Антон:
Я помню, как было, когда умерла мама. Я был подростком, и меня постоянно охватывала жуткая злоба на весь мир, беспричинная, как мне казалось. У нас были хлипкие фанерные двери – они были все в дырах, я их пинал. Ночью шел и бил водосточные трубы с ноги, резал сиденья в автобусах. Просыпался оттого, что в злобе скрежещу зубами. Иногда чувствовал такую ненависть к младшему брату, что хотелось его убить. Еле сдерживал себя. Однажды я остался после уроков переписывать контрольную по физике, а потом зашел в библиотеку – надо было взять книжку для урока по литературе. Читать я ее не собирался, просто без книжки на уроке ставили двойки. И вот я зашел туда, а старенькая библиотекарша поручила мне полить все цветы, которые стояли у нее на окнах. У нее была маленькая лейка, которую приходилось все время наполнять. Поэтому я потратил на полив полчаса. И вот это хождение туда-сюда по пустынной школе и поливка сухой земли в цветочных горшках привели меня в какое-то медитативное состояние спокойной печали… Нахлынули воспоминания… Я не знаю как, но злость моя прошла. Той ночью мне впервые снились хорошие сны.
Елена:
Бабушка много раз рассказывала. Ее мать, моя прабабка, умерла при родах четвертого ребенка. Прадед был в такой ярости на этого ребенка, что хотел просто оставить его «подыхать на улице». Время было суровое, край таежный, никто бы и не заметил. Тогда теща, прабабкина мама, потихоньку взяла ребенка и ушла за десять километров к соседке, никому ничего не сказав. А старших детей с отцом оставила. Они тоже маленькие, плачут, пищат, есть хотят. Некуда деваться – стал их кормить, возиться с ними. Из дома не уйти. Так просидел с ними несколько дней, пока теща не вернулась. За это время гнев прошел, прадед ребенка принял и никогда больше не вспоминал, что тот «виноват» в смерти матери.
Для меня в этих рассказах есть кое-что общее. Гнев тут похож на тяжелую глыбу льда, которая лежит на пути всех других, более нежных и тонких чувств, блокирует их. Ее можно растопить воспоминаниями, заботой о ком-то или о чем-то. Гнев тает, и чувства снова оживают.
Как отличить гнев от стыда
«Ты виновата во всех моих бедах!» – гневается на жену герой повести Достоевского «Неточка Незванова». Неудавшийся музыкант, он много пьет и нигде не может ужиться из-за дурного характера, но винит не себя, а ее. Чувство вины и особенно стыда («неужели я не гений, а посредственность?!») настолько нестерпимы, что их «не пускают на порог». Гнев и тут выступает в качестве блока, спасающего от других, более сложных эмоций.
Иногда бесцеремонные, жесткие люди как будто соревнуются, кто первый обвинит другого. Собственный гнев служит каждому словно доказательством того, что прав именно он. (Существует и противоположная точка зрения: «Ты сердишься, Юпитер, значит, ты неправ». Но это тоже не вполне верно – можно сердиться и быть правым, эмоции и позиция не всегда зависят друг от друга.) Все наверняка видели такие ситуации при мелких авариях: водители выскакивают из машин и принимаются яростно жестикулировать (хорошо еще, если не драться).
Гнев очень часто замещает стыд и вину у людей, которые любят обвинять других. Но не только в этом случае. Помните выше пример про Надю, которая не хотела идти на вечеринку в бассейне, потому что там все в купальниках? Она разозлилась на подругу, которая устроила эту вечеринку. Хотя Надя и не показала подруге свой гнев, он, безусловно, был сильным. Но этот сильный гнев на самом деле замещал другое, еще более сильное и неприятное чувство: стыд. Надя очень стыдится своего тела, потому и не хочет идти на вечеринку в купальнике. Гнев на подругу (ну как ей могло такое прийти в голову?!) помогает меньше чувствовать стыд.
Люди, для которых весьма значимы мнения и оценки окружающих, особенно часто гневаются «вместо стыда». Стыд вообще неприятное, «ядовитое» чувство. А если для кого-то особенно важно, чтобы другие не увидели его недостатков, – стыд может быть поистине нестерпимым. Связка «стыд – гнев» срабатывает у таких людей автоматически: ты заставил меня почувствовать себя уязвимым, несовершенным? – я тебя уничтожу. Именно эти люди становятся самыми коварными завистниками, самыми опасными врагами, самыми мстительными преследователями.
Ника:
Мой бухгалтер казался мне достойным и приятным человеком, пока не случилось вот что. Однажды он напился и в пьяном виде стал присылать мне в мессенджере непристойные откровения, в которых выступал не в самом лучшем виде. Видимо, когда он был пьян, ему по каким-то причинам нравилось рассказывать о своем унижении. Но потом он протрезвел, ужаснулся тому, что открыл свои «постыдные тайны», как он, видимо, их воспринимал, – и стал мне мстить. Это было ужасно тягостно, потому что в его руках были финансы моей фирмы. Мы с трудом уладили это дело.
Иногда все еще сложнее: вина, которую человек заменяет гневом, даже не реальная, а воображаемая и за ней тоже что-то скрывается. Например, одному из моих клиентов казалось, что он плохо обращался со своей старенькой мамой, из-за чего она страдала перед смертью. На самом деле он обращался с ней хорошо, но из-за высоких требований к себе считал, что сделал недостаточно. Долгое время он даже не догадывался о своем чувстве вины, потому что подавлял его, гневаясь на брата, который уже давным-давно жил в Канаде. Очевидно, тот сделал для мамы еще меньше, чем он сам, поэтому можно было злиться на него, чтобы не обвинять себя. Сначала мы разобрались со злостью в адрес брата, и клиент почувствовал вину; затем он понял, что вина была чрезмерной и, в свою очередь, скрывала под собой глубокую печаль… Вот такие кульбиты выделывают порой наши эмоции; как психотерапевту, мне часто приходится распутывать подобные узлы.
Глава 3. Как перестать злиться на себя
Почему мы злимся на себя
Почему мы посылаем гнев самим себе? Чего хотим от себя потребовать? От кого защищаем свои интересы?
Иногда у нас есть веские причины для того, чтобы гневаться на себя. Некоторые серьезные ошибки вызывают непоправимые последствия, о которых мы не можем не жалеть. Такая злость на себя – не столько злость, сколько смесь вины и печали; иногда простить себя бывает очень трудно.
Андрей:
Я злюсь на то, что я в молодости не следил за здоровьем и теперь из-за этого умру на десять-двадцать лет раньше, чем мог бы, да и качество жизни будет так себе. Больше злиться не на кого, определенно сам виноват! Раньше сильно злился, теперь поменьше.
Но много чаще мы злимся на себя вместо того, чтобы разозлиться на других. Так происходит по нескольким причинам.
1. Я сам – это доступный и безопасный объект для злости. Я не могу развестись сам с собой, не смогу себе неожиданно отомстить, и конфликт с самим собой кажется не таким страшным, как с близким человеком или с тем, от кого я завишу.
Дмитрий:
Однажды у меня были отношения, в которых я постоянно себя обвинял. После ссор с девушкой мне хотелось кусать себя, так я был зол. Несколько раз даже бился лбом об стену – по-настоящему, не метафорически. Я понимаю, что злился на девушку. Я категорически не хотел от нее уходить, но при этом мне было очень больно из-за того, как она со мной общалась. Выплеснуть свою злость на нее я не мог, оставалось заниматься самой настоящей самоагрессией. Как только мы расстались, все прошло без следа и в других отношениях не повторялось.
2. Иногда злиться на другого кажется неправильным или грешным. Человек запрещает себе злиться и берет ответственность за ситуацию на себя. «Сам виноват!» – говорит он, обосновывая это, например, «взрослой ответственной позицией» или тем, что у него «внешний локус контроля». По этому поводу существует много ложных убеждений, которые мы разберем.
Антонина, моя клиентка, раз за разом доказывает мне, что никто кроме нее в ее семье неспособен отвечать за себя и что именно она должна всем уступать, всех понимать и всем идти навстречу. Ведь мать очень старенькая, у нее начинается деменция; старший сын совершеннолетний и уже не вполне ощущает себя частью семьи; муж страдает депрессией; средняя дочка – сложный подросток, у нее много неуверенности в себе; ну а младшая еще совсем малышка. Вот почему никто в доме ни за что не отвечает, кроме Антонины. И злиться ей не на кого, кроме себя. «Ведь я сама решила завести столько детей. И мужа наверняка могла бы больше веселить, если бы постаралась».
3. Если я виноват, то как будто контролирую ситуацию. Гораздо проще думать, что у меня много сил и возможностей, но я совершил или совершила ошибку или грех, чем признавать свое бессилие.
Многие женщины, например, считают себя виноватыми в том, что у них:
– ушел муж (надо было его удержать, быть лучшей женой!);
– нет секса в браке (он меня такую не хочет, надо похудеть);
– муж пьет (запустила, вовремя не занялась, не остановила…);
– взрослый сын или дочь принимает наркотики (плохо воспитала);
– муж не сделал карьеру (настоящая жена умеет вдохновлять!)
и так далее, до полного абсурда.
Расстаться с самообвинениями в этом случае означает расстаться с иллюзией сверхконтроля, а значит – с мыслью о том, что в принципе, если постараться, все можно исправить своими силами.
Этот психологический механизм берет начало в детстве. Ребенку проще поверить в то, что он, например, виноват в разводе мамы и папы якобы из-за того, что он плохо себя вел, чем в то, что хороший родитель мог его покинуть. Осознание потери для него невыносимо, и он заменяет его чувством вины. Взрослые могут вести себя точно так же.
Злость на себя может принимать разные формы – от экстремальной самоагрессии (вплоть до попыток суицида) до самообвинений и самонаказаний.
Механизмы, запускающие злость на себя, разнообразны