну и ну! В воздухе было что-то загадочное, спокойное. Потревоженный воробей спрыгнул с куста и подлетел к стоявшему впереди дереву.
Когда я наконец пришел к себе в квартиру, грустные мысли вернулись. Но на этот раз я не переживал, так как утро уже успело подарить мне то, чем я мог наслаждаться весь предстоящий день. Я вдруг осознал, что на короткое время забыл про нелегкий период, через который вынужден был проходить. Другими словами, мне удалось создать промежуток времени в течение дня, почти полностью свободный от размышлений, но наполненный покоем и тишиной.
Способы, которые применялись в ходе моего лечения в период реабилитации, во многом похожи на те, что использую я сам, когда учу людей, добивающихся хороших результатов, достигать выдающихся, или когда тем, кто привык занимать вторые места, помогаю стать лучшими из лучших, а самым обычным людям объясняю, как улучшать свое душевное состояние. Однако на этот раз я воспринимал происходящее совсем по-другому, как нечто более важное, потому что теперь моей задачей было пройти через такой нелегкий период, которого у меня никогда еще не было. В то же время нисколько не сомневаюсь, что опыт проведения тренингов по мотивации сослужил при лечении очень хорошую службу. Ко мне много раз, хоть я этого почти и не осознавал, приходило понимание того, какие шаги мне предстоит выполнить, и благодаря этому я мог вникнуть в логику лечения, несмотря на то что и тело, и разум иногда этому лечению сопротивлялись.
Процесс обучения еще не подошел к концу — и никогда не подойдет, — но я верю, что теперь понимаю суть и важность познания абсолютно всего, что есть во мне, то есть знакомства с такими чувствами, как ощущение собственной уязвимости, боязнь сделать что-нибудь не так, стыд из-за совершенных ошибок, незрелое поведение в ситуациях, в которых нужно контролировать свои эмоции. Я осознал, что в экстремальных условиях могу быть жестким, физически сильным, настойчивым и при этом зависеть от каких-нибудь лекарств. Я стыдился этого слишком долго, думая, что моя зависимость была признаком слабости или изъянов характера. Считал, что вряд ли кто-то станет доверять тренеру по мотивации, который с такой настойчивостью разрушает собственную жизнь.
Доктор Райан говорил мне, что мы все уязвимы и что это важная, необходимая часть наших чувств и эмоций. Раньше я подавлял в себе стыд, возникавший из-за того, что не считал себя достаточно успешным. Вместо того чтобы разобраться в этих чувствах, я находил способы избавиться от них или, если выразиться точнее, избегать их, однако в результате стало только хуже. В каком-то смысле я, помимо прочего, утратил способность наслаждаться приятным, положительным моральным состоянием. Ведь, подавляя плохие чувства, одновременно лишаешь себя способности ощущать их противоположность, то есть радость, благодарность и счастье. И для меня в определенный момент стали недоступны обе крайности этого эмоционального спектра.
Когда-то, сидя на коленях у бабушки, я не боялся быть чувствительным, сомневающимся, хрупким мальчиком, которому свойственно бродить в одиночестве на переменах. А когда мы собирались с друзьями у костра, я разрешал себе иногда проявлять беспокойство и тревогу. В разговорах с доктором Райаном тоже позволял себе быть неуверенным, ранимым и отчасти уязвимым. Впервые за много лет у того сильного мужчины, которым я изо всех сил старался стать, нашлась способность вернуть себя в состояние слабого мальчика. Раньше мне было свойственно по мере взросления прилагать все больше и больше усилий, чтобы чувствительную часть своей натуры заменить жесткой.
Несомненно, такая компенсация была излишней.
Я заключил с собой определенную договоренность. Долгое время заблуждался, считая, что причиной, по которой мне были нужны все более и более высокие дозы медикаментов, была хроническая боль в результате автомобильной аварии. Я трудился до изнеможения, создавая собственную компанию, и думал, что боль усиливалась из-за стресса. В то же время у меня появилось чувство вины перед детьми; сериал, над которым я работал для телевидения, обернулся провалом; меня очень жестко критиковали в СМИ; а сам я оказался не в состоянии поддерживать контакт со своими клиентами в такой степени, в какой они нуждались и какую заслуживали. Постепенно я стал все меньше спать и в конце концов решил принимать обезболивающие, чтобы устроить себе короткую передышку посреди творящегося вокруг меня хаоса. Доктор Райан, Люси и все остальные в центре реабилитации помогли понять, что у моих проблем была иная скрытая причина: я отказывался принимать уязвимую часть своей натуры. Долгие годы старался быть суровым и жестким, но потом оказалось, что для выздоровления требуется проявить по отношению к себе — такому, какой я есть, — заботливость.
К себе.
Несмотря на все мои недостатки и слабости, необходимо вернуться к нормальной жизни, сосредоточиться на текущем моменте. Не заниматься одним только преодолением препятствий. В конце концов, как можно доверять себе, если продолжаешь притворяться кем-то другим? И какой смысл ждать от окружающих честности, если я не проявляю честность ни к себе, ни к ним?
Я буду и дальше работать над собой, чтобы становиться все лучше и лучше. Но без периодов ухудшения не обойдется. Иногда, продвинувшись на шаг вперед, придется сделать два шага назад. И причина в том, что становиться лучшей версией себя — это путь бесконечный.
Но здесь и сейчас я такой, какой есть.
После нашей последней с доктором Райаном беседы я начал говорить себе, что уязвим, так же как ранее — когда был маленьким — твердил себе, что я непобедимый. Таков теперь был мой путь спасения. И в результате каким-то необычным и приятным образом я пришел к тому, что почувствовал в себе нарастающую силу. Прошло еще немного времени, и я понял, что быть таким — прекрасно, так как это, разумеется, не единственное состояние, в котором я могу находиться. Деревья, например, позволяют себе быть уязвимыми — склоняются под силой ветра, теряют листья, — но все равно сохраняют свою мощь и благодаря корням остаются на месте.
Нет необходимости выбирать что-то одно. Раннее утро — это время, наполненное атмосферой уязвимости, однако оно напрямую ведет к бодрости, появляющейся в середине утра, затем к силе, пробуждающейся после полудня, далее к вечернему спокойствию и, наконец, к ночной тишине.
Вот почему мне не нужно отказываться от ощущения своей ранимости. Наоборот, его надо принять, чтобы почувствовать собственную цельность. Когда я уязвим, это следует считать проявлением важной части моей натуры.
Просыпаясь по утрам, я должен понимать, что могу быть и нагим, и слабым, и ранимым.
Таким образом я сберегу силы для того, чтобы стать тем человеком, каким хочу быть для окружающих. Лучшее из того, что я могу сделать по отношению к другим, это, например, приготовить завтрак для того, кто мне дорог; положить записку с каким-нибудь милым посланием в коробку для школьного завтрака, которую возьмет с собой мой ребенок; отправить сообщение кому-то, кто, как я думаю, будет этому по-настоящему рад. Если у получателя плохой день, то сообщение с небольшим комплиментом может оказаться как раз тем, благодаря чему его день станет приятнее. С помощью подобных простых способов мне под силу сделать так, чтобы повседневная жизнь окружающих менялась в лучшую сторону.
Согласно результатам исследований, мы становимся счастливее, когда что-нибудь делаем для других, а не для себя; то есть радость, которую мы чувствуем, когда прилагаем какие-либо усилия ради людей, сильнее, чем радость от выполнения дел, нужных лишь нам самим. И мой опыт это подтверждает. Вся прелесть в том, что щедрость заразна, а точнее, если говорить вкратце, обладает «эффектом бабочки». Например, тот приятный комплимент, который вы однажды сделаете соседу, спустя время может привести к тому, что ваши отношения станут более дружескими, а это, в свою очередь, будет благоприятным условием для улучшения отношений между многими другими людьми в нашем обществе и в конце концов во всем мире.
Какой-нибудь пустяк способен очень сильно повлиять на будущее.
Вы и я можем достичь единства лишь в том случае, если начнем посвящать себя чему-то большему, чем то, что представляет собой каждый из нас; а затем нам удастся объединиться со всеми остальными. И тогда каждый почувствует, что значит быть частью стаи, как говорил Пер Фугелли.
Когда я приехал в реабилитационный центр, то казался себе самым одиноким в мире. Переживая из-за проблем, чувствовал обособленность от окружающих и думал, что стыда было бы меньше, если бы никто вообще не знал, кто я такой на самом деле, считал, что бояться тоже пришлось бы меньше, если бы никто меня не замечал. Но, начав жить в том доме и посещать сеансы групповой терапии вместе с другими людьми, страдавшими той или иной зависимостью, я понял, что все совсем не так, как мне казалось на первый взгляд. Я попал в самое необычное общество из всех, с которыми мне доводилось сталкиваться ранее, даже в годы военной службы, и вдруг осознал, что именно в этой компании получил возможность проявлять все стороны своей натуры. Мне довелось стать частью группы, представлявшей собой диковинный коллектив неординарных, забавных и мудрых людей. В их обществе я мог делиться мыслями, которые крутились в голове по ночам. Мне помогали, и я начал избавляться от пагубных размышлений, как от сорняков. Осознал, что в мире много людей, к которым можно обратиться за помощью. Думаю, все мы, проходившие тогда реабилитацию, вероятно, долгое время дурачили своих близких. До приезда в центр мы умудрялись скрывать от них, что приближались ко дну. Никто из нас не попытался рассказать им все как есть. Мы ведь боялись, что друзья от нас отвернутся. Что самые близкие сочтут нас предателями. Что те, кто нас любит, захотят с нами порвать.
Присоединившись к группе, я получил больше возможностей быть таким, каким хотел. Решившись вступить в круг людей, осознал, что в нем было место и для меня. А потом пошел дальше, начав общение с еще более многочисленным сообществом, которое находилось за железными воротами: в лесу ранним утром я слушал журчание ручья, пение птиц и шум ветра, срывающего с деревьев последние листья.
По утрам наши разум и тело «перезагружаются»; до этого мы восстанавливались, очищаясь от всего, с чем сталкивались в течение прошедшего дня, — от беспорядочно поступавшей к нам информации, ожиданий, обязанностей и ответственности. А еще от назойливых мыслей о прошлом или будущем и от задач, требовавших нашего внимания.
Момент, когда мы просыпаемся и открываем глаза, — это время, когда мы пребываем в наибольшей гармонии с самими собой. Эго еще не пробудилось, а мы сами находимся в промежуточном состоянии между сном и бодрствованием, поэтому в такое время мы ближе всего к своему истинному «я». В эти минуты нам легче всего плыть по течению и ощущать единство с природой, чувствовать, что мы являемся частью чего-то большего, чем просто «мы». Именно это мне и помогло: я признал, что в общей картине происходящего я представляю собой нечто крошечное, песчинку.
И в результате давящее чувство у меня в голове стало слабее.
Меньше думайте, больше отдавайте, любите и живите.