— Уже придумал, как назовёшь своё творение? — продолжил старый алхимик. — У меня самого всегда были проблемы с этим, а потому всегда старался выдумать нечто простое и элементарное. Судя по Мерцанию, ты уже понимаешь, что мне нравится простой и прямой подход.
На моём лице появилась лёгкая улыбка. Придумать чему-то хорошее имя действительно было не самой простой задачей, однако я находил некое удовольствие в этом, а потому уже давно размышлял над вариантами.
— Ну, пусть будет «зелёная аморфная колония», сокращённо «З.А.К.». Что-то столь разумное и перспективное заслуживает настоящее имя, и подобное вполне подходит, как мне кажется.
Слизь, разумеется, никак не отреагировала на мои слова и просто продолжила растворять цветок внутри себя, отчего она временно приобрела пурпурный оттенок, но я уже не обращал на неё внимания. Закрыв её обитель стеклянной пластиной, я начал помогать своему наставнику расставлять все колбы, что он явно принёс с ближайшего рынка Зауна.
— Кстати, а что слышно в городе? — начал я задавать вопросы, чтобы скрасить элементарный труд. — Не слышно, как прошла атака Вандера? Я нитроглицерин сверхкрупными порциями ему месяцами таскал, они точно его для чего-то крупного использовали…
— Восстание уже закончилось, — слегка махнув рукой, ответил учёный. — Вандер наконец-то бросил свои детские попытки достать совет, отчего распустил остатки своих людей и расформировал свою банду. Как и многие прочие революции до него, эта умерла тихо и незаметно, просто утонув в собственной крови.
— В каком смысле «закончилось»? Они же совсем недавно планировали наконец-то взорвать тот мост, что соединяет города и атаковать затем порт? Что произошло? Как война вообще может просто так закончиться? — нахмурившись, спросил я, даже не до конца осознавая его слова. Слишком уж они казались сюрреалистичными и невозможными.
Конечно, все эти проблемы восстания, к счастью, обошли меня стороной, вот только всё равно невероятно странно слышать нечто подобное, когда вся моя жизнь здесь была связана с готовящейся войной против элит. Как можно просто взять и бросить всё это?
Пусть я и не встречал Вандера лично, но тот же Силко никогда бы не бросил свою вендетту против торговых семей, заправлявших всем Пилтовером, а соответственно и Зауном. По одному его взгляду было видно, что он человек идеи, готовый сражаться за ней до последнего вздоха, лишь бы добиться свободы Нижнего города от цепей стоящих на вершине.
А потому просто бросить? Это не только выглядело безумно странно и вызывало целую волну вопросов, но и откровенно разочаровывало. Столько людей, столько жертв — и в результате ничего?
— Люди осознали, что они полнейшие дураки, и что на настоящей войне умирают настоящие люди — вот что произошло. Как рассказывали мои осведомители, Вандер сбросил свои железные перчатки, после того как большую часть его армии расстреляли на том мосту, как свиней, после чего оставшихся добили с помощью динамита. Либо Пилтоверцы собрали эти образцы со всех неудавшихся попыток врагов взорвать их дома, либо просто мои бывшие коллеги наконец-то включились в дело и их заставили разработать аналог вещества для торговых домов. Всё-таки, пусть твоё открытие гениально, но мой наставник также является обладателем блестящего ума. Потраченного и скованного страхами прошлого, но всё равно невероятного в своих возможностях, — холодным тоном, лишённым эмоций, деловито произнёс старый алхимик, в это же время сравнивавший два схожих реагента по их цвету.
Я же от столь шокирующей новости, высказанной настолько привычным тоном ненадолго замер, прекратив работать. Синджед мигом это заметил, отчего слегка покачал головой и начал детальнее объяснять свои слова:
— Знаешь, сколько уже было подобных «революций»? — с печальной усмешкой спросил алхимик, расставляя купленные реагенты по полкам. — В Зауне есть большая проблема с сохранением уроков истории, а потому местные обречены повторять их из раза в раз. Чувствуя на себе всю бесконечную алчность владык Верхнего города, каждое поколение пытается взять на себя роль великих повстанцев, что принесут спокойствие, независимость и свободу от гнёта вместе с ещё десятками прочих красивых слов. Вот только каждый раз повторяется одно и то же — агрессивное большинство становиться раздавлено успешным меньшинством, обладавшем настоящей силой пороха и поддержкой торговых союзников из прочих стран. У Нижнего города нет и шанса на победу, так как если бы совет Пилтовера захотел, им стоило бы только переключить систему вентиляции или открыть дамбу, чтобы стереть каждого Заунита с лица земли, но они это не сделают, так как в этом случае получать огромный удар по репутации и потеряют рабочих для своих заводов и шахт. Вот только если кто-то начнёт угрожать их семьям и жизням, даже подобные потери окажутся вполне допустимыми…
Синджед выставил последние бутылки самостоятельно, после чего закрыл полку и закрыл её на замок. После этого он повернулся ко мне, ненадолго посмотрев прямо в глаза, после чего тяжело выдохнул и направился в сторону к самым большим колбам.
— …Именно поэтому у меня и не было желания вмешиваться в дела Силко и лично брать флаг революции в руки. В этом просто нет смысла, так как подобное восстание Заунитов случалось в прошлом и обязательно случится в будущем, так как корень проблемы никто не уберёт. Имена восставших все забудут, будто бы их никогда не было, пока новые короли преступного мира Нижнего города будут собирать силы, чтобы вновь ударить по заклятому противнику, эксплуатировавшему народ Зауна что сто лет назад, что сейчас. Ничто не изменится, пока не найдётся кардинальный способ встряхнуть положение в двух городах. А потому у нас двоих куда больше шансов добиться успеха и стать кем-то, кого запомнят на века вперёд, чем даже у самого крупного и безжалостного местечкового бандита. Мы добьёмся своих целей, но принесём куда меньше жертв.
Подойдя вплотную к самому большому баку, он коснулся его холодной поверхности, что сияла от зелёных химикатов внутри бака. Большая пурпурная рептилия, к которой были присоединены десятки трубок, качавших тёмно-фиолетовую кровь, мирно спала внутри и наконец-то перестала испытывать вечную боль. Представительница одной очень любопытной мутации больше не смеялась и не играла, застряв в вечном сне.
Я отводил взгляд каждый раз, как смотрел в сторону нашего «творения», которое было единственным решением, позволившем спасти Рио от более ужасной участи умереть в мучениях. Наш синтезированный анестетик держал её в неком подобие коме, лишённой боли, и позволял нам получать редчайший и невероятно чистый образец Мерцания, превосходивший все прочие образцы.
Подобное решение никому бы не понравилось, но какой у нас был выбор? Просто дав Рио умереть, мы лишились бы главной надежды разобраться в устройстве Мерцания до нашей старости, а также возможности начать реализовывать эксперименты уже сейчас. Аморальное же решение позволяло двинуть науку и тем самым спасти в перспективе куда больше людей.
Сложные выборы всегда оставались неприятным грузом на душе, но в прошлой жизни я уже множество раз принимал решение в сторону чего-то не этичного, но эффективного, а потому и сейчас, когда каждый шаг напоминал об уже одной несправедливости жизни, я смирился с подобным исходом. Нужно было просто очистить голову от любых чувств и настроиться на решение задач, чего бы это не стоило. В конце концов, все жертвы будут оправданы.
.
Как и во всякий другой день, Заун был одновременно разговорчив и полон жизни, так и мрачен из-за сгустившегося смога и дыма. Все жители вели себя будто бы ничего и не произошло, и одна из крупнейших группировок города недавно не потеряла всё, распавшись на части, забрав с собой тысячи людей с обеих сторон конфликта. Нижний город привык терять людей, и даже массовые катастрофы не являлись причиной для местных остановить своё бесконечное движение.
Смерть революции произошла не столько из-за крупной потери среди их рядов, сколько из-за раскола на самом верху. Два лидера банды, так близко подошедших к получению независимости, с детства несли мечту о свободном Зауне, где никто не будет проходить их тяжёлые испытания. Силко и Вандер мечтали об одном, но их подходы к делу различались кардинально.
Они не были кровными братьями, однако общая работа в тёмных глубинах шахт, а также долгие годы совместного построения целой армии, готовой зубами вырвать себе свободу. Они считали, что будут друзьями и соратниками до своей смерти, однако жизнь способна преподнести сюрпризы.
Силко пытался сделать хотя бы один вдох, пока крепкие руки Вандера погружали его глубоко в токсичные воды одной из многих рек, разделявших Пилтовер и Заун. Химикаты проникали в его открытые раны и практически выдавленный глаз, вызывая невероятное и мучительное жжение.
Его конечности били по бывшему лучшему другу, однако чемпион подпольных боёв, ставший символом революции, был слишком крепок, чтобы заметить их, отчего спокойно продолжал топить свою бывшую правую руку. Холодные остатки трупов его друзей и подруг, с которыми он вырос и которым обещал победу со свободой, лежали позади него, оставленные на корм диким животным. В его банде уже даже не было столько людей, чтобы убрать последствия всей прошедшей бойни, ставшей куда более кровавой, чем любой мог представить.
Стая Вандера всегда состояла из готовых на всё бойцов, которые как и их лидер, были известны своей безжалостностью, вот только у любого есть пределы, и пока Силко не был готов остановиться даже после всего произошедшего, Вандер собирался закончить всё раз и навсегда, остановив круг насилия жёстким способом — бывший чемпион хорошо знал Силко, а потому понимал, что есть лишь единственный способ, которым его можно остановить от будущих кровопролитий.
Мозг Силко с каждой секундой всё сильнее погружался во тьму, и даже воля профессионального преступника не могла справиться с реальностью. За мгновение до того, как он окончательно бы отправился в мир иной, Вандер отпустил его, как только тонкая рука уже одноглазого мужчина достала кинжал на поясе бывшего боксёра и нанесла несколько ударов в его печень. Кровь крепкого и высокого мужчины слилась с отходами в воде, пока сам великан припал от боли.