Родителям Виктора повезло куда меньше, чем ему, так как они остались догнивать там — конечно, с туберкулёзом им и так не долго оставалось жить на этом свете, но кончина всё равно не из тех, которую бы кто-то пожелал. Даже могилы не было — лишь закрытый район со слизью, куда никто не решался войти из-за смертельно опасных испарений и криков боли существ, всё пытавшихся поддерживать иллюзию старой жизни.
Это была великая трагедия, так как даже если не учесть всех пострадавших в результате катастрофы и в муках умерших уже недели спустя, на этом список смертей не оканчивался. Один маленький мальчик так и не пришёл в себя, так как вместо него глаза открыл уже совершенно другой разумный, родившийся из галлюциногенных вспышек, вызванных химикатом. Не самое приятное описание, но порой нужно уметь просто принимать реальность.
Первое движение нового существа стало заметно спустя несколько часов бессознательности. С непрекращающимся звоном в голове, болью по всему телу и обжигающему горло смогом, что отравлял любое живое существо в Зауне, я медленно открыл глаза и попытался встать, вот только долгий голод и обезвоживание также не стали приятным дополнением моей травмы, из-за которой даже после пробуждения мысли не могли собраться воедино и рассыпались в простейшие кусочки информации в процессе.
Онемение охватило тело нерушимой цепью, отчего разум ещё сильнее погрузился в море паники. Слишком уж дикой и уродливой казалась реальность передо мной, чтобы считать её чем-то настоящим, а не выдумкой мальчика, всё ещё сохранившихся в моём сознании и подкидывавшем воспоминания в костёр волнений. А потому любые попытки думать ещё сильнее неслись на дно разума, поднимая наверх лишь дикие желания как можно скорее найти место получше.
Честно говоря, первое время, пока тело всё ещё находился не под моим контролем, я даже думал, что оказался в самом настоящем аду, где обречён получать возмездие за все свои грехи. И подобные мысли остались у меня даже после того, как удалось всё-таки пошевелить пальцами и медленно вернуть контроль над телом. Память мальчика вспыхивала обжигающими образами, с каждым разом принося всё больше сомнений и страхов, исчезавших как только моя голова вновь и вновь отключалась от появившейся горячки и бреда.
В следующий раз я пришёл в сознание через несколько часов, и вот это воспоминание пламенем выжглось на стенках моего разума. У меня тогда даже времени раздумать над всем безумием не было, так как пришлось вскоре собрать все свои силы и попытаться хоть что-то сделать с ужасающим воздухом, что жёг лёгкие и не позволял заняться чем-либо другим. Неостановимое желание жить выгоняло из головы все прочие мысли, оставляя одну горящую цель.
Чудом подняв голову, мне удалось осмотреться среди просторов тёмного помещения и быстро определить всё нужное. Меня занесли в какую-то общую комнату местного бара, а потому там имелись хоть какие-то возможности смастерить самую примитивную маску для защиты дыхания.
Первая попытка подняться отдалась лишь острой болью в правой ноге, вызвавшей в придачу «чудесную» судорогу, однако благодаря валявшейся рядом палке, принесённой кем-то из самых ответственных спасителей, мне удалось кое-как встать и даже двинуться решать проблему как настоящий человек науки, коим я когда-то был. Паника всё ещё двигала мной, однако боль и проклятый воздух лишь подгоняли меня вперёд.
До всего этого безумия я был, без лишней скромности, великим человеком, а потому даже в критической ситуации нашёл решение. Всё-таки отличный специалист по молекулярной биологии, генетике и генной инженерии с несколькими научными достижениями в области, не мог не разбираться в базовой химии и элементарной безопасности жизнедеятельности. И даже если это всё было лишь бредом мальчика, навыки оставались моей последней гордостью.
В тот момент я работал с энтузиазмом, невиданным никогда ранее. Глаза прекратили следить за неважными детали, и сфокусировались лишь на полезных материалах, разбросанных тут и там, что могли спасти мне жизнь. План появился столь же быстро, пусть и вышел довольно шероховатым из-за всех обстоятельств.
Да, простая кожаная маска-противогаз с измельчённым в порошок древесным углём являлась довольно примитивной вещицей для моего уровня и точно бесполезной в долгосрочной перспективе, однако сейчас не приходилось выбирать и голова не могла придумать что-то получше.
И так все материалы получил лишь под хмурым взглядом двухметрового великана со стальными перчатками на руках, отчего действовал на опережение с самим временем.
Для начала без особых проблем выкроил стареньким ножом валявшийся на какой-то полке кусок кожи, после чего стремительно вырезал кармашек для фильтра с элементарными дырками по краям для ушей, а затем истолок единственную вещь, хотя бы отдалённо подходящую для фильтра — несколько кусков древесного угля, что уже давно догорели в далёком камине, который окружили несколько бездомных с поражённой кислотой кожей. Пройти мимо них не составляло проблемой — все и так уже сдохли, просто лежа в одной кучке.
Мои руки дрожали, а голова с каждой секундой замутнялась всё сильнее, однако я старался держаться на ногах любой ценой, сжав зубы до скрипа и держась на последних остатках воли. Ну и ещё старался балансировать на одной ноге, так как вторая хоть и поддерживала мою бодрость постоянными вспышками боли, но также не позволяла полностью сосредоточиться на деле.
Вот только в конце концов я победил и добился триумфа. И не было во всей моей жизни более приятного момента, когда я понял, что преуспел. Стоило мне только нацепить её и отойти в более-менее чистый угол, как получилось сделать первый нормальный вдох. — частично очищенный кислород наполнял кровь и проводил в чувство все полумёртвые системы жизнедеятельности.
Разум также прояснялся, и на месте паники приходило отчаяние с размышлениями насчёт прочих проблем. И не выдержав резкого скачка мыслей, я просто опёрся об стену и опустился на пол. Все столы и стулья уже были заняты другими детьми и женщинами, а потому другой выход отсутствовал.
Мой взгляд словно перестала покрывать странная пелена, отчего мне удалось нормально рассмотреть место вокруг — грязный и довольно примитивный бар, заставленный плоховастыми деревянными столами, какими-то старинными масляными лампами, едва освещавших место, и ещё десятками детей с раненными семьями, что переживали здесь последствия одной ошибка на химическом заводе.
Спустя ещё минуту организм резко вспомнил про безумный голод с иссушающей жаждой, но с этим здесь было проще — в баре всем детям, большая часть из которых ещё была без сознания, раздавали воду и серое подобие каши. Одновременно пересоленную и безвкусную, с комками и чем-то твёрдым плавающем под всем месиво, но всё равно тем, что утолило голод. Воду с неестественным металлическим вкусом даже не упоминал — уверен, лучшего здесь в принципе не найти.
А мне тогда требовалось хорошо подумать над тем, что вообще произошло, и почему мой разум имеет очень заметную чёрную область — момент между попаданием этой проклятой капли на Виктора, и одной единственной капли нитроглицерина, что отправила меня в мир иной из-за нарушения правил безопасности. Всего одна секунда — и две жизни закончились быстрее, чем можно было осознать. Вспышка взрыва или резкое отключение лобной доли — по крайней мере могу с уверенностью сказать, что ушёл с красками.
Моя голова трещала от разных воспоминаний, которых раньше точно не было. Конечно, большая часть из них принадлежала учёному из куда более приятного места, однако и в них тоже имелись пробелы. Всё-таки, я был не самым молодым человеком, и серебряная седина уже начала покрывать мою голову, отчего многие события из детства оказались уже давно потеряны.
Пришлось закрыть глаза и начать медленно дышать, чтобы прийти в чувство и начать «вспоминать» нечто, чего никогда не знал. Для этого процесса даже делать ничего не нужно было — разум словно бы сам подпихивал воспоминания, предлагая ознакомиться с «багажом». В любом случае материала было не особо много, учитывая возраст ребёнка.
Краски чужих воспоминаний мигом заполняли мой разум, заменяя редкие вспышки из жизни умного, но безусловно не самого везучего мальчика. Родившегося в странном городе Зауна, что полностью состоял из трущоб, гетто, шахт и проклятых заводов, где не было и намёка на защиту жизней рабочих, не говоря уже об окружающей среде. Зелёный туман и грязные воды уже стали символом города, а потому никто не заморачивался и не задумывался, почему солнце не было видно за зелёным смогом.
Родители Виктора работали на самой ближайшей карьере, где сотни людей добывали какие-то металлы. Отец был самым простым горняком, а мать работала кем-то вроде помощницы бригадира, что вела учёт и оформляла все бумаги.
Виктор не знал истории их любви, однако по глазам видел, что это искренние и самые настоящие чувства, о которых писали классики. Два бедных человека нашли счастье в друг дружке, и чём-то общем и удивительно светлом для этого места — собственном сыне.
Несмотря на место своего рождения, они все старались поддерживать образ здоровой и крепкой семьи, где бедность материальную замещало духовно богатство в виде общих ужинов, рассказывания слухов и легенд Зауна маленькому мальчику, и обучению его важным основах верной дружбы и принятия окружающих. Даже уроки заботы об окружающих имелись, чего вообще было трудно представить в месте вроде Зауна.
И даже концовка у парочки жизни оказалась в духи старинных поэм — оба подхватили «болезнь романтиков», после чего умерли в один день. Мрачная сказка Нижнего города, концовку которой ещё можно считать вполне положительной, так как их страдания уже прекратились. Многие выжившие с радостью поменялись бы с ними местами, если бы имели достаточно духа.
Остальные мои знания были немногочисленны, но всё равно невероятно полезны. Виктор был умным парнем, а потому уже хорошо владел языком, а также кое-как разбирался в устоях этого города.