Мне нечего было на это ответить. Моя психика действительно вела себя странно. Возможно, из-за стресса. Чувство утраты тоже может творить с людьми странные вещи — это я помню с тех пор, как умер мой отец. Видишь в толпе человека, узнаешь его, начинаешь звать по имени и только потом понимаешь, что это не может быть он. Но если я не могу сказать доктору правду, будет ли в этом смысл?
— Чем они смогут мне помочь? Ведь при беременности лекарства пить нельзя.
Он продолжал вести машину:
— Теперь некоторые можно принимать без опасения.
Я задумалась — откуда он это узнал? Искал информацию о психозах? А что, если именно это сейчас со мной и происходит?
Я не чувствовала, что схожу с ума, но представила, какое впечатление мой рассказ произведет на профессионального психотерапевта, и ощутила легкую тревогу.
Когда это случилось, я не сразу поверила. Я о беременности. Мы с Ником так долго старались, отмечали всякий раз, когда у меня начиналась изжога, когда пучило живот или кололо в боку! Даже обнаружив на бедрах кровь, я убеждала себя, что это ложные месячные. Надежда иногда заставляет выдавать желаемое за действительное. Надежда ослепляет. Потом, встретив тебя, я поняла, что подобная надежда мне не нужна, и стала мухлевать со сроками — старалась делать тесты на овуляцию, только когда Ника не было дома, и вводила в календарь неверные данные, сдвигая окно фертильности. Спать с кем-то, еще и притворяться, что хочешь ребенка от мужа, было опасно. Я даже не могла сказать, что время еще не пришло. Мы переехали за город, я бросила работу. А время… Оно давно ушло.
Однажды, через месяц или два после того, как мы встретились впервые, я решила сделать тест на беременность, просто чтобы рассеять сомнения. Да, странные судороги и постоянное чувство голода, утренняя тошнота при виде молока, лифчик, натирающий увеличившуюся грудь. Но это невозможно. Я не забеременела. У других женщин получалось через месяц-другой попыток. Но я старалась забеременеть целых три года. Впрочем, в последнее время слово «старалась» следовало бы заменить на «принимала неизбежное», покорно и печально.
И вот это произошло. Я сидела, смотрела на тест и не верила своим глазам: «Это невозможно. О боже! Что-что-что?!» Я попробовала посчитать. Разумеется, был Ник — обязательное ежемесячное испытание, однозначно слишком позднее для зачатия — я была в этом совершенно уверена. Потом ты. И мы были осторожны… но, похоже, недостаточно осторожны. И вот тогда, сидя на унитазе со спущенными джинсами, я решила — расскажу тебе, узнаю, что ты скажешь. Это было бы избавлением для нас обоих. Ребенок. Мое сердце переполняли страх и ожидание. Это был способ вырваться из опостылевшей жизни. Я это точно знала. А теперь… Теперь я оказалась в еще более страшной западне, чем прежде.
Ник своеобразно порадовался моей беременности. Я сообщила об этом походя, стараясь не глядеть ему в глаза:
— Кстати, у меня задержка.
Он схватил меня за руку:
— Как давно?
— Ну… точно не знаю. Несколько недель.
Ник с подозрением уставился на меня.
Он и сам скоро обо всем догадался бы, поэтому пришлось поставить его в известность первым, до того, как я набралась смелости рассказать тебе. Он бы заметил, если бы я не включила тампоны в список покупок. Тебе же я могла не рассказывать еще месяца три, пока оценивала свои шансы и отчаянно пыталась придумать, что делать дальше.
Иногда, когда задумываешься о событиях собственной жизни или рассказываешь о них подруге, ловишь себя на мысли: «В самом деле?» Вот она я — ярая феминистка Сьюзи, которая даже не может незаметно купить тампоны, потому что у нас один банковский счет на двоих, я ничего не зарабатываю, все покупки делает он, потому что идти до магазина далеко, а машина у нас тоже одна на двоих. И даже если заказать через интернет с доставкой, он обязательно изучит все квитанции, чтобы убедиться, что ничего не забыли положить.
В то утро он съездил в магазин за тестом на беременность. При этом опоздал на работу, ничуть об этом не тревожась. Гибкий график, пояснил он. Впервые об этом узнала. Он стоял надо мной, пока я выполняла положенные процедуры, и ждал. Я уже знала, что покажет тест, но все еще изо всех сил молилась: «Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста», хотя и не понимала, о чем именно молюсь. Розовая полоска. Развилка на дороге. Лезвие гильотины. Такие вещи могут изменить жизнь.
Врач — бойкая женщина средних лет с жуткой сливовой помадой на губах и собачьей шерстью на юбке — оказалась вполне доброжелательной:
— Насколько я понимаю, у вас возникли некоторые проблемы, Сюзанна?
Ник вошел в кабинет вместе со мной. Я подумала, не попросить ли его выйти. Но как это будет выглядеть?
— Все хорошо, — устало ответила я. — Просто вымоталась.
— Она постоянно спит, — сказал Ник. — Не знаю, с чего она вымоталась.
Легкая нотка озабоченности, прикрывающая очередную издевку.
— Возможно, у вас анемия. Это случается при беременности. Когда будете выходить, назначьте у медсестры анализ крови.
По всему было видно, что врач хотела поскорее избавиться от пациентки и поставить карточку на полку, и меня это вполне устраивало. Но не Ника.
— Остается еще рассеянность, — заявил он, взяв меня за руку и сплетя пальцы с моими. — Она постоянно забывает код сигнализации. То ей жарко, то холодно, то снова жарко. Это тоже беременность?
— Дело может быть в гормонах, да, — теперь врач нахмурилась.
Мне показалось, что она мысленно поставила галочку напротив предродовой депрессии или чего-то в этом роде. А такая вообще есть?
Еще она в последнее время… раздражительна, иррациональна, тревожна.
— Я здесь вообще-то, — пробормотала я.
Врач быстро подняла на меня глаза и что-то отметила в своих записях.
— Опять же, гормоны могут приводить к перепадам настроения. Такое довольно часто случается.
Ник с серьезным видом наклонился вперед:
— Мне бы очень хотелось знать, чем я могу помочь. Она кажется такой несчастной. Часами бродит по полям.
Я уставилась на него:
— Ты же сам велел мне гулять каждый день!
— Я говорил только о легкой прогулке, дорогая. Тебя же иногда не бывает часами.
— Но… — я умолкла.
Неужели это газлайтинг[1]? Как объяснить, что он отчитывает меня, если я гуляю слишком мало?
— Избегайте излишней физической нагрузки, особенно в этом триместре. Когда в организме мало железа, вы начинаете очень быстро утомляться, — врач вбила что-то в компьютер. — Сделаем анализ крови, проверим щитовидку и так далее. Иногда беременность протекает тяжело. Возможно, будет полезен откровенный разговор с другом.
Ну да… Просто расскажи всем, что спала с кем-то еще, кто без следа испарился, и это может быть его ребенок. Да без проблем!
Ник нахмурился:
— Надеюсь, это не серьезно? Ей не нужны, ну, не знаю… антидепрессанты или еще что-нибудь?
Я с удовольствием увидела, каким взглядом врач смерила моего мужа: кто-то взялся учить ее, как лечить пациента.
— Для этого еще рано. Сначала сдать кровь, не бояться отдыхать и, как я уже сказала, поговорить с кем-нибудь, если захочется.
Вот и все. Мы были свободны.
Когда мы сели в машину, Ник принялся ворчать:
— Ну, и много от них толку? Зачем мы только платим налоги?
— Ты в самом деле предпочел бы накачать меня лекарствами до того, как мы что-нибудь узнаем?
Сам же знаешь, что ем я, ест и ребенок, — ответила я ему его же словами, заставив поморщиться. — Может быть, мне стоит просто поговорить с кем-нибудь. Нора…
— Кстати о ней. Кто эта женщина? Вы с ней и познакомиться не успели, а ты уже хочешь поговорить с ней по душам?
— Я не…
— Кажется, в ней есть какая-то странность. Лучше тебе сосредоточиться на доме, приготовить нормальный обед, что-нибудь в этом роде.
Я прикусила язык и почувствовала, как слова копятся во мне, будто вода в передавленном ногой шланге. У меня здесь всего одна подруга… даже еще и не подружились толком, а мне не разрешают и этого. Выступившие слезы медленно покатились по щекам, и я утерла их рукавом кардигана. Бумажных платков я с собой, конечно же, не носила.
Ник посмотрел на меня и вздохнул:
— Тебе пора разобраться, чего ты хочешь, Сьюзи. Просто уму непостижимо — я дал жене все, чего она хотела, а она плачет да жалуется!
Я ничего не ответила. Думаю, Ник и понятия не имел, как часто я плачу. Остаток пути до дома мы ехали молча. Он остановился возле дома. «Ива» — какое дурацкое название. Я скучала по своей квартире 2С на Гринхем-стрит.
— Мне пора на работу. Надеюсь, ты сумеешь выключить сигнализацию?
— Не знаю, — выдохнула я, вылезая. — Я вообще не знаю, доверяешь ли ты мне, — добавила я сквозь слезы.
— Доверие нужно заслужить, — буркнул он и уехал.
Вместо того чтобы войти в «семейное гнездышко», я развернулась и отправилась к Норе. Она, конечно же, оказалась дома. Она всегда там была.
— Привет! — воскликнула она, выходя из-за угла «Плюща».
На ней была перепачканная одежда для работы в саду. Лицо раскраснелось от усилий.
— А я тут думала — куда это вы уехали?
— Я хотела бы воспользоваться твоим предложением, если не возражаешь, — сказала я. — Не прогуляешься со мной?
Нора
Сьюзи вернулась, когда я взялась за очень запущенный сад, радуясь ощущению земли под ногами и принюхиваясь к резкому запаху почвы на руках. В Аплендсе нас учили садоводству — полезный навык для человека, который хочет выбраться из этой дыры. Это был честный труд, к тому же помогавший успокоить разбушевавшиеся мысли. Растения не могли скрыть своей истинной сущности. Не то что люди. При случае стоит сказать Сьюзи, что ее растениям уже не помочь их следовало укрыть при первых же заморозках.
Конечно, я согласилась на прогулку. Переоделась, сунула ключ под цветочный горшок — теперь я жила одна и очень боялась, не попав в дом, остаться на улице. Сьюзи сходила за собакой и вернулась настоящим клубком из поводка, шарфа и куртки. Я с удивлением смотрела, как она включает сигнализацию.