Мерецков. Мерцающий луч славы — страница 5 из 99

— Ты будь здесь, а я с группой бойцов зайду с правого фланга и ударю по белым, отвлеку часть их сил с центра, ты же поднимай людей в атаку!

Говорков с минуту помолчал, потом решительно возразил:

— Давай сделаем наоборот, Кирилл: я с группой бойцов ударю по правому флангу, а ты оставайся в центре. Если прорвёшь вражескую оборону, пожму тебе руку.

— Согласен! Я подниму людей в атаку, когда ты ударишь по правому флангу. — Помедлив, Мерецков добавил: — Я давно заметил, что самое уязвимое место у врага — фланги, так что наша возьмёт!

Это был большой риск, но Мерецков уверовал в то, что оборону белых он сломает. И это ему удалось, хотя атака длилась не так долго, и вот уже красногвардейцы следом за ним ринулись на белых, забросав их окопы ручными гранатами. Где-то в стороне повёл бойцов в атаку и командующий Юдин.

— Зря он пошёл, — едва не выругался Мерецков, когда Настя подползла к нему под огнём противника и сообщила об этом. — Не место Юдину в атакующей цепи, ему важно руководить боем.

А бой всё разгорался, и враг не собирался отступать. Он вводил в сражение всё новые и новые силы, и красногвардейцам было нелегко сдерживать его атаки, которые следовали одна за другой. Над степью столбом стоял чёрный густой дым, то там, то здесь рвались снаряды белых, разбрасывая в стороны пласты чёрной земли. Неподалёку от Мерецкова упал боец. Видно, его задел осколок от снаряда, и ему стало так больно, что он крикнул санитарке:

— Сестрица, милая, спаси! У меня мать больная, она ждёт меня домой…

— Потерпи, солдатик, я сейчас… — отозвалась медсестра, перевязывая ногу другого бойца. Серая парусиновая сумка с медикаментами мешала ей, глаза слезились от смрада и дыма, висевшего над жухлым полем, но руки девушки работали сноровисто.

Наблюдая за ней, Мерецков невольно подумал: «Пули свистят над головой, а ей хоть бы что!» Пока санитарка возилась с перевязкой, он подполз к раненому, окликнул его, но тот даже не пошевелился. Наверно, от боли сознание потерял, решил Кирилл Афанасьевич. Наконец медсестра выхватила из своей сумки перевязочный пакет, подползла к раненому и, наклонив к его груди голову, прислушалась, дышит ли он.

— Умер солдатик, товарищ комиссар. — Голос у неё сорвался, а в глазах заблестели слёзы. — Такой красивый — и погиб…

— Без слёз, сестрица! — одёрнул её Мерецков. — В пяти метрах от тебя лежит боец, раненный в плечо, окажи ему помощь…

— Ясно, товарищ комиссар, я сейчас…

Медсестра поползла к очередному раненому. Пули свистели рядом, и Мерецков боялся, что они зацепят девушку. В отряде было десять медсестёр, трёх убили во вчерашнем бою.

Мерецков поднял голову. Атака красногвардейцев не захлебнулась, и они продолжали теснить белых. И вдруг по цепи раздался тревожный крик:

— Убит командующий!

У Мерецкова бешено заколотилось сердце. Неужели Юдин погиб? Не верилось… Ещё вчера тот рассказывал ему о своей встрече с Михаилом Фрунзе[6], говорил, что в Красной Армии это, пожалуй, самый талантливый военачальник и храбрый командир. Что делать? Степь от разрывов снарядов и огня почернела, стала какой-то чужой и неузнаваемой. А ещё недавно над нею пылало июльское солнце, в голубом небе парили орлы… Но почему молчит Говорков? Где он и наступает ли? И в это время послышались крики «ура». Наконец-то Говорков ударил по левому флангу, и белогвардейцы дрогнули. Они выскакивали из окопов и в беспорядке отступали к Казани. У Мерецкова мелькнула тревожная мысль: не ранен ли Говорков? Короткими перебежками он добрался до передних окопов, где находился командир отряда со своим штабом. Говорков, увидев Мерецкова, заметно обрадовался.

— Комиссар, давай с бойцами сюда, на правый фланг! — громко крикнул он.

«Жив Фёдор!» — пронеслось в голове Кирилла Афанасьевича. Он поднялся с земли и во весь голос закричал:

— За мной, в атаку!..

Бойцы ринулись следом за ним. Прорыв был стремительным, и, когда белые попытались остановить красногвардейцев, открыв по ним бешеный огонь, это им не удалось. Завязалась рукопашная схватка, было уничтожено немало белогвардейцев, а те, которым удалось бежать, в панике побросали оружие.

— Комиссар! — окликнул Говорков Мерецкова. — Давай ко мне! — Командир отряда дышал тяжело и неровно, на правой щеке у подбородка сочилась кровь.

— Ты ранен? — забеспокоился Мерецков.

— Так, царапина. — Говорков платком вытер щёку. — Ты, Кирилл, пока затишье, прикажи бойцам собрать всё трофейное оружие, особенно пулемёты. У нас их единицы, а тут наберётся десяток, если не больше. Я же попытаюсь связаться со штабом Левобережной группы войск. Если Юдин и вправду убит, кто принял на себя командование? Я хочу оперативно согласовать наши дальнейшие действия. Казань-то рядом…

Под вечер, когда над степью сгущалась темнота, а в небе проклюнулись первые звёзды, отряд Говоркова начал продвигаться по левому берегу Волги, уничтожая по пути мелкие группы и заслоны, выставленные противником. Мерецков завидовал Говоркову: тот храбро и ловко вёл за собой бойцов, всё у него было точно рассчитано, всё взвешено. Когда противник открывал огонь, Говорков вмиг передавал по живой цепи команду «ложись», а когда огонь стихал, вновь поднимал людей в атаку. «А вот левый фланг Говорков упустил, — с тревогой подумал Мерецков. — Там скопилось немало белогвардейцев, и они могут ударить нам в тыл!» Не мешкая Кирилл Афанасьевич направил туда группу бойцов, о чём доложил Говоркову. Тот смутился, даже покраснел.

— Увлёкся боем, понимаешь, а левый фланг забыл. — Он пожал Мерецкову руку. — У тебя, комиссар, глаз острый и башка здорово кумекает.

— Что с Юдиным? — спросил Кирилл Афанасьевич.

— Убит осколком снаряда, его уже похоронили.

— Для нас большая потеря…

Бои нарастали с каждым днём, и вскоре случилось то, чего Мерецков никак не ожидал. После недолгой передышке отряд Говоркова вновь пошёл в наступление. На этот раз офицерские батальоны белых оказали упорное сопротивление. Бойцы залегли под вражеским огнём, их трудно было поднять в атаку. Тогда Говорков встал впереди отряда в полный рост, а сзади себя поставил комиссара Мерецкова и знаменосца. По его команде бойцы запели «Вихри враждебные веют над нами…», и отряд ринулся на врага. Уже перед окопами, в которых засели белые, Говорков вдруг покачнулся, крикнул: «Кирилл!» — и упал. Мерецков подскочил к нему. У Говоркова из головы сочилась кровь. Он лежал на спине и глядел куда-то в синее небо, его лицо стало жёлтым, как маска. Мерецков приподнял его за голову.

— Фёдор, что с тобой? — закричал он.

Но Говорков не шевелился. Убит… Сердце у Мерецкова сдавило, словно тисками. Он очнулся от истошного крика знаменосца:

— Товарищ комиссар, белые пошли в психическую атаку!..

«Огонь врага всё сильнее, — вспоминал этот рисковый эпизод Кирилл Афанасьевич. — Что делать? Отступать? Зарываться в землю? Идти дальше? Бойцы смотрят на меня, кое-кто уже ложится на землю. Я закричал и побежал к железнодорожной насыпи. Оглянулся — все бегут за мной, вроде бы никто не отстаёт. У насыпи залегли. Подползли ко мне ротные, спрашивают: „Товарищ комиссар, окапываться или мы тут недолго?“ Я оглянулся как бы по инерции, но Говоркова уже не видел. Медлить в этот момент было нельзя. Вспомнив уроки Говоркова, поставил ротным задачу, затем сказал: „Как встану, вот и сигнал. Атакуем дальше…“ Только мы поднялись, вижу, навстречу бегут золотопогонники со штыками наперевес, рты раскрыты, а крика из-за стрельбы не слышно. Сошлись врукопашную. Я расстрелял всю обойму во вражеских пулемётчиков. Пулемёт замолчал, а позади него вскочил с винтовкой в руке солдат. Успеет выстрелить — конец мне. Прыгнул я через щиток максима, чтобы ударить врага рукояткой маузера в лицо, и зацепился ногой. Падая, успел заметить, как тот взмахнул прикладом, и я почувствовал сильный удар в затылок. Потом — туман… Очнулся на полке в санитарном поезде. Значит, жив!..»

Казань наши войска освободили. Раненого Мерецкова поездом доставили в Судогду и положили в больницу. Почти два месяца лечили его доктора, а в день выписки он попросил секретаря укома РКП(б) откомандировать его в действующую армию. Мерецкова отговаривали и секретарь, и губернский военный комиссар, но он был непреклонен. В конце концов в Судогдский уездный комитет поступила телеграмма о направлении «комиссара Мерецкова Кирилла Афанасьевича в Военную академию Генерального штаба для получения систематического военного образования».

3

Прибыл Мерецков на учёбу в Академию Генерального штаба в начале ноября 1918 года. (Сейчас это высшее учебное заведение называется иначе — Военная академия имени М. В. Фрунзе, а современная Академия Генштаба была создана позже, в 1936 году. — А. 3.) Проучился Кирилл в ней полгода, а в мае 1919 года в связи с обострившейся обстановкой на фронтах Гражданской войны группу слушателей первого года обучения, уже побывавших в боях, снова направили на фронт. Майским днём, когда всё вокруг цвело и благоухало, Мерецков прибыл в штаб Южного фронта, которым командовал Владимир Михайлович Гиттис[7]. Мерецков слышал о нём немало добрых слов. Будущий советский военачальник, командир корпуса в Гражданскую войну, он недавно принял под свою опеку Южный фронт. Гиттис произвёл на Мерецкова хорошее впечатление. Однако, когда его провели к командующему в кабинет, он вначале смутился, увидев перед собой видного военачальника. А Гиттис улыбнулся и спросил:

— Кто вы? Я слушаю! — Он подошёл к Мерецкову так близко, что тот увидел в его карих глазах лучики. От них веяло теплотой.

Уже не смущаясь, Кирилл Афанасьевич доложил, что он слушатель Академии Генерального штаба первого года обучения, прибыл на Южный фронт в распоряжение командующего 9-й армией.

— Слушатель Генштаба? — переспросил Гиттис. Был он высок ростом, строен, смуглолиц, смотрел доверчиво и скромно. — В боях бывали?