Человеческий мир – это мир сложных ситуаций, в которых «естественные реакции» далеко не всегда применимы. Это относится и к страху перед чужаками, который в человеческих обществах принимает характер ксенофобии – агрессии по отношению к приезжим, мигрантам, вообще «не таким, как мы». Бояться чуждого естественно, но между страхом и гневом нужно сделать паузу.
В этой паузе мы успеваем спросить себя: чего мы боимся? Действительно ли это так страшно? Реальная ли перед нами угроза или скорее мнимая? Мы можем исследовать вопрос, можем напомнить себе, что чужаки – такие же люди, как мы, отделить прямую угрозу от иллюзорной (внушенной, преувеличенной).
Если гнев следует за страхом почти автоматически, можно легко совершить несправедливость: обвинить невиновного, навредить слабому. Связка «страх – гнев» не оставляет места для великодушия.
Вот пример ситуации, с которой я лично не сталкивался, но не раз слышал о подобных случаях от знакомых и читал о них в СМИ.
В обычный школьный класс приходит ребенок с особенностями, и родители «обычных» детей начинают возмущаться и писать петиции, требуя «убрать ненормального туда, где ему самое место». Эту просьбу обосновывают как тем, что новичок «опасен для наших детей», так и тем, что «ему нужны особенные условия, пусть и учится дома или в коррекционной школе».
За гневом здесь, безусловно, стоит страх. Особенно если речь не просто об аутизме или синдроме Дауна, а о ребенке со сложным, необычным поведением, с проявлениями агрессии. «Почему наши дети должны страдать и терпеть присутствие ваших уродов?!» – заявляют родители. Если же кто-то заступается за такого ребенка, ему возмущенно возражают: «А если он вашему глаз выколет, вы будете так же прекраснодушны?»
Родители, которые просят «убрать неудобного куда подальше», испытывают страх. Этот страх многомерен.
Во-первых, они боятся непредсказуемости, неопределенности. Они плохо представляют себе, как проявляются те или иные особенности, они незнакомы с конкретным ребенком, и желания знакомиться ближе у них нет. А если нет знакомства, то нет и понимания, а значит – есть страх.
Во-вторых, родители ощущают себя пострадавшими и обделенными, иногда – заранее. Это происходит, даже если особенный ребенок не проявляет агрессии. Родители протестуют, например, против того, что «он будет отнимать у учительницы время, предназначенное для наших детей». «Почему мы должны за это платить?» «Мы сами нуждаемся! У нас у самих мало!» – вот подспудный мотив возмущения. Страх лишиться дефицитного ресурса против своей воли, страх невозможности защитить свои границы, отстоять безопасность своего ребенка и его право на образование.
Под всем этим лежит глубинное и порой небезосновательное недоверие к школьной системе – «они неспособны справиться даже с обычными детьми, а уж при наличии трудного в классе точно начнется кавардак».
Так страх лишает людей великодушия, мгновенно превращается в гнев и толкает на жестокие поступки. Ведь лишение права на обучение в обычной школе, на социализацию в среде себе подобных, безусловно, жестокий поступок по отношению как к самому особенному ребенку, так и к его родным.
Конечно, медиатором тут должна выступить школа: успокоить родителей, показывая, что учитель имеет подходящие методики, может справиться с неудобным поведением ученика или удовлетворить его потребности, не обделяя других ребят. В некоторых случаях возможно добиться, чтобы на занятиях присутствовал тьютор, и т. п. Но и от родителей тоже требуется шаг навстречу: чуть больше информированности, великодушия и сочувствия – с их помощью страх и гнев могут быть снижены.
«От меня не убудет», – говорят люди, когда считают, что могут поделиться своим ресурсом без ущерба для себя. Иногда очень важно правильно, не занижая, оценить свои ресурсы и понять, что «от меня не убудет», тогда связка «страх – гнев» перестанет быть такой жесткой. Это и есть механизм сочувствия. Мы можем сочувствовать только тогда, когда перестаем бояться, что у нас отберут самое необходимое.
Почему одни люди щедры, а другие скупы? Почему многие считают щедрых «святыми, не от мира сего» или просто дурачками? Щедрость, способность отдавать любые ресурсы (время, силы, деньги) не напрямую зависит от их количества. Скорее она зависит от нашего самоощущения. Если мы считаем себя маленькими и бедными, то не можем быть щедрыми – нам нечего отдать, и мы будем бояться, что у нас кто-то что-то отберет: «самим мало». Если же, адекватно оценив свои ресурсы, мы видим, что их не так уж и мало, то можем позволить себе быть щедрыми и сочувствовать людям. Сочувствие и помощь другим в любой форме дают уверенность в себе и повышают самооценку. В этом нет ничего плохого – наоборот, это очень хорошее вознаграждение. Но нужно быть способными понять, что это не «у нас отнимают последнее», а мы можем сами, по своей воле делиться тем, чем хотим.
Еще один шаг – понять, что в некоторых ситуациях то, чего мы боимся, на самом деле не отнимает у нас ресурсы, а дает их. Общение с особенным ребенком не только отнимает внимание учителя у других детей, но и развивает их эмоционально и социально. Если в городе живут люди с разных концов света, это не только отнимает рабочие места у старожилов, но и создает новые, а еще – обогащает культуру города. Понимание этого позволяет «сменить гнев на милость».
Пример с начальником и авторитетным экспертом особенно показателен. Если начальник боится умных людей рядом с собой, это снижает эффективность его работы, ведь он не может близко сотрудничать с теми, кто мог бы дополнить его в том, чего он сам не умеет или не знает. Люди с уязвленным самолюбием окружают себя посредственностями – это безопаснее. Хороший обратный пример – царь Александр III: он не был особенно талантлив, но ничуть не переживал по этому поводу, не боялся за свой недосягаемый авторитет и окружал себя умнейшими министрами, многое сделавшими для процветания России. К сожалению, его правление оказалось недолгим, а Николай II был гораздо менее уверенным в себе человеком и болезненно относился к необходимости отдавать министрам решение важных вопросов.
Если сделать паузу между страхом и гневом, а в этой паузе немного потрудиться (повысить свою информированность, лучше познакомиться с тем, чего боишься, пробудить в себе сочувствие, понять, что у тебя больше ресурсов, чем ты думал раньше), это поможет снизить страх, а значит, и необходимость реагировать на него гневом.
Как отличить гнев от печали
Все мы иногда оказываемся в жизненных ситуациях, где ничего не можем сделать. Но наша психика не так пластична и послушна и не всегда «соответствует» подобной ситуации. Многим бывает трудно «просто подождать» или «покориться судьбе»: такие люди, даже видя, что не в состоянии ничего изменить, продолжают оставаться напряженными. Это напряжение ищет выхода. Иногда единственное, что доступно человеку, – найти виноватых и накинуться на них со всем пылом.
В этом случае можно сказать, что человек использует гнев вместо печали, потому что печаль ему недоступна.
Переживание горя (да и вообще переживание любого безвыходного положения, бессилия перед обстоятельствами) имеет свои фазы, о которых вы, вполне возможно, слышали. Они даже вошли в разнообразные мемы: «отрицание, гнев, торг, депрессия, принятие, суббота, воскресенье».
Мы переживаем эти фазы по-разному, иногда застревая на какой-то из них, а какие-то пропуская. Это зависит от характера и от ситуации.
В этой книге нас интересует фаза гнева.
Нередко человеку с бурным темпераментом и/или активной жизненной позицией неуютно находиться в состоянии тревоги, неопределенности или грусти, и он останавливается на фазе гнева, обрушивая его на тех, кто, по его мнению, виноват в случившемся. Например, отец ребенка пытается «вытрясти душу» из ни в чем не виноватой акушерки, когда недоношенного ребенка после рождения пришлось отправить в реанимацию.
Это устроено так: люди ропщут на несправедливость судьбы, но этот гнев как бы некому адресовать, и он падает на тех, кто оказался рядом и хоть немного связан с происходящим. Если вспышка кратковременная, человек может быстро опомниться, извиниться и перейти к следующему этапу проживания собственного бессилия (например, начать «торговаться с судьбой» или грустить по поводу случившегося). Но иногда человек застревает в фазе гнева. Если отец ребенка склонен обвинять окружающих и при этом ребенок не выживет или у него будут серьезные последствия недоношенности, то такой человек может затеять судебный иск, даже если вины врачей действительно нет.
Похоже, что подобный способ переживания печали (ее замещение гневом) характерен для людей с определенным характером. Плохо, что если печаль, даже очень сильная, рано или поздно хоть немного да смягчится, то гнев может длиться бесконечно, вспыхивая и затухая. Чем серьезнее событие, тем труднее будет человеку смягчить гнев: ведь это значит начать переживать горе. К тому же в гневе он может нанести несправедливые обиды или ущерб неповинным людям.
Иногда, если речь о близком человеке, мы можем помочь ему выйти из состояния гнева и начать печалиться. Простых рецептов тут нет, ведь печаль, горе по поводу потери – очень сильное чувство. Поэтому и инструкций не будет; каждый случай индивидуален. Но вот несколько историй, которые могут помочь.
Маша:
Когда у мамы умер кот, она решила обвинить в этом соседей. Стояло жаркое лето, а кот пушистый и старенький. Мама нашла его под кустом – скорее всего, у бедняги сдало сердечко. Она почему-то решила, что соседи каким-то образом причастны к смерти кота, пришла к ним на крыльцо и стала кричать, что пойдет в суд и слупит с них огромную сумму денег. При этом она их реально очень сильно оскорбляла, например заявляла, что их огромный дом построен на ворованные деньги! Эта идея о суде с соседями не покидала маму до самого вечера. Помогло только то, что я стала показывать ей на телефоне старые фотографии любимца, еще котенком. Мама разрыдалась и как-то приняла случившееся. Мы потом долго извинялись перед соседями – в тот день я сама, а мама уже на следующий.